Но ведь он сам все испортил. Он виноват. Он — предатель. Сначала ему было комфортно с Еленой, а потом он почувствовал, что ее любви уже мало. Она больше не согревала, не придавала сил. В ней осталось так мало удовольствий. А может, Елена действительно не любила его? Эта мысль пронеслась по телу неприятным холодком.

Впервые изменив Елене, он страдал от чувства вины. Все ждал наказания, но его не последовало. Мир не перевернулся, оставшись благосклонным к Деревскому. И тогда он завел еще одну связь, следующую интрижку. Елена словно ничего не замечала. Иван возомнил, что ему все прощается. Он решил, что мастерски ведет двойную жизнь. А она вдруг сказала, что ей известно о его похождениях. Она гнала его из дома. Как же так?! Это и его дом, ему некуда идти.

Тогда Елена нашла против него действенное оружие: делает вид, что не замечает его, молчит, игнорирует. Она мучает его. Это похуже ссор, скандалов. Пусть бы отхлестала его по щекам, истерику закатила. Так нет же. Елена показывает, что выше этого. Хочет сломить его своей холодностью и показной вежливостью. При детях она особенно любезна. Но с каждым днем они все дальше друг от друга.

Иван злился на самого себя. Он поступает непоследовательно. Каждый его шаг увеличивает пропасть между ним и Еленой. Каждый день придуманной командировки работает против них. Что он делает в этой постели? Он никогда не любил Машу. Запах «Черной магии» раздражает его. Ему ближе загадочность «Шанели № 5». Он скучает по этому аромату. И хочет домой. Хочет к детям. Елена не должна быть такой категоричной. Она не должна во всем обвинять только его. Елена тоже мучается. Ей не хватает его. Иван уверен, что только гордость и самолюбие не позволяют ей сделать первый шаг. Она давно готова перестать играть в молчанку. Для нее важен покой в доме. Сколько раз она говорила ему об этом.

Деревской был готов позвонить ей прямо сейчас. Он найдет слова, которые убедят ее, что у них есть будущее. Закроется в ванной, прихватив с собой мобильный… Лена не любит ранних звонков, неожиданного пробуждения. Она не поймет его. К тому же Маша, похоже, не собирается спать.

— Спи, Маш, еще очень рано.

— Нет, я тоже не буду спать, — заупрямилась она и, приподнявшись на локте, недовольно посмотрела на Ивана. — Который час?

— Только половина шестого. — Он надел наручные часы.

— Подождем до шести или займемся любовью прямо сейчас? — потянулась Маша.

— До шести? Почему до шести?

— Такой взрослый мужчина и не знаешь, что в это время идет колоссальный выброс гормонов. Лучшее время. — Маша покачала головой. — Утреннего секса в твоей семейной жизни тоже не было?

— У меня все было, Маша, абсолютно все. — Иван с досадой отмахнулся от ее объятий и поднялся с постели.

— Ты что? — Маша включила бра.

— Ничего. Спи, а мне нужно собираться.

— Мы же хотели вместе поехать на работу.

— Это ты хотела, — поправил ее Деревской.

— Ты возражаешь? Снова конспирация? — Маша хищно улыбнулась.

— Нет, девочка. Никакой конспирации. Больше вообще ничего не будет. Понимаешь, ничего.

Иван быстро оделся. Словно боялся, что у него отнимут его вещи и придется еще какое-то время провести в этих стенах. А он не должен этого допустить, иначе сойдет с ума и сведет с ума Елену. Все слишком далеко зашло.

Бедная Еленочка! Она только делает вид, что не переживает. Родная, любимая, она должна перестать ершиться. Должна снова допустить его к себе. Они навсегда останутся друг для друга родными людьми. Это ведь так просто, как дважды два. Им нужно снова понять и простить друг друга. Их связывает молодость, общие планы, дети. Остальное — иллюзии, от которых они откажутся во имя будущего.

Как же он виноват перед ней. Черт возьми! Она устала от забот, непонимания. Ей было трудно. Иван поморщился. Почему только сейчас он понял это? Нет, знал всегда, но согласился с этим только сейчас. Лучше поздно, чем никогда. Теперь все будет иначе.

Сумбурный поток мыслей захватил его. Деревской переживал волнительный и очень важный момент. Его семья — вот что важно! Ему нужно домой. Там его сердце. У него больше нигде не будет такого дома, такой жены, таких замечательных детей. Иван хотел поскорее услышать голос Елены, увидеть, как она наливает чай в чашку, не спеша кладет в него ложку сахара, отрезает тонкий ломтик лимона. Потом вспоминает, что Иван не пьет сладкий чай, виновато улыбается, а он говорит, что это пустяки. Все пустяки. Иван улыбнулся.

