Маргарет Пембертон - Грехи людские

«Кутузов потерял почти половину своей армии», – торопливо выводила Элизабет в тетрадке, надеясь, что водяные брызги высохнут и не оставят различимых следов.

– Черт бы побрал этого Наполеона! – пробурчала она, откладывая в сторону учебник и с восторгом снимая с вешалки шифоновое платье.

Два часа спустя, когда несколько запоздавший Адам все-таки появился на вечеринке, находившейся в самом разгаре, он с удовольствием увидел Элизабет.

– Ты потрясающе выглядишь, Бет! – сказал он, когда она обхватила его руками за шею, и крепко прижал ее к себе. – Не могу поверить, что ты так выросла! А куда же подевалась маленькая Элизабет в белых носочках?

Она польщено рассмеялась и чуть покраснела, отстраняясь от Адама.

– Вам и вправду нравится мое платье? Это от Скипарелли. Папочка специально возил меня в Париж на примерку.

Ее золотистые волосы мягкими волнами спадали на плечи. Нежно-голубой головной обруч не позволял им закрывать лицо.

– Мадам Скипарелли может гордиться своей работой, – сказал Адам, выпуская девушку из объятий, и внезапно почувствовал неловкость. Платье, ниспадавшее мягкими складками к атласным туфелькам, вовсе не было рассчитано на то, чтобы Элизабет казалась в нем старше своего истинного возраста, но тем не менее именно сейчас Адам вдруг осознал, что она уже не ребенок. В ее облике появился налет легкой сексуальности, безыскусной и непорочной и оттого еще более соблазнительной. Глубокий вырез платья и рукава «фонариком», отделанные по краю лентой и открывавши руки до локтей, подчеркивали хрупкость и нежность Элизабет. Ее грудь еще оставалась плоской, но под тканью уже явственно наметились округлости, а бедра приняли женские очертания.

Адам испытал некоторое стеснение, когда она взяла его за руку и повела в переполненную гостями комнату, чтобы представить тем отцовским приятелям, которых, как Элизабет было известно, Адам ранее не встречал.

К полуночи он выпил изрядно шампанского и принялся высматривать одиноких дам без мужского эскорта. Его внимание привлекла невысокого роста блондинка в кораллового цвета платье с открытой спиной. Платье красиво переливалось, а в глазах женщины плясали озорные огоньки. Адам улыбнулся, будучи уверенным в своей привлекательности и надеясь, что у этой дамы не окажется вдруг мужа, которого после пришлось бы избегать.

Мужа не оказалось, и потому Адам получил явное удовольствие от конца вечеринки. Даму звали Франсин, она была парижанкой лет двадцати пяти или что-то около того. Приглашена она была вместе с близкими друзьями Джерома. На рассвете он отвез Франсин в шикарный дом, расположенный в Жуан-ле-Пэн, и с наслаждением поцеловал при прощании, пожелав ей хорошенько выспаться и договорившись о новой встрече вечером того же дня.

Верх его «остина» был опущен. Адам возвращался по затейливо петляющей трассе в Ниццу. Над Средиземным морем всходило золотистое солнце. В воздухе явственно чувствовался сосновый аромат. Через пару часов Адам уже будет завтракать вместе с Джерри и Бет. Он перемахнул через Антиб на приличной скорости и продолжал гнать, весело насвистывая.

– Видит Бог, я совсем немногого от тебя прошу, – проворчал Джером, когда Адам вернулся в «Негреско». – Хотел просто поболтать, думал, посидим, как раньше, поговорим, когда все разойдутся. Где тебя черт носил?

Несколько горничных убирали остатки пиршества. Джером уютно устроился в кресле в своей спальне. На нем был элегантный шелковый халат. В руке он держал бокал с коньяком.

– Провожал домой одну молодую даму, – сказал Адам, скидывая башмаки и плюхаясь в удобное мягкое кресло.

– Ну и эгоист же ты, – сказал Джером с легким неудовольствием. – Последний из гостей уже час как откланялся, и с тех пор я сижу и поджидаю тебя.

Адам попытался изобразить милую улыбку, но неудачно.

– Где Бет? – поинтересовался он и, не соблазнившись стоявшим на столике коньяком, налил себе апельсинового сока.

– У себя в комнате. Уверяет, что утром она должна идти в лицей. А прежде ей еще нужно дописать какое-то сочинение.

– Сегодня утром? – недоуменно переспросил Адам. Джером пожал своими массивными плечами.

– Я ей сказал, что нечего туда идти. Хотел съездить с ней в Ла-Коломб-д'Ор пообедать, но раз она намерена идти с утра пораньше в свой чертов лицей, придется ехать без нее. Иногда дочь кажется мне слишком эгоистичной.

