– Прекрати! – повысила на него голос Оливия, вставая из-за стола, чувствуя, что Филипп использует эту ситуацию, чтобы излить свои старые обиды. – Я была верна твоему отцу все годы нашего брака, и он это знал. Я отсутствовала дома, чтобы строить бизнес ради всех нас, и он это тоже знал. Джо хотел, чтобы я этим занималась. Он в отличие от вас уважал то, что я делала. А я уважала его. Твоего отца нет с нами уже четырнадцать лет, Филипп. С Питером Уильямсом я работаю дольше. Он мне сочувствовал, когда умер твой отец, и давал бесценные советы на протяжении всех этих лет. Если хочешь знать, только через четыре года после смерти твоего отца я решилась на близкие отношения с Питером. Ему одиноко, мне тоже, и он моложе меня на семь лет, а не на десять. Его жена алкоголичка, он на ней женат только формально. И мы на протяжении десяти лет храним в тайне наши отношения. Никто до сегодняшнего дня о них не знал. Нашему бизнесу это вреда не нанесет, я этого не допущу, и он тоже. Ты прав в одном – это отнюдь не образец морали. Но мы реальные люди, со своей реальной жизнью, имеющие взрослых, тридцати– и сорокалетних детей. Я вдова, он уважает свою жену. Я не желаю людям таких ситуаций, но они случаются. Я здесь одна на своих плечах несу большую ответственность, и если участие Питера Уильямса мне в этом помогает, то я могу пойти на такой компромисс. Я долго не могла решиться. Это не идеал, я с тобой согласна. Но все мы люди, и идеал недостижим. Он никогда не бросит жену из уважения к ней. Я стара, Филипп. Я тяжело работаю, и так было всегда. И если мы расслабляемся в наши преклонные годы, значит, так тому и быть. Не тебе решать, что для меня приемлемо, а что – нет. Ты можешь это решать по отношению к себе. Мы все идем на компромиссы. Ты решил, что тебя устраивает быть женатым на женщине, которая холодна как айсберг и обеспечивает тебе предельно малый комфорт, как я понимаю. А у меня на протяжении десяти лет роман с женатым мужчиной. Я была верна твоему отцу до самого его смертного часа и потом на протяжении не одного года. Я любила его, пока он был жив, и продолжаю любить. И мой выбор касается исключительно меня, а не тебя. Твои жизненные компромиссы – это твое дело, а мои – мое. Иногда людям приходится принимать такие решения. Я не обязана отчитываться перед тобой и не намерена с тобой в дальнейшем это обсуждать. Не надо клеветать на мое поведение в бытность женой твоего отца – это ложь. А если тебе не нравлюсь я нынешняя, ну, тогда извини. Но давай поставим на этом точку и прекратим дискуссию.

Сын стоял напротив нее по другую сторону стола, там, где до того был Питер. Филиппа трясло от злости.

– Я не изменил своего мнения, которое высказал несколько минут назад. Ты лицемерка. Не знаю, была ли ты верна отцу, я на это надеюсь ради его памяти. Но ты не святая. Ты – любовница женатого мужчины. Для меня не важно, алкоголичка его жена или нет. Он женат, и ты с ним спишь. Он на нас работает. Ты спишь с нашим сотрудником. Так что не надо читать мне нотаций.

Он не отрицал того, что она сказала об Аманде, – думал только о Питере и был возмущен, что у его матери роман. Оливия задавалась вопросом, действительно ли его так волновало, что Питер женат, – или он просто не мог представить, что она может спать с кем-то другим, кроме его отца. Он был очень категоричен в суждениях, как и она сама, но ведь с годами ситуация изменилась: они с Питером незаметно для других любили друг друга.

– Я готова забыть всё, что ты только что сказал. Я не горжусь тем, что делаю, но и не стыжусь. Что есть, то есть. Два человека нужны друг другу и несут на своих плечах огромную ношу. Мы тяжело работаем и дарим друг другу немного тепла. Это поддерживает нас в трудные дни, а таких много в этом бизнесе, как и в любом другом. Мы никому не приносим вреда. Я сожалею, если это тебя огорчает, но мы тут все взрослые, даже ты. Тебе сорок шесть лет. Я часто отлучалась, когда ты рос. Я об этом сожалею, но так сложилось. Мне приходилось заниматься другими вещами, и твой отец был с этим согласен. Возможно, мы ошибались. Я всегда буду сожалеть о том, что упустила. Но это ушло, Филипп. Тех лет не вернешь. Я не могу исправить ситуацию, как бы я ни сожалела, что она причиняет тебе боль. И у меня есть право на некоторый комфорт, нравится тебе это или нет.