— Тебе смешно? — Голос Маши вернул его в реальность. — А что же такого смешного происходит, скажи на милость?

— Прости, я задумался.

— Ты думал о ней?

— Хотя бы и так.

— Какая радость вспомнить о своей обманутой жене, — съязвила Маша.

— Перестань. — Деревской с досадой отмахнулся. — Не унижай себя. Давай без пошлости.

— Ты уходишь? Тебе плохо со мной?

Одно дело, если бы она дала ему отставку. Тогда у нее было бы спокойно на душе, но это он бросает ее. Первый случай, когда инициатива разрыва исходит от мужчины. Маша вне себя от негодования. Никто не смеет так поступать с ней!

— Нам было хорошо, но больше этого не будет. Мы расстаемся. Я так решил.

— Ты бросаешь меня? — спокойно, даже равнодушно спросила Маша. Ей было нелегко держаться достойно. — Забавно. Почему именно сейчас? Не завтра, не через неделю, не вчера?

— Все когда-нибудь заканчивается. — Странно, но Иван не чувствовал угрызений совести. Эта девушка всегда использовала его. Маша принимает его, пока он ей нужен. А она ему — уже нет. Все кончено. Какие могут быть вопросы? — Наш разрыв никаким образом не повлияет на твою защиту, на твое место в отделе. У тебя все будет хорошо!

Он подошел и, наклонившись, хотел погладить ее по щеке. Маша перехватила его руку, ее глаза сверкали от гнева. Ивану стало не по себе. Он вдруг понял, что если она захочет отомстить, то не остановится ни перед чем. Деревской испугался, но не за себя, а за Елену. Это она в первую очередь может попасть под горячую руку его любовницы. Безрассудный служебный роман. Чего он ждал от него? Иван нарушил основополагающий принцип любовного приключения. Не слишком ли большую цену придется заплатить за минутные радости?

— Слушай, Вань, а ты решил, что меня можно бросить, как надоевшую игрушку? — Тонкие пальцы Маши больно впились в запястье Деревского. — Я похожа на такую женщину?

— Нет, ты не то говоришь.

— Мы так не договаривались, профессор! — Глаза Маши были настолько близко, что сливались в одно большое темное пятно.

— Маша, прекрати, это уже ни на что не похоже! — Иван с силой разжал ее пальцы. Отойдя к окну, он оперся о подоконник, потер запястье. — Давай расстанемся по-хорошему. Мы ведь интеллигентные люди.

— Нет!

— Чего ты хочешь?

— Я? Три тысячи долларов, — не задумываясь, потребовала Маша.

— Что?!

— Три тысячи зеленых до конца этой недели должны быть в моем кошельке. — Маша села, подтянув одеяло повыше. — Что тебя так удивило? Понимаю. Ты ожидал, что я назову более солидную сумму?

Теперь уже не стоит показывать свои прелести. Они больше не имеют влияния на этого поседевшего ловеласа. Нет, она не огорчена тем, что больше не ляжет с ним в постель. Больше всего ее гложет уязвленное самолюбие! Он так легко ставит точку в их отношениях? Кажется, она продешевила, назвав такую мизерную сумму. Она отлично играла роль восторженной слушательницы, страстной любовницы. Как он надоел ей со своими извечными разговорами о проблемах отдела, института, но она слушала, потому что Деревской имеет влияние на членов научного совета. Он — авторитет в научном мире. Она наивно полагала, что заполучила его ровно настолько, насколько он ей будет нужен. Какое разочарование! Она подарила ему столько удовольствия. Неблагодарный!

— Маша, я сделаю вид, что ничего не слышал.

— Хорошо. — Она улыбнулась, заправляя за ухо кудрявую прядь. — Тогда я запишусь на прием к твоей Елене Георгиевне. Я разыграю такую депрессию, в которую меня ввел один безответственный мужчина, что она не будет знать, куда деваться! Я объясню ей, что именно такие незадачливые трусы-любовники доводят бедных, доверчивых девушек до самоубийства.

— Ты не сделаешь этого… — прошептал Деревской. В груди неприятно закололо. Сердце, сбившись с ритма, застучало прерывисто — то быстро, то замедляясь. Говорить стало трудно. — Ты не сделаешь, Маша, ты не…

— Сделаю, потому что ты меня обидел. — Маша надула губки. — Котик, у тебя порыв честности и гуманизма? Ты вдруг вспомнил о существовании жены, детей? Понимаю. Зов крови, да? Может быть, тебе нужно просто пару дней побыть дома? Так зачем такой шторм, такой пафос? Я ведь ни о чем тебя не спрашиваю, ни на чем не настаиваю. Просто люби меня, будь рядом, когда можешь.


