— Это еще лучше. Я знаю Уайтмора много лет, он бесхребетный, как медуза. Именно из-за него Боннер попал в беду. Позвони Уайтмору и не просто нажми на него — сожми его так, чтобы запищал, как говорил этот английский негодяй Ллойд Джордж. Я хочу установить связь с вражеским лагерем сегодня же, Скотт. Мне не важно, как ты этого добьешься, но сделай это.

— Хорошо, Сэм. Это все?

Я вздохнул, беспокойно подошел к окну и посмотрел вниз на магнолию во внутреннем дворике.

— Я думаю все… Как меняется время! — добавил я импульсивно. — Когда я был молодой, мы здесь на Уолл-стрит сидели как боги и ждали, когда клиент приползет на брюхе просить у нас денег. Теперь же клиенты посиживают у себя, а мы боремся с банками-конкурентами за их заказы. Конкурентные цены! Боже мой, Пол Ван Зейл перевернулся бы в гробу!

Скотт улыбнулся, но ничего не сказал, почтительный молодой человек, снисходительно относящийся к ностальгическим настроениям старшего поколения.

— Ладно, — резко сказал я. — Это все. Расскажешь мне потом, как поговоришь с Уайтмором.

— Да, Сэм, — сказал он уходя.

Я снова подошел к красному телефону.

— Связь мистера Ван Зейла, — коротко ответили мне в трубке.

— Господи, его все еще нет? — Я повесил трубку и позвал секретаршу. — Я пойду проводить заседание партнеров. Достаньте мне большое досье на «Хаммэко».

В конференц-зале я нашел с дюжину партнеров, которые собрались за столом заседаний и болтали о гольфе. В старые времена, еще задолго до моего появления в фирме, полдюжины партнеров сидели за огромными столами красного дерева в огромном банковском зале, а главный партнер сидел в отдельном кабинете, который теперь принадлежит Корнелиусу, однако позже, когда в 1914 году банк слился с другим, большой зал предназначался для отдела консорциума, а партнерам были отведены личные кабинеты на втором этаже. Теперь, когда банк разросся, помещение было заново перераспределено; за Корнелиусом остался кабинет главного партнера на первом этаже, и шесть самых старых партнеров фирмы сохранили свои кабинеты на втором этаже, а остальные партнеры были переведены обратно в общий зал, до сих пор носящий название «кон-зал» в память о тех временах, когда в нем размещался отдел консорциума. Служащие консорциума переехали в здание по соседству с банком, которое мы купили в ходе нашего расширения после войны, по адресу Уиллоу-стрит, 7.

Корнелиус выбирал партнеров со свойственной ему проницательностью. Сначала шла так называемая «витрина», шесть человек в возрасте около шестидесяти лет, обладающие не только большим опытом, но и выполняющие роль солидного респектабельного фасада. Затем следовали шесть пятидесятилетних человек, которые могли быть в некотором смысле менее ортодоксальными, но смирившиеся с тем, что им никогда не придется сидеть в кресле старшего партнера. Далее остались три сорокалетних человека, и за ними велось строгое наблюдение на случай, если ими овладеет мания величия и они захотят получить больше власти, чем им полагалось по положению.

Как всегда, мы с Корнелиусом были самые молодые. Корнелиус еще не достиг возраста, когда ему захотелось бы нанять партнера моложе себя, хотя теперь, когда нам исполнилось по сорок одному году, мы знали, что он должен, пока не поздно, позаботиться о более молодых партнерах. Многие находили это странным и говорили, что большинство людей в его положении приветствовали бы возможность проявить свое влияние на молодых людей, но я очень хорошо понимал позицию Корнелиуса. Мы с Корнелиусом слишком хорошо знали, насколько опасными могут оказаться честолюбивые молодые люди.

Когда я вошел в конференц-зал, партнеры выпрямили свои спины и перестали обсуждать гольф. Я с теплотой улыбнулся им. Они мне ответили тем же.

На самом деле я считал собрания партнеров напрасной тратой времени и приветствовал, что их сократили до одного в неделю. С помощью различных информаторов мы с Корнелиусом прекрасно знали, что происходило в кон-зале, и поэтому, если нам не удавалось попасть на совещание, мы все равно были в курсе всех событий, однако, подобно мудрым диктаторам, Корнелиус стремился придерживаться видимости демократии. На этих совещаниях делался вид, будто мы решаем, что именно лучше всего для фирмы, иногда мы даже проводили голосования, результаты которых Корнелиус спокойно игнорировал, если они не совпадали с тем, чего он сам хотел. Иногда партнеры бывали недовольны, но это длилось недолго. Корнелиусу не нравилось, когда его окружали недовольные люди, и тем партнерам, которые высказывали жалобы, осторожно советовали сменить фирму.