– Бог ты мой, тебе семьдесят лет. Ты пожилая женщина. И охота тебе заниматься черт-те чем в твоем возрасте?

– Я не занимаюсь черт-те чем, как ты выразился. Жаль, что ты это так видишь. И тебя совершенно не касается, что я делаю, пока я правильно веду бизнес и не ставлю тебя на публике в неловкое положение. Остальное – мое дело, Филипп. По данному вопросу голосование не проводится. Это не заседание совета директоров, это моя жизнь, и у тебя нет права голоса.

Он посмотрел на мать с необузданной злобой и, ни слова более не говоря, повернулся и вышел из кабинета. Он кипел от услышанного.

Оливия дрожала от волнения, снова садясь за письменный стол после ухода сына. Она не хотела, чтобы Филипп таким образом узнал о ее романе с Питером. Она не хотела, чтобы вообще кто-либо о нем узнал. Но Филиппу стало о нем известно, и ей теперь надо было с этим жить. Это ничего не меняло, Филипп должен был с этим свыкнуться. Ей вдруг вспомнились ее собственные чувства, которые она испытала, узнав, что ее мать является любовницей Ансела Морриса. Это ей тогда очень не понравилось, показалось неправильным. Она думала, что ее мать – падшая женщина. Но ей было тринадцать лет, а не сорок шесть. Она обнаружила роман своей матери точно так же, как сейчас Филипп обнаружил ее роман: однажды она застала их целующимися, и Мэрибел призналась дочери. Она сказала, что ей одиноко, а он добрый человек. Но несмотря на их искреннюю взаимную любовь, она так и не вышла замуж за Ансела, даже когда он овдовел.

Оливия была убежденной сторонницей верности. Таких же принципов придерживалась Мэрибел и была верна женатому мужчине, которого любила и который любил ее. Других мужчин у нее не было, даже когда Ансел умер. Оливия тоже была верна только двум мужчинам в своей жизни. Сначала Джо, на всем протяжении их брака, а в течение последних десяти лет – Питеру. Эта жизнь не была безупречной, но она была хорошей и разумной, с учетом обстоятельств. Оливия не была от нее в восторге, но могла оправдать ее для самой себя и оправдывала. Она никогда никому не говорила о Питере, да и не собиралась, хотя часто подумывала, сообщить ли матери. В глубине души она знала, что в тринадцать лет судила о Мэрибел несправедливо и должна за это извиниться. Тогда она не понимала, как Ансел защищал мать, как о ней заботился. Мэрибел нуждалась в нем точно так же, как сама Оливия нуждалась в Питере, хотя он был женат и о разводе не могло идти и речи.

Она задавалась вопросом, почему мать не вышла замуж за Ансела даже после смерти его жены, но никогда не решалась спросить. Он недолго вдовствовал, меньше года, – может, они просто не успели оформить отношения? Впрочем, причины не столь уж и важны. Мэрибел была хорошей и благородной женщиной. Такой же была и Оливия, что бы ни думал сейчас Филипп. Она сожалела об ограниченности его мышления, резкости суждений и обидах, которые он нес в себе на протяжении многих лет. Он не был готов принять или поверить, что люди стараются сделать как лучше, даже если они неидеальны. Вдобавок он довольствовался женой, которая, по убеждению Оливии, его не любила и, видимо, не была на это способна. Его жизнь была тоскливой. Свои компромиссы – согласие на любовь женатого мужчины, который был к ней добр и которого она уважала, – Оливия считала менее болезненными, чем компромиссы сына. Им с Питером не был нужен брак, они просто любили друг друга. Оливия не собиралась позволять Филиппу испортить их отношения своими категоричными взглядами на «правильность». Она имела право самостоятельно принимать решения по столь личным вопросам.

Она дрожащей рукой набрала номер сотового телефона Питера. Тот ответил немедленно. В голосе слышалось беспокойство:

– Ты в порядке?

– Да, – твердо ответила Оливия. Она была исполнена решимости, несмотря на раздражение сына и его обвинения. Важно было то, как видела себя она сама. Она считала, что поступила наилучшим возможным образом для всех, кого это касалось.

– Он с этим свыкнется. Он очень косный человек, да и брак у него несчастливый. Из-за этого он жёсток и несправедлив с другими. Еще он ищет предлог, чтобы свести со мной старые счеты и излить обиды. Но тебя это никак не касается. Просто сегодня мы предоставили ему возможность позлиться на меня.

Оливия хорошо знала своего старшего сына.

