Даниэла Стил - Грехи матери

Но момент всё равно оказался болезненным для всех. Стоя у гроба в маленькой часовне, они плакали. Зал был украшен белыми розами и орхидеями, которые заказала Оливия, в воздухе стоял густой аромат цветов. Оливия в объятиях Лиз дала волю громадному горю, оплакивая свою замечательную мать. Потом она опустилась на колени и несколько минут читала молитвы, а остальные погрузились в молчание, пораженные внезапным осознанием реальности произошедшего. Мэрибел ушла.

Домой вернулись в скорбном молчании и стали обсуждать, что делать дальше. Похороны должны были состояться через день, и Грейсоны решили вместе дожидаться их в Бедфорде. Филипп, Джон и Оливия поддерживали телефонную связь с офисом, и дела компании были под контролем. Это время следовало посвятить родным, и никто не захотел уезжать до похорон Мэрибел.

Вечером Питер после работы приехал навестить Оливию.

– Как ты?

Питер беспокоился. Он понимал, что смерть матери оказалась огромной потерей, к тому же внезапной.

– Нормально, – с печальным видом ответила Оливия, и Питер обнял ее за плечи. – Хорошо, что Касс дома. Мама бы очень обрадовалась. Но лучше, если бы это случилось не из-за ее смерти.

Оливия улыбнулась сквозь слезы.

– Я тебе очень сочувствую, – сказал Питер, гладя ее руку.

Он пробыл в Бендфорде достаточно долго, чтобы повидать детей и внуков Оливии и выразить свои соболезнования. Все вели себя приветливо, в том числе Филипп. Потом Питер уехал. В тот вечер они опять ужинали все вместе. Для Оливии это были и поминки по матери, и празднование приезда Касси домой. Казалось, она чувствовала себя на удивление комфортно с братьями и сестрой – и даже с матерью – после столь долгого отсутствия. Она интересовалась всеми семейными новостями и немного рассказывала о своей жизни, которая так отличалась от их. Ее племянницы и племянник чуть не боготворили тетю и находили ее крутой. Она последний раз видела их еще детьми и теперь удивлялась, как они повзрослели.

На следующий день они в ритуальном зале принимали посетителей, пришедших выразить соболезнования. Потом настал день похорон – красивых и очень печальных. Оливия выбрала музыку, которая нравилась матери, в том числе оду «К радости» Бетховена, которая воплощала легкость, красоту, радость и искрометность самой Мэрибел. После слов священника каждый из детей Оливии с кафедры произнес речь, посвященную умершей. Филипп был первым – он рассказал замечательные случаи из детства, связанные с бабушкой, и как она научила его играть в покер, когда ему в шесть лет удаляли гланды. Лиз рассказала свои истории о бабушке, а Джон вспомнил, как она любила искусство и убеждала его стать художником и не поддаваться чужому влиянию. Потом место за кафедрой заняла Кассандра. На ней было простое черное платье, черные чулки, туфли на высоких каблуках и шляпа с небольшой черной вуалью. Она выглядела потрясающе и рассказала истории, которые растрогали всех до слез. Она была красивой женщиной и хорошим оратором. Каждое сказанное ею слово свидетельствовало о любви к бабушке и значимости Мэрибел в ее жизни. Слушая дочь, Оливия осознала, что ее малышка стала совсем взрослой и превратилась в незаурядную личность, обладающую способностью привлекать к себе людей. Для Оливии, слушавшей выступления своих детей, было очевидно и то, какой поистине материнской заботой Мэрибел окружала каждого из них, как заменяла им мать и давала что-то, чем сама Оливия не обладала. Оливия одновременно чувствовала вину и благодарность. Она думала о собственной незначительности и снова и снова возвращалась к мысли о том, каким удивительным человеком была ее мать и какой громадной потерей стал ее уход. Когда семья выстроилась у гроба и запела последний псалом на музыку Бетховена, все в зале плакали.

Потом гроб проводили к семейному участку на кладбище, где прошла короткая служба только для родственников. После похорон Грейсоны направились домой, где уже собрались две сотни человек, чтобы пообщаться и выразить соболезнования и поддержку. Питер большую часть времени, не привлекая к себе внимания, стоял около Оливии. Она была ему очень благодарна: он облегчал ее боль своим присутствием. Дети Оливии встретились с людьми, которых не видели годами. Все, кто знал Касси, с радостью ее приветствовали. Аманда была на похоронах в строгом черном костюме от «Шанель». Она проявила такт и не пошла в дом. Филипп по пути с кладбища поблагодарил ее за присутствие. Похоже, церемония растрогала и ее. В конце концов она тоже была человеком.

