Она отрицательно качает головой и отодвигается, продолжая внимательно следить за каждым его движением. Деревской напрягся. Она не должна так поступать, если хочет удержать его! К чему этот пристальный взгляд, эта пауза? Сара Бернар хренова! Лена вела бы себя иначе. Она тоже умеет притворяться. Но даже зная, что жена играет, Ивану проще принять ее игру. Лена умеет быть деликатной, а Маша — нет.

И с чего бы это ему, стоя у постели любовницы, рассуждать о достоинствах законной супруги? Бред какой-то. Ему хорошо с Машей, но она все чаще говорит лишнее, ведет себя вызывающе. А ему нужен чистый секс. Деревской никогда не позволял себе длительных связей. Маша — исключение. Решила, что через год может позволить себе заявлять права на него. Ошибается. Пора разобраться в том, что ему действительно нужно от жизни. Такое накрутил. Все-таки ему за пятьдесят. Желания не утихают, но сексуальные приключения с отягощающими обстоятельствами не для него. Нужно ставить точку. Поговорить с Еленой. Они поговорят, и все у них наладится. Все можно исправить. Только говорить должны те, кто должен говорить, а не молчать годами.

Иван улыбается. Маша гримасничает.

— Ты что? — Он настороже.

— Останешься еще на часок? — Маша манит его. Проверяет силу своего влияния.

— Мне пора.

Он сожалеет, что должен идти, но у Арсения сегодня день рождения. Праздничный стол без отца огорчит сына. Чего-чего, а этого Иван не хочет. Дети — святое. Ради них он уже который год ведет двойную жизнь. Честнее было бы давно поговорить с Еленой, но не сегодня же, в самом деле, начинать этот разговор?

— Почему ты спешишь, Иван?

— Семейный праздник.

— Ну, конечно. Как я могла забыть.

— Маша…

— Молчу, молчу.

— Иногда нужно вовремя остановиться, — многозначительно глядя на нее, произносит Деревской.

— Когда ты придешь? Когда мы встретимся?

Маша знает, что она увидит Деревского на кафедре в понедельник, но ее не интересует встреча в рабочей обстановке. Любовник из Ивана не супер, однако в ее положении перебирать не приходится. Сейчас такие времена, когда мужчина рядом — отчаянная необходимость. Просто надо иметь любовника, который время от времени оставляет в прихожей несколько шуршащих купюр. Для него это не проблема. Его вклад в науку хорошо оплачивается. Деревской — мужик щедрый. Маша твердит себе, что ей повезло. Не стоит бросаться умным, богатеньким любовником. Он нужен ей для пополнения скромного бюджета аспирантки. Деревской годится только на эту роль. О том, чтобы выйти за него замуж, Маша никогда не думала. Это не герой ее романа. К тому же он вдвое старше нее. На роль мужа ей нужен кто-то другой. Она знает какой и ждет встречи с ним. У нее все впереди. Это у таких, как Иван, время летит, а у нее с этим полный порядок.

С каким удовольствием она выгнала бы взашей этого самоуверенного типа, вообразившего о себе невесть что. Думает, что он — предел ее мечтаний? Наивный старичок, у которого было так мало настоящего секса. Господи, да что могло быть в его жизни с тремя детьми, вечно усталой, полной комплексов и запретов женой? Пусть скажет спасибо, что в его жизни появилась она — луч света во мраке его недоразвитого полового воспитания. Она просвещала его по мере сил. Правда, напрягаться не собиралась. Да и благодарности, судя по всему, ей не дождется. Нервничает-то как! Переживает, опаздывает в семейное гнездышко…

— Когда ты придешь, Ванечка? — Пока нужно играть страсть. Она неплохая актриса. Еще и не на такое способна!

Скоро, очень скоро она станет вести себя иначе. Деревской не сразу поймет, что произошло, не сразу ощутит перемены. Опомнится лишь тогда, когда, приехав, как обычно, без звонка, получит от ворот поворот. Маша предвкушала, с каким лицом она скажет ему, что он не вовремя и что ему лучше больше не приходить. Но вслух говорит:

— Я скучаю по тебе, милый. Ты еще здесь, а я уже скучаю. Когда тебя ждать?

— Не знаю. — Он пожимает плечами. Каждый раз одно и то же. Разве он может планировать?

— Хорошо, хорошо. Я понимаю.

— Ты все понимаешь, но тем не менее постоянно задаешь эти глупые вопросы. — Иван опускается на край дивана. — Неужели тебе это доставляет удовольствие?

— Я готова наговорить тебе еще массу всяких глупостей только для того, чтобы задержать тебя. Будешь слушать?

— Нет, Маш, не буду.

— Тогда уходи скорее. Я закрою глаза, а когда открою — чтобы тебя здесь не было.