– Извини, что я тебя оставил. Я бы не ушел, но подумал, что ты не захочешь, чтобы я присутствовал при разговоре с сыном.

– Я бы этого не хотела, – подтвердила она. – Ты поступил правильно.

– Что он сказал?

– Много гадостей. Он хотел знать, изменяла ли я его отцу. Я ему, конечно, не изменяла, и, возможно, хорошо, что Филиппу это сказала. Он достаточно взрослый, чтобы понимать, что между нами происходит. Ему почти пятьдесят – в этом возрасте он должен быть готов мириться со слабостями других людей. Если не готов, он никогда не сможет простить что-либо и себе самому. Кто-то когда-то сказал, что быть взрослым – это принимать родителей каковы они есть. Проблема в том, что большинство из нас в этом смысле не является взрослыми. Мы хотим, чтобы наши родители были идеальны и жили в соответствии с нашими идеалами. Наши дети хотят, чтобы мы безусловно прощали им их ошибки, но нам не хотят прощать ничего. Но это же не может продолжаться бесконечно. Филиппа ждут тяжелые уроки. То же относится к Касси. Она ничего мне не простила, особенно отсутствия в момент смерти Джо. Я сама чувствую себя виноватой и многие годы себе внушала, что, окажись я рядом, он мог бы выжить. Но случилось иначе. Я вообще нагородила достаточно ошибок. Но наши с тобой отношения к ним не относятся. Мы никому зла не делаем, Питер, пока твой брак остается в неприкосновенности и ты не травмируешь Эмили, – а ты, я уверена, этого не делаешь.

– Она страдает алкоголизмом уже более тридцати лет, – сказал он грустно. – Мы ничего у нее не отнимаем. Наш брак прекратился задолго до твоего появления.

Он всегда это говорил, и Оливия ему верила. Но в его словах всё равно чувствовалось беспокойство – за Оливию из-за атаки на нее сына. Тяжело слышать резкую критику от своих детей, и Питер сочувствовал Оливии. Его собственные дети не имели понятия, что у него роман с Оливией, хотя знали, что брак родителей лишь формальность. Дочь давно уговаривала его развестись, но он чувствовал себя ответственным за Эмили. Сын на всё закрывал глаза, но был в курсе болезни матери. Она разрушила их семейную жизнь, когда дети еще были маленькими: напивалась на школьных мероприятиях, не показывалась или отключалась, когда к детям приходили в гости друзья. Она позорила их всю жизнь, но они уважали отца за то, что он не бросает их мать. И им это в какой-то степени облегчало жизнь. Он всегда заботился о ней, так что детям не приходилось этого делать.

– Хочешь, я приеду к тебе сегодня вечером? – мягко предложил Питер. Оливия улыбнулась.

– Да, хочу, – честно призналась она, – но не из-за сегодняшнего. Просто я по тебе скучала, пока была в отъезде.

Обычно они еженедельно проводили вместе одну или две ночи. Ему не нужно было ничего объяснять Эмили. Она и так не знала, ночует он дома или нет. На протяжении двадцати лет они спали в разных спальнях, и за ней приглядывала домработница. Муж не давал никаких объяснений, просто уходил, хотя в любое время был доступен по сотовому телефону.

– Я по тебе тоже скучал. Приеду в восемь.

Была уже половина седьмого. Обоим надо было закончить дела в офисе. Дорога в Бедфорд займет у обоих около часа. У Оливии не было постоянно живущей прислуги. Питер всегда уезжал перед приходом домработницы, поэтому никто не мог узнать, что он ночевал у нее. Оливия знала, что прислуга что-то подозревает, но была уверена, что та не догадывается, кто именно периодически наносит хозяйке ночные визиты. На протяжении десяти лет им удавалось сохранять свои отношения в тайне. До сегодняшнего дня. Неудачно получилось, что Филипп их обнаружил, но Оливия не собиралась делать из этого трагедию. Это было свидетельством ее человечности. Теперь свою человечность и взрослость предстояло проявить Филиппу.

– Увидимся в восемь, – спокойно сказала Оливия и напомнила: – Будь осторожен за рулем. Я тебя люблю.

Питер улыбнулся.

– Я тебя тоже. До скорого! – ответил он, и на этом их телефонный разговор завершился.

Оливия оставила на письменном столе папки с непросмотренными документами. Она устала. День выдался долгий, да и перебранка с Филиппом вымотала ее. Возможно, по ней этого и нельзя было сказать, но в этот вечер Оливия чувствовала груз каждого мгновения своей жизни.

Спустя пару минут она взяла сумку и кейс и, погасив свет, вышла из офиса. Она с нетерпением ждала свидания с Питером.