Когда все, наконец, разъехались (Питер тоже отбыл), члены семьи в изнеможении опустились в кресла. Это были полные эмоционального напряжения дни, которые завершились торжественными похоронами матери, бабушки, прабабушки, которую они так любили. На программе церемонии была помещена очаровательная фотография, на которой она смеялась и выглядела именно такой радостной и озорной, какой была в жизни.

Лиз взялась накрывать на стол доставленную из ресторана пасту. После похорон состоялся небольшой фуршет, но Филипп признался, что только теперь почувствовал голод.

– Давайте переоденемся во что-нибудь посветлее, – предложила Оливия. – Бабушке мы бы не понравились в таком мрачном виде.

Филипп в эти дни часто звонил Тейлор. Ему не терпелось ее увидеть. Грейсоны должны были разъехаться наутро, после последнего совместного вечера: Оливия, Филипп и Джон возвращались на работу, Касси, Софи и Кэрол – в города, из которых прибыли. Надо было с пользой провести оставшееся время в кругу семьи. И ужин в тот вечер в изобилии сопровождали положительные эмоции и оживленный щебет, столь характерные для самой Мэрибел. Паста оказалась очень вкусной, вино и разговоры текли рекой.

Сначала все произносили тосты за Мэрибел, а потом Филипп постучал по своему бокалу и сказал, что хочет сделать заявление. Все головы повернулись в его сторону. Он был немного навеселе, остальные – тоже. После нескольких напряженных дней всем им надо было расслабиться.

– Я влюблен в замечательную женщину и собираюсь на ней жениться, когда разведусь!

Раздались одобрительные возгласы, а Лиз громко провозгласила: «Прощай, Аманда!», и все засмеялись. Лиз тоже приготовилась высказаться. Это напомнило Оливии, как в детстве они делали за столом эпатажные заявления. Она подумала, что Мэрибел это бы понравилось и она бы тоже сказала что-нибудь неожиданное. Компания у них была веселая, а в тот момент в ней воцарилась взаимная любовь.

– Я продала свою книгу за бешеные деньги! – объявила Лиз, и Сара удержалась от демонстрации удивления, хотя почувствовала себя уязвленной. – И кажется, я встречаюсь со своим агентом, хотя не уверена в этом на все сто. Он британец, аристократ, очень симпатичный. Но в том, что я продала книгу, я готова поручиться!

Все заулыбались. Ее неуверенность в отношении Эндрю была так для нее характерна.

– Скажи нам, когда будешь уверена! – крикнул Филипп через стол, и все опять захохотали, но с ней, а не над ней. Лиз всегда и во всем сомневалась.

Следующим взял слово Алекс. Он оглядел всех родных и во всеуслышание заявил:

– А я гей. И я в этом уверен!

Он произнес это так радостно, что даже его мать улыбнулась. Остальные весело заулюлюкали, а кузины, сидевшие по обе стороны от него, похлопали по спине в знак одобрения за смелость. Никого из сидящих за столом это, похоже, не огорчило, даже его родителей, и Алекс выглядел довольным.

А затем всех сразила наповал Кассандра. То, что она вернулась в лоно семьи, уже было приятным сюрпризом. Она ведь могла бы прибыть на похороны и сразу после церемонии улететь обратно. Но она провела с семьей все три дня. И похоже, как и остальные, получила от этого удовольствие. Она часами говорила с сестрой и матерью, старалась поближе познакомиться с племянницами и племянником и прекрасно ладила с Джоном и Филиппом, которые, конечно же, над ней подшучивали, как и полагается братьям.

Своим заявлением Касси переплюнула всех:

– У меня будет маленький. Я беременна. Я недавно это узнала. И не собираюсь делать аборт. Но я не выхожу замуж за Дэнни Хелла, хотя отец – он. Рожу в июне. Я в этом тоже уверена!

Все с открытыми ртами уставились на нее, а потом опять зашумели и стали ее поздравлять, а Оливия смотрела на дочь и одобрительно улыбалась. Ее не беспокоило, что Касс не выйдет замуж, – она знала о новых нравах. Мать просто радовалась, что дочь настолько излечилась от ран детства, что сама захотела иметь ребенка.

– Я безумно рада! – произнесла Оливия громко, подняла свой бокал за дочь и поцеловала ее.

– А теперь позвольте мне, как старшей из внуков, – взяла слово Софи. – Мы вас любим, но нам кажется, у вас всех слегка крыша поехала. Вы ведь должны служить нам примером, но дядя Филипп разводится и тут же опять женится, мама не может понять, флиртует она со своим агентом или нет (что для нее очень характерно и означает скорее да, чем нет), а тетя Касси собирается рожать, но не собирается выходить замуж, и ее малыш, вероятно, появится на свет с татуировкой. Вы потрясающие ребята, и мы вас обожаем. Спасибо, что вы наша семья!

