– Послушай и рассуди сама, ma ch?re! – Владимир Илларионович как-то странно посмотрел на супругу и слегка подрагивающим голосом прочитал: – «Вчера в больнице для бедных Сан-Мартин скончалась от чахотки Алина Шуазель, вдова виконта де Шуазеля, проигравшего все свое состояние пять лет назад всего за одну ночь и найденного вскоре убитым в сточной канаве в пригороде Парижа. По слухам, бывшая виконтесса некоторое время пребывала в содержанках у герцога де Жуассье, но после его гибели на дуэли влачила нищенское существование, подрабатывая в притоне мадам Жюстин, более известной как Кривая Жю».

– О господи! Неужто Алина? – вскрикнула княгиня и перекрестилась.

Князь задумчиво посмотрел на жену.

– Воистину говорится: «Не твори зло, и не воздастся тебе за него сторицей!»

Зинаида Львовна взяла газету, но читать не стала, лишь подержала в руках и отложила в сторону.

– Бедная девочка! Металась, искала, надеялась, а в итоге – жалкая лечебница и безвестная могила... – Она вновь перекрестилась и решительно произнесла: – Я считаю, нам следует нанять человека, который будет приглядывать за ее могилой...

– Ох, матушка, матушка, – покачал головой князь, – воля, конечно, твоя, но все же не следует забывать, сколько горя мы испытали по вине этой девицы.

– Жизнь наказала ее сполна, – княгиня вытерла платочком набежавшие на глаза слезы, – и я уверена, что она не единожды покаялась в содеянном.

Князь со скептической усмешкой на устах посмотрел на супругу, покачал головой, но спорить не стал и вновь углубился теперь уже в местную газету. Но уже через пять минут Владимир Илларионович опять поднял голову над газетным листом. На этот раз его усы сердито топорщились, а глаза сверкали неприкрытым гневом.

– Ты только посмотри, дорогая, – старый князь пристально вгляделся в черные строки и даже заложил их пальцем, чтобы не потерять, – еще один американский миллионер соизволил пожаловать в наш городок для кратковременного отдыха и осмотра достопримечательностей. Этот денежный мешок, видите ли, путешествует вокруг света на своей личной яхте со всеми чадами и домочадцами. Местные журналисты – известные лизоблюды, как уж ни расписывают его яхту, прямо слюной исходят от восторга: красное дерево, слоновья кость, позолота, тьфу! – Владимир Илларионович в сердцах отбросил газету в сторону. – Будто не о чем больше писать! Уверен, в завтрашней газете с пеной у рта будут распинаться в подробностях, в каких туалетах была эта, как бишь ее, – он бросил быстрый взгляд в газету, – миссис Дайвер и какой сорт сигар курил ее дорогой супруг.

– Ты говоришь, они прибыли из Америки? – робко поинтересовалась Зинаида Львовна и пододвинула к себе газету. – Возможно, нам следует нанести им визит?..

– Нет, нет и еще раз нет! – сердито вскричал князь, вскочил на ноги и стал нервно ходить по террасе. – С меня довольно нашего последнего визита к этому толстому ублюдку, скотопромышленнику, как его звали? Мистер Чакл, кажется? Сколько высокомерия, наглости, неприкрытого хамства! Эти люди считают себя чуть ли не центром мироздания! Нет, матушка, и не проси, – поймал он умоляющий взгляд супруги, – все равно ничего они не знают ни про Митю, ни про Машу. Если им и удалось добраться до Америки, то это совсем не означает, что каждый американец должен быть теперь непременно с ними знаком. Какая ж это огромная страна, сколько народу там проживает! Да я, честно сказать, и не верю, что дождусь от них весточки. Ведь уже почти десять лет прошло, как Маша нас покинула. – Князь закашлялся, прижал руку к груди.

