— Он пошел посмотреть, что за шум на улице, а я осталась одна, испугалась и зашла в одну из комнат, она оказалась подсобкой, — и я в точности описала ту комнату, в которой мы прятались с Макаровым все то время, в течение которого продолжался шмон.

Слюсаренко выспрашивал у меня каждую деталь, каждый шаг. Но я честно рассказывала мужчине все, забывая только о соседстве с Германом и его необузданной страсти, а так же собственном отклике на его призыв.

Я запретила себе даже думать о том, что была не одна в той злополучной комнате. Виталий допрашивал меня долго, все время пытаясь поймать на противоречиях. У меня даже язык начал заплетаться от усталости.

На улице начался заниматься рассвет, а меня все пытались вывести на чистую воду, хорошо хоть волосы отпустили. Однако надо отдать мне должное, молчала я, как партизан, не признавшись ни в чем.

— Ладно, так и быть. Поверю тебе в этот раз, — Слюсаренко к концу разговора стал заметно добрее. — Из-за тебя я жене соврал, что меня задержали в полицейском участке до выяснения всех обстоятельств, — поведал мне мужчина, исподлобья взирая на меня. — А мне, между прочим, сегодня на заседание надо.

Можно подумать я была виновата во всех его злоключениях. Однако благоразумно о том промолчала.

— Тут в шкафу свежая рубашка есть. Я ее выстирала и погладила, — заглядывая в глаза мужчине, сообщила для того, чтобы увести разговор со скользкой темы.

— Уж не замуж ты метишь? — зло спросил у меня Слюсаренко. — Даже не думай, я с женой из-за какой-то курвы разводиться не буду, хоть у нее и славная задница.

Меня до глубины души обидело оскорбление, произнесенное мужчиной. Но я даже и виду не подала, продолжая мило улыбаться и чувствуя, что маска начала жать лицо и грозила начать трескаться по швам.

— Больно надо за тебя замуж, пусть благоверная тебе носки штопает, — буркнула я, не ожидая того, что мужчина переменится в лице, которое перекосило от ярости.

— Считаешь ниже своего достоинства? Все хотят, а ты нет? — вдруг ни с того, ни с сего завелся мужчина.

Если бы я знала, что случится подобное, то обязательно промолчала. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Виталий, я не это имела в виду, — начала оправдываться. — Ты же сам сказал, чтобы я даже не думала, — не знала, как загладить свою оплошность.

Однако мужчина все больше и больше разъярялся. Ухватил меня за руку и поволок в спальню. Я даже пикнуть не смогла, лишь следом телепалась, как собачонка на привязи.

— Мало ли что я сказал, — буйствовал Слюсаренко. — Раздевайся, — продолжил орать, как сумасшедший

— Зачем? — воскликнула в полном недоумении. Я не могла представить, что в таком состоянии Виталий пожелает заняться сексом.

— Трахать тебя буду. А зачем еще ты мне нужна, шалава подзаборная? — ярился мужчина.

— Виталий, я…, - однако мне даже слова сказать не дали.

Удар по лицу был настолько неожиданным, что я даже закрыться не успела. Щеку обожгло жаром.

— Раздевайся, шлюха, — мужчина уже орал. — Или еще хочешь?

В подобном состоянии я Виталия не видела, разве что в день, когда его встретила впервые. Тогда у него точно так же сияли нездоровым блеском глаза, и подергивалась щека. Все то время, в течение которого я была его любовницей, мужчина был достаточно милым, если можно так сказать о Слюсаренко. В этот миг он явно пребывал в бешенстве.

Что делать? Раздеться или нет? Так ведь убьет же.

Я медленно начала расстегивать платье.

— Быстрее, — поторопил меня мужчина, благо хоть больше не ударил.

Я скинула с себя платье, оставшись в белье, чулках и туфлях.

— Все снимай. Догола, — в глазах Слюсаренко я видела нетерпение… и ожидание чего-то еще.

Пришлось в спешке стягивать с себя все остальное. Мужчина следил за мной, не отрывая взгляда.

— Подай мне чулок, — приказал мужчина.

Я исполнила, боясь даже предположить, для чего он ему нужен.

— Вытяни руки, — ревел Слюсаренко, разве что не брызгая слюной.

— З-зачем? — вот теперь мне стало по-настоящему страшно.

— Вытяни, я сказал, — словно в замедленной съемке сделала что мне приказали.