Адам пропустил мимо ушей совершенно беспочвенное обвинение и сказал удивленно:

– Правильно ли я понял, что нынче утром она еще должна закончить какое-то сочинение?!

Джером раздраженно взглянул на друга.

– Да! Я дважды сказал тебе это. Надеюсь, вполне внятно.

– Но в таком случае она и глаз не успеет сомкнуть! Вечеринка кончилась только в пять утра!

– Так ведь и я тоже не спал! – ворчливым тоном парировал Джером. – Я так ждал, когда можно будет посидеть и поболтать с тобой, когда все гуляки наконец уберутся отсюда. Думал, спокойно, не спеша позавтракаем с тобой и Элизабет, совсем немного, чтобы прийти в себя, а после отправимся в Сен-Поль-де-Ванс обедать. А ты мне все поломал, пропал черт знает куда, да тут еще Элизабет: вместо завтрака с отцом она, видишь ли, пошла писать о своем Наполеоне!

– Ради Бога, Джерри! – сказал Адам. – Тебе давным-давно пора привыкнуть к тому, что твоя дочь должна учиться, ходить в лицей.

– Этот ее лицей, – недовольно произнес Джером, – очень много о себе мнит. Ладно, раз уж Элизабет не будет с нами завтракать, может, закажем что-нибудь? Я жутко проголодался.

Адаму хотелось вместо завтрака постучаться к Бет и узнать, не нужно ли ей помочь с Наполеоном. Однако он подавил это желание. Когда тридцатисемилетний мужчина стучится в дверь тринадцатилетней девочки в половине седьмого утра, это может вызвать нежелательные разговоры и оправданные подозрения. Особенно когда девочка столь желанна и обворожительна, как Бет.

Он со стуком поставил бокал на столик, так что апельсиновый сок пролился на стеклянную поверхность. Желанная и обворожительная! Боже правый, неужели он и впрямь так о ней думает?! Откровенный ответ на собственный вопрос испугал Адама. Он резко поднялся с места, чувствуя себя сбитым с толку. Ему вдруг стало не по себе.

– Что случилось, черт побери? – озабоченно спросил его Джером. – Может, плохо себя чувствуешь?

– Нет, все нормально. Давай позавтракаем, – напряженным голосом сказал Адам, слыша, как стучит у него в висках. – Я, пожалуй, посижу немного на балконе, подышу воздухом.

Джером ничего не ответил, лишь приподнял бровь и проводил глазами Адама, выходящего из комнаты. Его друг пользовался славой невозмутимого человека. Джером подумал: уж не хорошенькая ли француженка, которую тот подвозил до дому, так на него повлияла?.. Он вышел вслед за Адамом на балкон.

– Женщины – это сам дьявол, – участливо произнес он. – Но раньше я не замечал, чтобы они так на тебя действовали. – Он уселся в плетеное кресло и с интересом посмотрел на друга.

Адам едва заметно пожал плечами и сказал, стараясь, чтобы его голос звучал как ни в чем не бывало:

– Ты напрасно так думаешь, Джерри. Никто и никак на меня не подействовал, просто я немного устал, вот и все.

– Ладно, устал так устал, – ответил Джером, которого слова Адама ни в чем не убедили. – Мы позавтракаем прямо здесь. Солнце уже припекает. Будет жаркий денек.

Адам смотрел вдаль, его спина была напряжена, руки засунуты в карманы брюк. «Боже мой, – думал он, – неужели у каждого мужчины бывают такие минуты в жизни? Когда сексуальность одерживает верх, выходит из-под контроля? Когда желание возникает как бы ниоткуда и наполняет душу ужасом?»

– Я тут подумал, что хорошо было бы в этом году немного поплавать, – сказал Джером, когда официант принес им омлет, копченую лососину и абрикосы и поставил все на плетеный столик. – Ты не хотел бы отправиться с нами?

Всего лишь сутки назад Адам незамедлительно согласился бы. Теперь же он отрицательно покачал головой. Бет, в купальнике, загорелая, может оказаться такой притягательной, что он не совладает с собой.

Джером, пожав плечами, повернул голову, заметив краем глаза, как на стол упала косая тень.

– А, это ты, Элизабет? – с явным удовлетворением сказал он. – Ну как, получил твой Наполеон по заслугам?

– Пока еще нет, – с усталой улыбкой ответила Элизабет. – Ему еще предстоит отступать после Бородино.

– Ладно, это не важно, – сказал он, когда дочь села рядом. – Побег из Москвы никуда от него не денется.

Элизабет повернулась к Адаму.

– Ну как, вам понравилась вечеринка? – спросила она улыбаясь, отчего на щеках появились ямочки. – Я видела, как вы беседовали с Франсин. Она очень симпатичная, не так ли?