И княгиня поспешила к нему, обняла ласково за плечи и повела с террасы в комнаты виллы, которую Гагариновы купили в пятидесятом году, когда переселились в этот небольшой французский городок на берегу Средиземного моря, навсегда покинув Россию. Из последнего письма, полученного через Кузевановых, они знали, что Маша и Митя бежали из Терзи, но после этого их следы затерялись. И, самое главное, старшие Гагариновы боялись даже начинать поиски, не желая привлекать внимание к беглецам, если они все-таки остались живы. А надежд на это почти уже не осталось. Слишком много времени прошло, а ни от Мити, ни от Маши ни письма, ни короткой весточки... Надежда была на графа Бологовского, но тот умер в конце сорок девятого года. А еще один человек, барон фон Кальвиц, который, возможно, что-то и знал о Митиной и Машиной судьбе, до сих пор не вернулся из Амурской экспедиции...

– Барыня, – вырос внезапно перед ними лакей, – там вас арап здоровенный такой, страсть какой черный, требует, лопочет что-то по-своему, насколько я понял, приглашение какое-то лично вам в руки желает передать.

Подхватив юбки, Зинаида Львовна с быстротой, которую уже не замечала за собой лет тридцать, устремилась по лестнице вниз в вестибюль.

Огромного роста негр в морской, расшитой золотыми галунами форме взял под козырек и протянул ей украшенный затейливыми вензелями конверт. Зинаида Львовна вскрыла его и вынула лист великолепной бумаги, на котором на чистейшем русском языке было написано, что мистер Дайвер, глава судостроительной компании «Diver & Anthony», и его супруга миссис Дайвер желают видеть князя и княгиню на своей яхте «The Eagle» в любое удобное для них время.


Через час черная карета с фамильным гербом князей Гагариновых подъехала к причалу, у которого стояла белоснежная красавица яхта. С нее тут же спустили парадный трап. Князь под руку с княгиней поднялись на борт яхты в сопровождении чернокожего матроса и замерли в удивлении. Весь экипаж во главе с капитаном замер на палубе, вытянувшись по стойке «смирно».

Зинаида Львовна и Владимир Илларионович переглянулись удивленно, но, кроме молчаливо застывшего экипажа, их никто не встречал. Они посмотрели на своего провожатого. Ослепительно улыбнувшись, негр приложил руку к козырьку и следом протянул ее в приглашающем жесте в сторону корабельной надстройки. Поддерживая друг друга, Гагариновы медленно пошли по палубе по направлению к кают-компании: ноги по непонятной причине отказывались им служить.

Внезапно грянула музыка, это заиграл корабельный оркестр. Старые князь и княгиня вздрогнули, застыли на месте и чуть ли не испуганно оглянулись на своего провожатого. Негр расплылся в еще более широкой улыбке. Мелькнула белая полоска зубов, особенно яркая на фоне антрацитово-черной физиономии, и матрос прошептал: «Look, missis and mister Diver are here!»[58]

Зинаида Львовна посмотрела на мужа и прижала руки к груди. Владимир Илларионович ободряюще улыбнулся, но по тому, как слегка подрагивала его рука, разглаживающая седые усы, и как нервно постукивала о палубу его трость, княгиня поняла, что взволнован он едва ли не сильнее, чем она.

Двери кают-компании распахнулись, и оттуда вышли две молодые красивые женщины в нарядных светлых платьях, в модных шляпках и двое мужчин, высоких, крепких, одетых по-европейски. Оба – с небольшими бородками, подтянутые, загорелые. Один из них, темноволосый и голубоглазый, сделал несколько шагов по палубе и вдруг не выдержал и почти побежал навстречу гостям.

Княгиня протянула к нему руки, не веря своим глазам. Зрелый красивый мужчина с легкой проседью в волосах и в бороде спешил к ним со всех ног и повторял, повторял лихорадочно:

– Маменька, батюшка! Слава богу, вы живы!.. Как хорошо, что вы живы!..

И это был ее сын! Ее Митя! Живой и невредимый!

– Митенька! Сынок! – Зинаида Львовна закричала, запричитала в голос, обвила его шею руками и принялась целовать, все еще не веря, что это ее в мыслях не раз похороненный сын. Наконец она уступила место отцу. Владимир Илларионович обнял Митю, молча уткнулся головой в его грудь.

А Зинаида Львовна уже протягивала руки навстречу Маше, стоящей чуть позади рядом с Антоном и черноглазой женщиной, держащей за руку хорошенькую розовощекую девочку – свою точную копию. А к Маше прижимался высокий темноволосый мальчик лет семи-восьми с яркими голубыми глазами. Маша слегка подтолкнула его вперед:

– Иди, Алеша, поздоровайся с бабушкой!