Мужчина быстро обмотал чулком обе мои руки, связав их вместе. Отчего я сразу же почувствовала свою беспомощность.

— Что ты хочешь? — испуганно поинтересовалась. Теперь я ожидала от мужчины всего чего угодно.

— Я же сказал, трахать тебя буду. А ты что подумала? — недобро произнес мужчина, толкая меня в плечо к кровати. — Ты свою позу знаешь.

***

Хлопнула дверь, извещающая о том, что Слюсаренко ушел. Я лежала на кровати, свернувшись калачиком. Запястья до сих пор горели, хоть на них уже не было ничего. В сердце зияла пустота, ощущение холода сковало все тело. Шевелиться не хотелось, хотя, если бы кто укрыл меня, то я бы не отказалась от заботы. Вот только не кому было. В квартире я была одна.

Сегодня я узнала в полной мере темную сторону Слюсаренко, а ведь по глупости своей думала, что за то время, что была с ним, изучила вдоль и поперек. Оказалось, что нет. Даже ненароком радовалась, что от меня практически ничего не требуется, только лишь сопровождать мужчину и время от времени терпеть его грубые поползновения. Выяснилось, что это были только цветочки, так называемая вершина айсберга. А под толщей воды скрывается лютый зверь, которому я сама вручила ключи от собственного тела, и который норовит добраться до души.

Между ног до сих пор зудело. Сегодня Слюсаренко был не просто груб, он был жесток, при этом, чем грубее себя вел, тем больше получал удовольствия, и я боялась, что это только начало.

Да что же ко мне так притягивает насильников и садистов, неужели на мне медом намазано, что они слетаются ко мне как мухи на сладкое? Может быть, во мне что-то не так? Может, я сама провоцирую в отношении себя подобное поведение? Ведь же живут другие женщины со своими партнерами и горя не знают, а у меня все через пень колоду.

Слез не было. Звенящая пустота внутри не давала прорваться эмоциям, она душила, я их изо всех сил пыталась с нею бороться, вот только сил было слишком мало.

Следовало что-то сделать и не дать себе скатиться в черную бездну депрессии. Иначе конец. Я еле-еле заставила себя пошевелить рукой, потом второй, подняться с кровати и доползти до ванной комнаты, где принять душ, чтобы смыть с себя весь тот ужас, который творил с моим телом Виталий.

Говорят, что любая история повторяется. Якобы в первый раз она происходит как трагедия, а второй раз, будто фарс. В моем же случае история с Игорем была трагедией, но история со Слюсаренко это настоящая катастрофа. Катастрофа всей моей жизни. И я уже сделала несколько шагов по пути к ее эпицентру. Этот меня просто так не отпустит. Виталий не Игорь, тем более Слюсаренко заметил ко мне интерес со стороны Макарова. Теперь я была костью раздора меж двух мужчин.

Меня не смогли уличить в измене, но за нее наказали настолько сильно, что я еще несколько дней нормально не сяду, а запястья рук придется прятать под длинными рукавами.

Вода текла, смывая с меня бессилие и глухую ярость, чужую злобу и слепое бешенство. Вода помогала прийти в себя, начать здраво мыслить и искать выход из положения, стараться спрятать в дальний угол памяти события последних часов. Я не хотела их забывать, а лишь на время припрятать, чтобы при необходимости извлечь из памяти, встряхнуть и вспомнить, как только что пережитое.

Теперь я могла сказать с уверенностью, что знала о Слюсаренко практически все. И это осознание заставляло замирать, но в то же время думать дальше.

Я усмехнулась, подставляя ладошки под бегущие струи воды. Иногда даже слабость может быть оружием. И я, слабая женщина, собиралась это доказать.

С трудом вытерлась насухо огромным полотенцем, едва промокая волосы. Сушить их не было сил. Я решила, что если не заболею за ночь, улегшись спать с мокрыми волосами, и не умру от воспаления легких, то со мной все будет хорошо.

Я вспомнила довольное лицо Слюсаренко, когда он уходил, это придало мне сил и заставило двигаться гораздо быстрее. Все же ненависть не всегда негативное и разрушающее чувство, иногда оно является двигателем жизни.

Проснулась я поздно вечером. Вначале долго не могла уснуть, все думы одолевали, а потом все же это мне удалось, правда, снились какие-то кошмары. Как будто кто-то за мной гнался, поймал, я пыталась убежать, но только чем больше попыток я делала, тем сильнее путы сковывали меня. Состояние после сна было разбитым донельзя. Все же не стоит ложиться спать днем, пусть и после бессонной ночи.