— Поскольку в конце концов, — торжественно говаривал Корнелиус, — мне не хотелось бы сознавать, что вы несчастливы.

Уцелевшие партнеры усваивали урок и старались в присутствии Корнелиуса выглядеть довольными. Корнелиус держал контрольный пакет акций, что давало ему абсолютное право нанимать и увольнять кого угодно. К тому же каждый партнер знал: он далек от того, чтобы быть незаменимым. История банка Ван Зейла уходила корнями в девятнадцатый век, и не было недостатка в хороших специалистах, которые хотели бы работать на Уолл-стрит.

— Какие новости о «Хаммэко», Сэм? — спросил партнер, один из пятидесятилетних индивидуалистов, один из тех, за кем требовалось внимательно следить.

— Хорошие, — сказал я. — Торги закрываются завтра. Все складывается неплохо.

— А в чем состоит дело с «Хаммэко»? — спросил один из седовласых ветеранов, который только что вернулся из отпуска во Флориде.

— Это выпуск акций на девяносто миллионов долларов для «Хаммер мэшин корпорейшн», которая планирует распространить свои деловые интересы на оборонную промышленность. Учитывая, что холодная война постепенно подогревается, совершенно ясно, что это хороший бизнес, особенно для корпорации подобной «Хаммэко». Условия фирмы довольно жесткие, у меня скоро будет копия условий продажи, предварительный проспект и заявление о покупке разослано вам по внутренней почте. У нас состоялась встреча по всей форме в офисе «Хаммэко», а также предварительное совещание нашего синдиката. Совещание об основной цене будет завтра утром, а встреча для установления окончательной цены — завтра в два часа дня.

— А как обстоят дела в лагере конкурентов? — спросил другой ветеран. Эти партнеры всегда любили меня погонять.

— У меня есть кое-какие сведения о них. Насколько я знаю, все, что они могут запросить, мы сможем перебить. Я не вижу здесь трудностей. — Я повернулся к двум партнерам из кон-зала, которые отвечали за кропотливую черную работу отделов синдиката над предложением цены «Хаммэко». — Мне бы хотелось вас на пару слов после окончания этого заседания.

Послышался стук в дверь, и вошел Скотт.

— Сэм, важный телефонный вызов.

Я взглянул на партнеров.

— Извините меня, джентльмены. — В углу у телефона я прошептал Скотту: — Это Нейл?

— Нет, президент «Хаммэко».

— Господи! — Я взял трубку и услышал, что президент хочет пригласить меня на ланч. Я согласился. — Отмени мою договоренность о ланче, — сказал я Скотту, когда повесил трубку, — и попробуй разобраться, вдруг произойдет чудо и наши соперники не смогут идти с нами в ногу и отступят. — Я не успел отойти к столу заседаний, телефон снова зазвонил, заставив меня подпрыгнуть.

— Келлер, — сказал я, подняв трубку.

— Я хочу тебя видеть, — сказал Корнелиус ледяным голосом и резко бросил трубку, как нож гильотины, отрубающий голову.

Я не переставал думать о том, что сделал. Иногда лучше не думать, если ты теряешь голову, думая о воображаемых несчастьях. Я зажег сигарету, вежливо предложил старейшему из партнеров занять место ведущего, а затем, не переставая бояться худшего, — каково бы оно ни было, — бросился вниз в офис главного партнера, готовый встретиться лицом к лицу со львом в его логове.

Глава четвертая

Корнелиус, выглядевший таким измученным, как будто он перенес приступ астмы, сидел, съежившись, в крутящемся кресле за огромным столом. Я хотел справиться о его здоровье, но, увидев жесткую линию его рта, решил промолчать.

— Если я задам тебе очень простой вопрос, — начал Корнелиус усталым голосом, предвещающим, что вскоре он потеряет выдержку, — есть ли хоть малейшая надежда получить от тебя простой ответ?

Мне было предложено взять быка за рога.

— В чем дело?

— Давно ли ты завел привычку пересказывать конфиденциальные разговоры, которые мы ведем с тобой в этой комнате? Мне неприятно, когда такая ситуация возникает между нами с тобой, Сэм. Я очень расстроился.

— Перестань, Нейл. Ты прекрасно знаешь, что я не бегаю раззванивать на весь свет частные разговоры.

Корнелиус немедленно вскочил на ноги, наклонился вперед, опершись обеими руками о стол, и закричал:

— Тогда какого черта ты сказал Алисии, что я хотел, чтобы ты женился на Вики?

— Потому что она сделала вид, что давно об этом знает, — мои навыки отводить нападение были настолько тонко разработаны, что только после того, как я ответил, мое сердце больно сжалось в груди. Я стиснул кулаки за спиной, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и сделал классический выпад от защиты к контрнаступлению. — А какого черта ты не сказал мне, — сердито спросил я, — что Алисия убеждена, будто ты разделяешь ее надежду на то, что Вики выйдет замуж за Себастьяна? Как, ты думаешь, я себя чувствовал, когда мы с Алисией кончили разговор, не понимая друг друга, и она догадалась, что ты пытался ее надуть? Мне тоже не нравится, когда ты ведешь со мной нечестную игру, Нейл, и не думай, что только тебя одного расстраивают друзья.

Корнелиус снова откинулся в своем кресле. Долгий опыт общения с ним подсказал мне, что, когда он злится на самого себя, он часто пытается выместить свою злость на других, а долгий опыт отношений со мной убедил его, что я преуспел в поглощении его злости и нейтрализации ее тем, что сохраняю полную бесстрастность. Его злость иссякла, и осталось одно унижение. Он начал неровно дышать и я отвернулся, когда он достал таблетки, которые помогали ему при астме. Он ненавидел, когда кто-нибудь видел, что ему плохо.

— Нейл, поверь мне, я извиняюсь, если в результате это вызвало недоразумение между тобой и Алисией, но…

— Я не имею привычки обсуждать свой брак с тобой, — сказал он, но, когда он замолчал, чтобы проглотить таблетки, я догадался, что он просто мечтает обсудить его, но сдерживается из-за сложных чувств, которых я не понимал. — И кстати о браке, — изрек он, продолжая дышать с трудом, но не в силах остановить следующий приступ гнева, — Алисия сказала мне, что ты не можешь жениться на Вики. Это звучит как интересное решение, особенно потому, что ты дал мне вчера понять, что готов обдумать эту идею. Возможно, ты сможешь сказать мне об этом еще что-нибудь? Я ужасно не люблю, когда важные решения передают мне через других лиц.

Теперь я действительно попал в переделку. Сдунув следы пыли с кресла для клиентов, я вальяжно уселся в него, чтобы выиграть несколько драгоценных секунд и составить план моей стратегии. Нужно ли мне лгать, увиливать или говорить правду? Я решил, что ситуация настолько вышла из-под контроля, что полная ложь была бы бесцельной, но я не мог решить, говорить ли всю правду или только часть ее. Наконец, не в силах решить, какую часть правды говорить, я передумал, не стал увиливать и приготовился говорить неприкрашенную правду.

— Послушай, Нейл, — сказал я с улыбкой, которую один друг может припасти для другого в очень неблагоприятных обстоятельствах, — не думай, что твое предложение не было для меня соблазнительным. И не думай, что в нормальных обстоятельствах я не сделал бы все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, но боюсь, именно сейчас мои обстоятельства нельзя назвать нормальными. Я очень сильно полюбил Терезу — девушку, которая живет у Кевина — и решил жениться на ней.

Он смотрел на меня, не говоря ни слова. Его тонкие классические черты лица были достойны быть изваянными в мраморе. Затем он попытался говорить, но приступ астмы усилился, и слова заглушились судорожными вздохами.

Чтобы не смущать его, я подошел к бару, спрятанному за книжной полкой, и наполнил стакан водой. Я не собирался поднимать тревогу или звать на помощь. Поставив стакан с водой перед ним, я отошел к окну, и, стоя спиной к нему, сказал ровным голосом:

— Я понимаю, тебе нелегко понять, почему я мог влюбиться в нищую польскую девушку из города угольщиков в Западной Виргинии, но я уже все решил, и я солгал бы тебе, если бы дал повод думать, что ты, или кто-нибудь другой в состоянии изменить мое решение. Я люблю Вики, она мила и очаровательна, но она не для меня, Нейл, и если бы я на ней женился, никому бы это не принесло пользы, и самой Вики в меньшей степени.