Мальчик, стесняясь, шагнул навстречу незнакомой седой женщине, оглянулся на мать, и она ласково повторила:

– Это бабушка твоя, милый, не бойся!

Зинаида Львовна обхватила худенькие плечи внука и опять зарыдала. Маша бросилась к ней, обняла, поцеловала.

– Машенька, Машенька, как я счастлива, что вы с Митей вместе! – Княгиня вдруг строго и настороженно посмотрела на свою бывшую воспитанницу. – Я не ошиблась, вы остались вместе?

– Нет, не ошиблись, мы действительно не расстались, и доказательство перед вами – наш сын, Алеша.

– Слава богу! Ну, прямо вылитый Митенька в этом возрасте, – Зинаида Львовна склонилась к мальчику, поцеловала его в лоб, одной рукой прижала его к себе, другой снова обняла Машу и всхлипнула: – Дошли мои молитвы до господа! Увидела я все-таки своего внука! – и она перекрестилась. Потом повернула голову к Антону. – А ты что ж со своей барыней не здороваешься, шельмец этакий? Али в Америке отучился, как господ приветствовать?

– Антон давно уже не слуга, Зинаида Львовна! Теперь он равноправный Митин партнер в компании, – мягко сказала Маша и улыбнулась.

Антон сделал шаг вперед, склонил голову в легком поклоне:

– Джон Энтони, судовладелец и судостроитель, прошу любить и жаловать, Зинаида Львовна, а это Васена – моя жена.

Маша вновь обняла Зинаиду Львовну и прошептала:

– Чуть позже мы вам расскажем, как бежали из Терзи, как Васена нам помогала и почему яхта наша называется «Орел». И еще я покажу вам талисман, который хранил нас все это время...

С лица Васены сошла настороженность, и она даже слегка улыбнулась княгине, а Зинаида Львовна обняла и расцеловала сначала ее, потом Антона и виновато проговорила:

– Прости меня, Антоша, мы тут все еще по старинке живем...

– Да чего уж там, – смутился Антон и взял девочку на руки. – Смотрите, какая у меня дочь растет, Зинаида Львовна, умница и красавица! Настенька – свободная гражданка свободной страны, да и я сейчас – свободный человек, и жена моя... Жаль, конечно, фамилии нам с Дмитрием Владимировичем пришлось сменить, но мы как были русскими, так ими и останемся. И дети наши по-русски говорят, и всегда говорить будут...

Митя и Владимир Илларионович наблюдали со стороны за встречей дорогих им людей. Старый князь вытер слезы, обильно смочившие седые усы, высморкался в большой носовой платок и вновь обнял сына:

– А все-таки верно я понял причину, по которой Машенька в ту Сибирь за тобой как на крыльях полетела! И, знаешь ли, весьма приятно, когда подобные догадки сбываются!

– Я очень счастлив с Машей, отец, – тихо сказал Митя. – К сожалению, слишком поздно я понял, что не мыслю своей жизни без нее, иначе не причинил бы ни вам, ни ей столько горя... И не было бы этих тяжелых лет, ваших мучений, слез... Сможете ли вы с матушкой простить меня когда-нибудь за причиненные вам страдания? Поверь, все эти годы я жил и работал не покладая рук, с одной мыслью, чтобы наша встреча наконец состоялась и я мог попросить у вас прощения!

– Митя, – старый князь улыбнулся, – мы с матушкой все простим, кроме одного – что ты так долго скрывал от нас такого замечательного внука! – Он посмотрел на мальчика, которого продолжала обнимать княгиня. – И в Маше я не ошибся. Только эта славная девочка, наша Машенька, и должна была стать твоей супругой и матерью этого сорванца, – и он, хитро прищурившись, посмотрел на сына, – надеюсь, не последнего?

– Надейтесь, ваша светлость, – улыбнулся в ответ Митя, – я тоже на это очень надеюсь! – И обнял отца. – И очень хочу, чтобы мы никогда больше не расставались.