– Бежим! – приказал он Холлису. – Там как раз может пригодиться наша помощь. Живее, ну!

Не обращая внимания на разрывы снарядов и прицельный огонь, они помчались по изрытой земле.

– Черт, не знаю, что за парни там бьются, но схватка идет жаркая, это и отсюда видно! – заметил Холлис, следуя за Адамом и старательно обегая при этом тела искромсанных японцев. – Не пойму, чем это наши сражаются – мясницкими ножами, что ли?

Адам не ответил. Его сердце отчаянно ухало в груди, кровь шумела в ушах. «Боже, не дай мне упасть!» – молился он, продолжая бежать по изрытой снарядами местности и стараясь поскорее прийти на помощь добровольцам. Как только те открыли огонь по японскому пулеметному гнезду, Адам тоже принялся стрелять. Не вполне отдавая себе в том отчета, Адам мысленно произносил сейчас ту же молитву, с которой обращались к Всевышнему английские воины триста лет назад: «О Господи, Ты знаешь, у меня сегодня трудный день. И если я вдруг забуду о Тебе, не забудь обо мне, Господи!»

Подобно разъяренным осам, над головой свистели пули. Вокруг рвались снаряды, разлеталась во все стороны шрапнель. Одному солдату неподалеку от Адама шрапнель угодила в горло: он упал на колени, захлебнувшись собственной кровью.

– Мы обязаны подавить этот пулемет! – крикнул офицер, командующий добровольцами.

Адам заметил, как Холлис упал, но непонятно было, то ли он ранен, то ли боится быть убитым.

– У меня есть граната! – крикнул Адам, понимая, что его новоявленные товарищи по оружию давно уже израсходовали весь свой запас.

– Отдай ее мне! – приказал офицер, обернувшись к Адаму. Он давно уже потерял свою каску, его потные волосы сосульками прилипли ко лбу. С его штыка стекала кровь – видимо, после недавней рукопашной. На левом плече зияла огромная рваная рана. Глаза офицера горели фанатичным огнем.

Адам, немного устыдившись, вложил гранату в потную и окровавленную руку офицера.

– Спасибо! – сказал Риф и широко улыбнулся. – Это поможет заткнуть им глотку. Прикрой меня!

Не было места, куда можно было бы спрятаться, негде было укрыться. Чтобы заткнуть пулемет одной гранатой, Рифу нужно было подойти на опасно близкое расстояние.

Когда он устремился вперед, не обращая внимания на шквал пулеметного огня, Адам открыл стрельбу. Вокруг свистели пули, рядом взлетали фонтанчики пыли. Вот пулеметное гнездо затянуло дымом, стрелявшие японцы зашлись криком. В этот момент Адам почему-то подумал, что Риф мог бы стать превосходным игроком в боулинг.

– Слава Богу! – выдохнул Холлис, подползая к Адаму. – Наконец-то вырубили проклятый пулемет!

– Ненадолго, – с издевкой в голосе произнес Адам. – Но теперь по крайней мере можно повернуть ствол и дать скотам почувствовать, каково на вкус их собственное варево.

Снайперы продолжали стрелять, но Адам, прижимаясь к земле и часто останавливаясь, подполз к Эллиоту.

– Отличный бросок, поздравляю! – Он пожал здоровую руку Рифа и дружески хлопнул его по спине. – Никогда не доводилось видеть ничего подобного. Не понимаю, как это вы почти не ранены, не понимаю!

– Чего уж там, как сумел... – скромно ответил Риф, глядя, как с его левой руки стекает кровь. – Теперь самое время использовать пулемет по назначению.

Адам не шевельнулся. Внезапно он сообразил, что сделал. Ведь человека, которого он сейчас фамильярно поздравил, он, Адам, ненавидит больше всего на свете. Это он увел от него Бет. Именно его он когда-то хотел убить.

Риф усмехнулся, и впервые Адам понял, что, перед ним – необыкновенно сильная и бесшабашная личность и именно это привлекло Бет к Рифу.

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, Гарланд, – сказал Риф. Рядом просвистела пуля. – Но об этом лучше позабыть. Для нас важно пробраться к Лоусону.

– К британскому генералу Лоусону? – переспросил Адам, думая о том, почему у Эллиота звание капитана британской армии.

Риф мрачно кивнул.

– Он сейчас во-он там, с горсткой своих людей. С ним «Виннипегские гренадеры», вернее, то, что от них осталось после ночного боя. Два часа назад он приказал своим последним резервам занять высоту на горе Батлера.

– И кто же сейчас с ним? – спросил Холлис, подойдя как раз вовремя, чтобы услышать последние слова.

– Клерки, повара, торговцы, – ответил Риф. – Они превосходно воюют, но уж больно неравные силы.