— Слушаю и повинуюсь. — Шутя он сложил ладони. Но не успел сделать и нескольких шагов, как очередной вопрос Маши чуть не сбил его с ног:

— Ваня, а что ты скажешь, если я признаюсь тебе, что беременна?

— Что? — В ногах свинцовая тяжесть.

— Не понимаю, почему у тебя такое лицо? — Маша легла, подложив руки под голову. Каштановые кудряшки рассыпались по подушке. — Мы ведь с тобой уже год этим занимаемся. Ты что думаешь, я бесплодна? Или твоя сперма давно мертва? У нас холостые патроны? Ты проверялся?

— Маша, это не самый хороший способ заставить меня задержаться.

— Да, дети — это не всегда радость.

— Ты беременна?

— Какой у тебя голос, однако.

— К черту голос, отвечай! — Деревской в ярости.

— Я только хотела понять, что ты скажешь, когда это произойдет. — Маша видит, как наливается багровой краской негодования его лицо. Это доставляет ей удовольствие. — Теперь я понимаю, что для меня же лучше, чтобы этого не произошло… По крайней мере в ближайшее время. Да, любимый?

— Еще одна такая шутка — и я больше не приду.

«Да я сама жду не дождусь этого момента», — думает Маша, а вслух произносит:

— Не сердись. Просто я ревную тебя к тем, кто сейчас получит тебя в полное распоряжение. Мне ведь достаются только минуты. Ты постоянно смотришь на часы! Ты никогда не бываешь только моим…

— Я не скрывал, что женат, что ничего не собираюсь менять.

— Ты говорил.

— Я не из тех, кто бросается словами! — Судя по его голосу, Маша поняла, что настроение Деревскому она изрядно подпортила. Вот и славненько. Правда, сумма, которую он оставит в прихожей, может оказаться меньше обычной, но это она как-нибудь переживет. Надо платить за удовольствия.

— Хорошо, хорошо, иди. Я больше не буду. — Маша посылает Ивану воздушный поцелуй. — Иди, дорогой. До встречи.

Когда за ним закрывается входная дверь, она вскакивает, подбегает к тумбе в прихожей. Деньги на месте, их оказалось даже больше, чем она предполагала. Маша закусила губу, пытаясь понять, что бы это значило?

— Нет любви — есть деньги. Нет денег — нет любви, — глядя на закрытую дверь, шепчет Маша.

Она медленно проходит мимо большого овального зеркала. Глядится в него, откровенно любуясь отличной фигурой. Улыбается своему отражению. Хороша! Пожалуй, для ощущения полного комфорта ей необходимо принять душ. Сейчас она смоет с себя его запахи, прикосновения. И тогда ей станет комфортно. Рывком сдернув с кровати одеяло, подушки, простыню, бросает их на пол. Новая постель — самообман, на который она идет каждый раз после встречи с Деревским, — уничтожает запах нелюбимого мужчины. Ничего, у нее все впереди. Ее счастье не за горами.


Пролетел день рождения. Остались подарки, радостные воспоминания. У Арсения воспоминаний хватит не на один день.

— Арсений, кажется, доволен праздником. — Елена с Иваном водружали большой обеденный стол на его обычное место. Арсений и Филипп уже спали. Николай смотрел фильм по видео. Так и не получилось убирать посуду всей семьей, как планировала Елена. Она пожалела мальчиков. Пусть отдыхают. — Как думаешь, Вань?

— Да, праздник удался.

— У него было такое восторженное лицо!

— Я заметил. Славный мальчишка, взрослеет. Кстати, завтра у нас с ним запланирован поход в лес.

— Я помню. Филипп идет с вами? — Филипп с большей охотой проводит время за компьютером.

— Нет. У него свои планы, — усмехнулся Иван. — Воскресенье в его возрасте — святой день для того, чтобы отдохнуть от родителей.

— Мы так ему надоели?

— Ты себя вспомни в шестнадцать.

— Ничего не припоминаю.

— И родители понимали все твои поступки? — недоверчиво глядя на жену, спросил Иван.

— Я была послушным ребенком. Со мной не было проблем. Никакого переходного возраста.

— Им повезло.

— Они часто говорят об этом. — Елена улыбнулась. — Мне бы тоже хотелось похвастать тем, что у меня нет проблем с детьми.

— Ты можешь это сделать, кто мешает?

— Я сама. Наверное, я что-то делала не так. Делаю не так.

— Ты снова за свое?

— Хорошо, не буду. Замечательный день, у меня отличное настроение.

Елена протерла стол, поставила на середину хрустальную вазу с искусственными ромашками. Цветы сделаны так здорово, что смотрятся как настоящие. Елена нарочито долго поправляет лепестки, расправляет листья. Иван подходит, обнимает ее за плечи.