Ее слова были встречены взрывом смеха, и Грейсоны стали наперебой говорить с Касси о ее ребенке и снова поздравлять ее. Оливия задавалась вопросом, что послужило причиной таких изменений в Кассандре. Но как бы там ни было, похоже, дочь и сама была этому рада, и знала, что мать будет в восторге.

Отдавая последнюю дань памяти Мэрибел, они до трех часов ночи играли в карты и пили вино. Спать расходились неохотно.

На следующее утро за завтраком все уже были трезвы и готовы вернуться к повседневной жизни. Три дня, которые они провели вместе, были замечательными, хотя и печальными. Перед расставанием Оливия пригласила всех к себе на День благодарения. Без Мэрибел в этот праздник будет грустно, но Оливия тем более хотела, чтобы все собрались вместе.

– Близкие вам люди тоже пусть будут с нами, – уточнила Оливия. – Ты, Филипп, привози Тейлор. Ты, Лиз, если решишь встречаться со своим агентом, тоже можешь его привезти. И для меня будет честью, если ты, милая Касси, познакомишь нас с Дэнни. Он же отец моего следующего внука, в конце концов!

Оливия это говорила со слезами на глазах.

Перед уходом Касси обняла мать:

– Спасибо за всё, мама!

– Тебе спасибо, и береги себя и маленького.

– Обещаю. Я надеюсь, что не поломаю жизнь ему или ей. Я ведь так же занята, как была ты.

– Ты не совершишь тех ошибок, что сделала я, – мягко возразила Оливия. – Ты будешь замечательной матерью.

Касси опять обняла Оливию и вышла к лимузину, ожидавшему ее, чтобы отвезти в аэропорт. Турне продолжалось в Хьюстоне, и она должна была встретиться в Дэнни там.

Они договорились собраться в Бедфорде на День благодарения, до которого оставалось полтора месяца. Проводив всех, Оливия поехала в свой офис. Ей казалось, что она отсутствовала там целую вечность. Она тосковала по матери. Ей бы хотелось столь многим поделиться с нею, но было ощущение, что Мэрибел всё предвидела и для нее семейные новости не стали бы сюрпризом. Этих детей она воспитала так, чтобы они шли своим путем, следовали зову сердца, использовали свой ум и всегда были честными и смелыми. Те же уроки она преподала Оливии, и они ей очень помогали.

Недели, предшествовавшие Дню благодарения, оказались очень насыщенными для всех Грейсонов.

Филипп постоянно общался с адвокатами по поводу всё более неразумных требований Аманды: она постоянно угрожала процессом о признании их брачного контракта недействительным, хотя адвокаты Филиппа утверждали, что шансов у нее нет. Она использовала эту угрозу для увеличения размера компенсации и алиментов, и он в конце концов уступил ей таунхаус, просто чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Филипп и так не собирался в нем жить, однако оставил за собой загородный дом в Хэмптонсе. Его адвокаты говорили, что развод займет около года. Пока же они с Тейлор и так были счастливы. Их отношения спокойно развивались.

У Джона вскоре после похорон Мэрибел прошла выставка, на открытии которой побывали Лиз, Филипп и Оливия. Он представил некоторые свои работы, и к концу вечера все они нашли покупателей.

Лиз несколько раз ужинала с Эндрю Шипперзом. Они чередовали ее приезды в город с его визитами в дом в Коннектикуте, который он помогал постепенно приводить в порядок. Ему нравилось заниматься с Лиз ремонтом в выходные дни. Их отношения переходили в стадию, желанную для обоих. От девочек поступали хорошие новости: Софи радовалась скорому окончанию магистратуры и возвращению в Нью-Йорк, а Кэрол работала над новым фильмом отца и собиралась остаться в Лос-Анджелесе. Она наконец обрела себя, нашла свою нишу, стала патриоткой Западного побережья и, похоже, сильно повзрослела за последние три месяца.

Отношения, которые выстраивались у Лиз с Эндрю, волновали и радовали их обоих. Они не только были ровесниками, но и родились в один день, что, по мнению Эндрю, означало, что они предназначены друг для друга, и Лиз впервые в жизни чувствовала уверенность в себе и своем выборе. Продажа книги позволила ей воспринимать себя как автора, а отношения с Эндрю дали уверенность в себе как женщине. За неделю до Дня благодарения сценарный агент, с которым Эндрю вел переговоры последние несколько месяцев, наконец сообщил, что по ее книге хотят снять фильм. Эндрю дождался выходных, чтобы при встрече сообщить эту новость Лиз. Она визжала от радости. В то время она усердно работала над новой книгой, и очень приятно было узнать, что предыдущую купили для экранизации. Как только Эндрю объявил эту новость, они прямиком отправились в спальню и занялись любовью – так они обычно поступали всякий раз после его приезда. Секс у них был исключительным, к тому же Лиз была влюблена в Эндрю.