Еще один снаряд разорвался неподалеку, заставив всех троих вздрогнуть.

– Не справиться нам с целой японской армией, тем более голыми руками. Тут как минимум нужно разместить на склонах две дивизии!

Адам и Риф сделали вид, будто не слышат этих слов. Горстка добровольцев, которых обстрел вынудил прижаться к земле, поднялись и подошли к Рифу. Из шестерых в живых остались четверо.

– Оставим двоих здесь, у пулемета, – решительно заявил Риф. – Другие пойдут вперед. Приказ всем ясен?

Холлис чуть поморщился. Он отнюдь не был трусом, более того, ему не хотелось бы прослыть малодушным. Но если какой-то псих принимает безрассудное решение, то уж по крайней мере сам Холлис отлично понимал, что продвижение вперед смерти подобно. Из двух зол Холлис предпочел остаться рядом с Адамом, которого считал явным везунчиком.

– Если капитан Гарланд займется пулеметом, я останусь с ним.

– Нет! – решительно заявил Адам. – Я пойду вперед с капитаном Эллиотом.

Холлис подумал: рассчитывают ли эти люди вернуться?

– Что ж, ладно, – обреченно произнес он, – тогда я тоже пойду.

Они одолели всего лишь ярдов пятьдесят, когда небольшая группа японцев появилась на гребне холма. «Банзай! Банзай!» – донеслось сверху.

Впоследствии, вспоминая и обдумывая прошлое, Адам осознал, что в его голове отложилась память о физической мощи Рифа. Когда в них полетели ручные гранаты, Эллиот матом хорошенько приободрил своих людей и послал парочку крепких ругательств япошкам. Израсходовав все патроны, он принялся с колоссальной силой орудовать винтовочным прикладом, нанося направо и налево страшные удары. Эллиот заколол штыком японца, чуть было не завалившего Холлиса, и, когда штык накрепко застрял во вражеском теле, выхватил из рук убитого его саблю и принялся ловко ею размахивать. Он умудрялся подхватывать брошенные в него гранаты и отбрасывать их. Он наносил сокрушительные удары ногами в армейских ботинках, а если ничего другого не оказывалось, действовал голыми руками. Он казался не просто человеком, а каким-то суперменом, стоившим десятка обычных солдат. Когда у ног Эллиота лежали груды вражеских тел, Адам уже знал, что никогда в будущем не сможет самодовольно или с ехидством разговаривать с Рифом.

Они повалились на землю рядом с убитыми японцами, тяжело дыша. Холлис оказался серьезно ранен. Из шрапнельной раны на ноге текла кровь. Адам получил ранение в плечо и бедро, но он мог поднимать руку, хоть и с трудом, и ковылять без посторонней помощи.

Оружейная перестрелка была как никогда оглушительной.

– Наши держатся! – сказал Адам, отдуваясь. – Но ведь должно же подойти подкрепление!

Риф открыл было рот, чтобы ответить, но тут увидел, как на восточном склоне появилась группа вооруженных японцев. Это оказались снайперы, они залегли и стали пристреливаться. Поднявшись, Риф знаком приказал Адаму и Холлису следовать за ним. Но, не успев сделать и дюжины шагов, они увидели японцев и на крыше полевого госпиталя. Между противником и штабом бригадного генерала Лоусона оставалось каких-нибудь футов тридцать.

– Чтобы помочь, нам туда никак не поспеть, – сказал Холлис. Тут он услышал, как, сдерживаясь, чтобы не выругаться, задышал Риф, как сдавленно зарыдал Адам. Им было хорошо видно, как далеко вниз по склону все усеяно японцами, которые заполнили сейчас все пространство от «Репалс-Бей» до моря. Штаб Лоусона оказался взятым в кольцо, по нему велся интенсивный огонь. С полдюжины солдат и офицеров, один из которых в форме британского генерала, выскочили из своего укрытия, стреляя с бедра. Почти тотчас всех их скосил огонь.

– О Боже! – воскликнул Холлис, опустившись на колени. – Господи... Вот сволочи-то! Скоты!

Адам и Риф одновременно посмотрели на мигом притихший штаб. Их губы сжались, глаза сузились.

Стрельба прекратилась. Радостные японцы, как муравьи, облепили штаб и ведущие к нему ходы сообщения. Они оживленно копошились, что-то выискивая в развалинах.

– И что же теперь? – упавшим голосом спросил Адам, отворачиваясь от этого невыносимого зрелища.

Риф некоторое время молчал. Японцы были со всех сторон, и он понимал, что придется столь же отчаянно биться за право выйти из окружения, как они бились за то, чтобы оказаться здесь.