Я с трудом поднялась с кровати и прошлепала до ванной комнаты. В зеркале я увидела вместо волос у себя на голове воронье гнездо. Выдрав порядочный клок из шевелюры, все же сумела расчесаться и завязать волосы в хвост. С черными волосами, бледным лицом и опухшими глазами напоминала себе чем-то монашенку, мне еще не хватало черного одеяния для довершения образа. Правда, меня вряд ли бы взяли в невесты для бога, потому как ничего праведного во мне точно не наблюдалось.

Желудок недвусмысленно просигналил о необходимости что-нибудь перекусить. Пришлось его послушать и отправиться в кухню. После инспекции холодильника я поняла, что ничего съестного из того, чтобы я хотела съесть, у меня нет. Отсюда следовал вывод: надо было либо идти в магазин за продуктами, либо отправляться куда-нибудь в пункты общественного питания. Недолго подумав, выбрала второе. Одной в квартире было крайне одиноко. Хотелось в люди. Не то чтобы мне хотелось человеческого общения, скорее присутствия рядом. Мне требовалось увидеть жизнь, а не замыкаться в себе и на своих проблемах.

Слюсаренко сегодня ожидать не стоило, он перед уходом меня предупредил, что в принципе было на него не похоже. Но с учетом его довольного состояния, от мужчины можно было ожидать всего чего угодно.

Кроме того, я желала нанести материальный вред депутату, немного потратив наличности, которую он так щедро мне оставил на тумбочке. Я с ненавистью посмотрела на стопку денег, лежащих рядом с кроватью, когда зашла в комнату для того, чтобы одеться. Говорят, что деньги не пахнут. Пахнут. Еще и как. Кровью. Болью. Страданиями. Вот чем от них буквально смердит.

Одежду я выбрала подходящую под настроение — черную. Глядя на себя после облачения, усмехнулась, как будто на похороны собралась. Черные брюки, такого же цвета блуза, лишь ремешок и туфли были ярко красного цвета, чтобы не совсем быть похожей на приверженку готов.

Быстро собрав сумочку, кинув в нее деньги и телефон, я отправилась на прогулку. Слюсаренко, оказался крайне пронырливым парнем, забрав мои личные вещи со стола ресторана. Оттого и бесило его, что не мог до меня дозвониться. Потому и поверил на слово. Воспоминания о присутствии Виталия в моей жизни заставили содрогнуться всем телом. Следовало подумать, как жить дальше.

Я только лишь ступила на тротуар, как рядом со мной раздался сигнал автомобиля. Резко повернула голову, ища источник звука. Им оказался огромный внедорожник, припаркованный недалеко от моего подъезда. Я вначале подумала, что это Слюсареко решил еще раз меня навестить, но тут же себя одернула, машина была не его. За темными стеклами было трудно различить, кто сидит за рулем. Я решила, что раз машина не Виталия, то и не стоит волноваться по поводу автомобиля. Однако стоило мне только о том подумать, как дверь машины распахнулась, и оттуда вылез … Макаров. Причем мужчина выглядел грозно, брови сошлись на переносице, взгляд тяжелый. Таким только гвозди заколачивать. Или кого-нибудь убивать.

Например, меня.

— Садись в машину, — без приветствия рыкнул мужчина. Чуть не подпрыгнула от страха.

— Да, я…, - у меня слов не нашлось, все вылетели в неизвестном направлении.

— Мне тебя силой заставлять? Хочешь, чтобы все соседи увидели и узнали? — от мужчины исходили волны нетерпения. Он явно не бросал слова на ветер. Почему-то была уверена, что даже если я побегу, то Герман все равно меня догонит. Такой не может не догнать.

— Хорошо, — буквально кожей ощущала, что стоит мне помедлить всего лишь минутку, как Макаров все решит по-своему.

Взгляд стальных глаз прожигал меня насквозь, пока шла до машины. За мной следили пристально, не отрываясь до тех пор, пока не подошла до железного монстра. Помедлила, не зная что делать дальше. Макаров нахмурил брови, как бы понуждая к действию.

Дверь мне, естественно, никто не открыл. Не барское это дело двери дамам распахивать. Я про себя усмехнулась, что не осталось не замеченным мужчиной.