— Ты до сих пор обвиняешь себя в том, что давно пора забыть. — Оба понимают, что речь идет о Николае.

— Такое забыть нельзя…

— Ему двадцать пять. Отправляясь на работу, он целует тебя.

— Обычно так делают любящие мужья, а у меня — утренний поцелуй от старшего сына. — Елена сказала и смутилась.

— Неизвестно, кому больше повезло. — Иван поворачивает Елену к себе лицом. — Иногда мне кажется, что утренний поцелуй от меня был бы тебе неприятен.

— Глупости какие. — Она отводит взгляд.

— Ты не умеешь обманывать, Елена Георгиевна. Говори, что не так. Я же вижу, ты давно хочешь что-то мне сказать.

— Давай не сегодня.

— Почему? — Иван готов к разговору. — Сколько можно откладывать? Мне необходим этот разговор.

— Прекрати.

— Давай поиграем во врача и пациента. Может, так тебе будет легче?

— Запишись ко мне на прием. — Елена хочет уйти.

— Ты так просто не избавишься от меня! — Иван хватает ее за руку.

— Ты что, с ума сошел?

— Пока нет, но все может быть. — Деревской пытается обнять ее. Она сопротивляется, но в какой-то момент замирает. Иван смеется и кладет руки ей на плечи. — Ты испугалась?

— Вот еще! — Таким она видит Ивана впервые. Ей на самом деле страшно, но она ни за что не признается в этом.

Отчужденность между ним и Еленой год за годом становится все ощутимее. Стоило ли прожить вместе столько лет, чтобы стать чужими? Они вынуждены терпеть друг друга ради детей. И только? Тогда действительно нужно расстаться. Пока есть еще хорошее, о чем можно вспомнить с улыбкой.

— Разговор на пьяную голову ничего не решит, — твердит Елена и осторожно поводит плечами. Ей неприятно прикосновение Ивана.

— Я способен рассуждать здраво и после значительной дозы спиртного. — Иван разводит руками. — Но ведь ты не пьяна. Скажи, что у нас происходит?

— Что на тебя нашло?

— Скажи, прошу!

— Ваня, я устала.

— Хорошо. Тогда скажу я. Ты больше не хочешь меня. Я для тебя не мужчина. Тогда что я такое? Кто я для тебя?

Елена не ожидала такого продолжения вечера. У Ивана настроение для откровений, а у нее — нет. Почему именно сегодня? Сколько раз она пыталась начать говорить с ним о том, что постель превратилась для нее в испытание, в напряженное ожидание очередной неудачи. Как же давно она не испытывала удовольствия от того, о чем сейчас принято говорить открыто. Она не так воспитана. Последний раз ей было хорошо с мужчиной давно. Самое досадное, что эти воспоминания никак не связаны с Иваном.

Она никогда не станет говорить с ним о своей неудовлетворенности. Лучше уж периодически разыгрывать спектакль со стонами, сбившимся дыханием. За столько лет она в этом поднаторела.

— Ваня, давай потом.

— Сейчас.

— К чему такая срочность? Уходит последний поезд? — Елена раздражается.

— Жизнь проходит.

— Я устала. Я не хочу говорить об этом. Давай о земном.

— Обязательное совокупление раз в неделю ты отнесла к высоким материям? — В голосе Ивана откровенная насмешка. — Приятно слышать.

— Тебе вообще всегда приятно, — не выдерживает Елена. — У вас, мужчин, природой так устроено, что вам всегда приятно. Хоть с козой, хоть с любимой женщиной.

— Ни фига себе!

— Я сказала то, что думаю.

— Какой винегрет у тебя в голове.

— Больше вопросов не будет? — Елена направляется к выходу из комнаты.

— Не будет.

— Тогда спокойной ночи.

— Я поработаю в кабинете.

— Мог бы и не говорить. — Елена делает неопределенный жест. — Чудо-квартира, где у каждого есть свой уголок.

Деревской садится на диван, устало потирает виски. И зачем он сегодня затеял этот разговор? Не ко времени. Всегда будет не ко времени. Иван смотрит на фотографии, стоящие на столе. Вот оно — светлое прошлое. Все хорошее словно осталось там, на пленке, на фотографиях, где они все выглядят счастливыми. Неужели ничего не вернуть? Растет лишь чувство вины за двойную жизнь, отказаться от которой с каждым годом все сложнее. Интересно, а у Лены был кто-нибудь кроме него? Он ничего не знает о Матвееве. Не знает, что Елена так долго колебалась, так долго не подпускала его к себе, потому что любила другого. Она сказала Ивану «да», только потеряв надежду. Ему было позволено любить. Она всегда только подставляла щеку…