– Пойдем к «Репалс-Бей», – наконец решил он. – Японцы сейчас озабочены тем, чтобы получше закрепиться на занятой территории. Если наши и предпримут контратаку, то со стороны восточной бригады, которая там, у залива и полуострова.

Холлис картинно застонал:

– Но это же еще колдыбать мили две по пересеченной местности! Я этого не выдержу!

– Впереди должен быть полевой госпиталь, – сказал Риф, помогая Холлису подняться. – Там мы могли бы тебя Оставить, тебе окажут квалифицированную помощь.

Когда госпиталь показался на горизонте, все трое были уже до такой степени измотаны, что никто и внимания не обратил на подозрительную тишину.

– Я тоже попрошу, чтобы мне перебинтовали бедро, – сказал Адам, прихрамывая направляясь к двери. – Рана неглубокая, но все время кровоточит, черт бы ее побрал!

Открыв дверь, он больше не произнес ни слова. И долго молчал. Представившаяся ему картина и вправду была жуткой: прямо на пороге лежал врач, исколотый штыками. Безногие инвалиды, которых кто-то грубо сбросил с постелей, так и застыли у своих коек, теперь уже навек.

Холлиса вырвало. Риф и Адам, не веря своим глазам, осторожно вошли. Собранные в одно место медсестры неподвижно лежали в разнообразных позах. Обезображенные тела явно свидетельствовали о том, что над женщинами надругались, прежде чем убить.

– Боже милостивый... – прошептал Адам, отводя взгляд. – Глазам своим не верю!

Только сейчас он заметил Жюльенну. Она лежала чуть в стороне от остальных медсестер, рядом распластался со скальпелем в животе японский солдат.

Адам расплакался и опустился перед ней на колени.

– Гады! – вымолвил он, взяв ее за руку. – Это нелюди... Животные какие-то... Зверье...

У Рифа внутри все похолодело. «Лиззи! – кричало все его существо. – Лиззи, Лиззи!» Ведь если японцы изнасиловали и убили этих женщин, они вполне могли сделать подобное где-либо еще.

Адам повернул к нему бледное лицо.

– А что же с Бет? – сдавленным голосом произнес он. – Что, если японцы захватят «Жокей-клуб»?!

Сняв с себя китель, Риф склонился над Жюльенной.

– В квартале Ванчай и вокруг «Жокей-клуба» большое сосредоточение наших войск, – сдержанно сказал он, моля Бога, чтобы упомянутые им войска до сих пор оставались на прежних позициях. – Так что с Лиззи все будет в порядке.

Его голос был до странности глухим и очень напряженным. С невыразимой нежностью он завернул Жюльенну в китель и закрыл ей глаза.

– По крайней мере она не просто погибла, но и одного из этих скотов на тот свет отправила, – сказал он.

Адам понял, что в голосе Рифа звучат не гнев или ужас, а едва сдерживаемые рыдания.

– Не можем же мы ее здесь оставить, – беспомощно сказал Адам. – Всех этих людей нельзя оставить непогребенными. Это не по-христиански... Это...

Какой-то звук донесся из ближайшего шкафа в нескольких ярдах от них. Риф и Адам резко вскочили.

– Сволочи! – всхлипнул Адам. Он резко подбежал и распахнул дверцы, держа штык на изготовку.

На него буквально вывалилась Мириам Гресби. Она не была похожа на ту элегантную, всегда отлично одетую даму, какой ее знал Адам. Она вообще была едва узнаваема: старуха и старуха.

– Они всех убили! Всех убили! Уведите меня отсюда, умоляю вас! – простонала она и, обняв Адама за ноги, затихла, опустившись на пол. Он попытался было поднять ее. – О Боже, помоги мне! Всех убили! Всех изнасиловали! – Ее слова потонули в рыданиях.

Риф посмотрел на Жюльенну. Она все еще выглядела красивой, несмотря на то, что с ней сделали японцы. Шикарные рыжие волосы живописными локонами обрамляли ее кошачье личико. Спокойными оставались и полные чувственные губы. Дотронувшись пальцами до своего рта, Риф наклонился и прижал их к губам Жюльенны.

– Прощай, Жюльенна! – глухо произнес он.

– Что же мы будем делать с Мириам? – спросил Адам. Она цеплялась за его одежду, боясь разжать руки.

Риф поднялся, в последний раз огляделся, словно пытаясь навеки запомнить эту палату, исколотых штыками людей, инвалидов, сброшенных с коек и убитых на полу.

Наконец он сказал:

– Возьмем ее с собой и отведем в «Репалс-Бей».

Риф знал, что, сколько бы он ни прожил, эта сцена навсегда останется у него в памяти. И кроме того, был уверен, что, как бы ни закончилась эта война, мир все равно узнает о зверствах японцев.