— Не настаиваешь, пока чувствуешь, что поводок в твоих руках.

— У нас не отношения хозяин — раб. Мы с тобой демократы в вопросах любви.

Маша посчитала, что одеяло может снова немного съехать вниз, открывая ее достоинства. Пусть опомнится, несчастный! Ведь она столько усилий потратила на сексуальное просвещение этого увальня. И пожалуй, могла бы гордиться своим учеником, если бы он не собрался вот так резко прервать отношения. А ей сейчас очень даже необходимо, чтобы голос профессора Деревского звучал в ее пользу. Накрутит его женушка, перекукует, и пиши пропало. Не будет ей жизни в отделе, диссертацию зарубят, карьере конец.

Это Деревской сейчас такой добрый, а пройдет пара дней — запоет иначе. Маша зло сощурилась, глядя на растерявшегося Ивана. Она подумала о том, что ему очень не хватает очков на переносице. Таких круглых, в жуткой черной оправе. Тогда он выглядел бы еще более жалким и потерянным. Думай, профессор, как выкрутиться из ситуации. За удовольствие нужно платить. Это сказала не она, но явно человек не глупый.

— Маша, то, что ты говоришь, отвратительно. — Деревской устало потерев лоб. — Как будто это не со мной происходит.

— Я поняла. У тебя раньше любовницы были заядлыми альтруистками? — засмеялась она. — И сколько их было, таких щедрых, таких любящих? Не говори только, что я у тебя — первый опыт внебрачных удовольствий.

— Было дело. Однако не так часто, как ты думаешь. Однажды по молодости, по глупости. Другой раз — бес попутал. Курортный роман не в счет. — Иван покачал головой. — Впрочем, тебя все это не касается.

— Ошибаешься. — Маша ослепительно улыбнулась. — Ты в очередной раз предал свою женушку.

— Я виноват. Не смог устоять, а потом… Хотел быть благодарным. Мне было хорошо с тобой. Я считал себя недостойным твоих ласк. Давил комплекс неполноценности шелестящими купюрами. Ты их принимала, и я чувствовал себя достойным твоей любви. Любви?.. Маш, а зачем тебе все это нужно? Ну, со мной ясно: возрастной кризис, нелады с супругой. А тебе зачем? У тебя ведь ни кризиса среднего возраста, ни проблем с мужем, детьми. Живи, наслаждайся молодостью. Зачем тебе такой динозавр, как я?

Деревской вдруг только теперь ясно представил нелепость союза, в котором он существовал. Эта кареглазая девица не любит его, иначе она никогда не позволила бы себе требовать денег за молчаливое расставание. Она банально использовала его. Ну, конечно, он нужен ей для того, чтобы спокойно продвигаться по карьерной лестнице. Как же он попался, старый дурак! Принимал все ее слова за чистую монету. Притворщица, она выставила его полным кретином. Да, можно представить, что она думала о нем после каждого свидания.

— Ты все понимаешь. — Маша поднялась, набросила синий шелковый халат. — Ты слишком умный, чтобы не понимать. Я не хочу терять время. Я хочу немного подстегнуть его.

— Ты молода, откуда в твоей головке столько прагматизма?

— Давай внесем поправочку — здравого смысла.

— Это так странно.

— Ты находишь?

Маша легко ступала по высокому ворсу коврового покрытия. Ее миниатюрная стопа утонула в мягком настиле, а синий халат, словно готовая пролиться дождем туча, несся вслед за хозяйкой. Оглянувшись, Маша вышла из комнаты. Иван проводил молодую женщину взглядом, в котором не было ничего, кроме сожаления. Деревскому захотелось поскорее покончить со всем этим.

Иван зашел на кухню, где Маша невозмутимо заваривала чай. У нее свои ритуалы. Утренний зеленый чай с лимоном — один из них. Скорее дань моде, чем искреннее следование желанию. Она делает только то, что нужно. Деревскому пришло в голову, что Маша все делает исключительно ради того, чтобы произвести впечатление.

— Маш, знаешь, говорят: «Поступок — все, репутация — ничто».

— И кто это у нас такой умный?

— Гете.

— И чего ты от меня ждешь?

— Ничего, на прощание я хочу сказать, что слова — это просто слова.