– Очень, – подтвердил он, чувствуя огромное облегчение, словно гора свалилась с плеч. На Элизабет было полотняное школьное платье, носочки на ногах, обутых в босоножки, едва доходили до щиколотки. Сейчас он чувствовал к ней то же самое, что и обычно: чистую и светлую любовь.

– Мы едем в Ла-Коломб-д'Ор обедать, – объявил дочери Джером, бросая на стол салфетку и поднимаясь с кресла. – Ты поедешь с нами?

Улыбка на ее лице растаяла, и Адам заметил, что у Элизабет очень уставший вид.

– Нет, папочка, я ведь уже сказала. Мне нужно в школу.

– В таком случае нам с Адамом придется поехать без тебя, – произнес Джером, даже не пытаясь скрыть своего недовольства. – А сейчас я пойду немного прилягу, – добавил он, обращаясь теперь только к Адаму. – Встретимся в баре около половины первого.

Адам кивнул, более чем когда-либо испытывая недовольство из-за бесцеремонного и надменного обращения Джерома с дочерью. Он отправляется спать, видите ли, тогда как ей придется идти в лицей, хотя она глаз не сомкнула за ночь. И при этом он не нашел для дочери ни одного теплого слова!

Адам твердо решил, что уедет из Ниццы этим же вечером. Плотское стремление к Бет, сколь бы мимолетным оно ни было, настолько потрясло Адама, что не могло быть и речи о том, чтобы остаться здесь подольше. Когда он увидел на лице девушки следы усталости, когда заметил, какими несчастными сделались ее глаза при последних словах отца, то решил до отъезда в Канн или в Ментону осуществить то, о чем мечтал многие годы. Он устроит Джерри такую головомойку, которую тот не скоро забудет.

Поскольку Элизабет не соблазнили поданные кушанья, она потянулась к подносу с абрикосами.

Адам участливо сказал:

– Ты выглядишь очень уставшей, Бет. Тебе удалось хоть немного поспать?

Несмотря на полный упадок сил, она чуть заметно улыбнулась.

– Пока русские отступали, я пару раз сумела заснуть над тетрадкой.

Продолжая сердиться на Джерома, он все же не смог сдержать смех.

– Не кажется ли тебе, что во французском лицее дают несколько однобокое представление об истории?

Ямочки у нее на щеках сделались еще заметнее.

– Вы имеете в виду, что здесь выпячивают французские победы и старательно обходят молчанием собственные поражения? В этом смысле – да.

Его улыбка исчезла. Она сидела с надкушенным абрикосом в руке, ее волосы ниспадали на плечи, золотисто-зеленые глаза лучились весельем, несмотря на усталость. Он вспомнил Серену, лежавшую в гамаке во дворе дома Кингсли с огромной шляпой на голове: она была такая же зовущая, такая же золотистая, смеющаяся. Бет унаследовала от матери ее красоту и искрометную привлекательность. У него в горле пересохло. Он любил Серену, хотя та об этом даже не догадывалась. Будь Элизабет постарше...

– Почему вы так мрачно на меня смотрите? – неожиданно спросила она, подалась вперед и взяла Адама за руку. – Разве вы не счастливы быть снова в Ницце, снова с нами?

В ответ он стиснул ее ладонь, затем разжал руку.

– Сегодня я отправляюсь в Канн, – сказал он, ненавидя себя за то, что при этих словах в глазах Элизабет появилось откровенное разочарование.

– Но почему? – недоуменно спросила она. – Разве вам так уж необходимо ехать?

Он посмотрел на нее и ощутил какую-то странную внутреннюю дрожь.

– Необходимо, – сказал он, и его голос прозвучал резко и решительно. – Именно необходимо. До свидания, Бет.

Два года Адам не виделся с Элизабет. За это время его отношения с Франсин стали достаточно серьезными, и Адам уже подумывал о том, не сделать ли ей предложение. Ей была свойственна несколько кукольная миловидность, и, где бы они ни появлялись, мужчины неизменно обращали на нее внимание. Кроме того, Франсин была не лишена чувства юмора. И хотя ей приходилось подолгу жить в Париже, Адам был уверен, что она остается ему верна во время всех его отлучек.

Этот отпуск они проводили в Риме. Выйдя из отеля после позднего завтрака, они направились к площади Испании, и вдруг Франсин неожиданно сказала:

– Слушай, а это не Джером ли, cheri? Там, у подножия лестницы?

Адам согнул ладонь козырьком, загораживаясь от яркого солнца. Каменная лестница в стиле барокко, благоухающая ароматом розовых азалий, привлекала к себе толпы туристов. Поначалу Адам не мог ничего разглядеть среди множества фигур и лиц, но стоило только Джерому выдвинуться из-за спины молодого священника, как Адам широко улыбнулся: