— А Вики понимает, — сказал Себастьян. — Вики слушает, когда маленькие чудовища разговаривают с ней. Вики коммуникабельна, — добавил он, как бы ставя точку в этом разговоре.

Но в те минуты я была отнюдь не коммуникабельна. Я с трудом разговаривала, с трудом ела, с трудом дышала воздухом, которым Скотт уже не дышит. Когда я приехала в Мэллингхэм, то на себе ощутила мистический смысл его слов о времени как субстанции за пределами сознания, я увидела мир его глазами, приняла его смерть так же, как он ее принял, как растворение в некоей временной структуре, ставшей его домом. Теперь ничто не имело значения, кроме того, что он обрел мир рядом с отцом, в месте, где морской ветер гудел над болотами далекой, древней, красивой земли; ничто не имело значения теперь, кроме того, что доставила его домой.

Мне опять слышались голоса, что-то говорившие мне, иногда звучавшие так далеко, что я не могла их различить.

— Вики так плохо выглядит; того гляди, потеряет сознание.

— Перенесет ли она похороны?

— Вики, дорогая, может быть тебе прилечь?

— Может быть, доктора…

— Да Вики в порядке, — сказал Себастьян.

Голоса, голоса, голоса… люди ходили мимо меня… Все было как во сне, и я смотрела на озеро за лужайкой, подставляла лицо морскому бризу и все думала, как это хорошо, как правильно, что Скотт хотел приехать именно сюда.

— Послушай, Вики, — сказала Элфрида решительно, застав меня в саду утром в день похорон, — я хочу кое-что тебе сказать, и ты, пожалуйста, не возражай. Буду с тобой совершенно откровенна. Пожалуйста, не считай меня своим врагом. Ничто не может быть дальше от истины, чем такие мысли. На основании своего опыта заведования школой я хорошо знаю, что у ужасных родителей могут быть на удивление очаровательные дети. Поэтому у меня нет против тебя никакого предубеждения из-за твоего отца; я сужу о тебе по тебе и по твоим поступкам…

— Дальше. Ты вполне интеллигентная, привлекательная и благоразумная женщина, и теперь, когда все закончилось, я не вижу причин, почему бы тебе не позаботиться о достойном будущем. Ты должна взять себя в руки и начать строить планы. Почему бы тебе не пожить в Англии какое-то время, подальше от этого ужасного Нью-Йорка? Себастьян говорит, что ты частенько тешилась мыслью получить ученую степень; так, может быть, стоит взяться за дело всерьез? Сейчас как раз то время, когда тебе необходимо чем-то заняться. Это даст тебе не только новые интересы, но и новую жизнь; это то, что тебе нужно, чтобы оправиться от потрясения. Почему бы тебе не получить ученую степень в моем старом университете в Кембридже? Они принимают немолодых студентов, главными критериями являются желание и способность учиться. Моя старая наставница еще там, и я тебя ей представлю, и она сделает все, чтобы тебе помочь. Да и Себастьян будет тебе полезным — он ведь хорошо знает Кембридж… О, я знаю, знаю, что ты собираешься сказать! «Не могу, не могу, я нужна детям!» Вики, ты должна трезво смотреть на вещи. Твои дети растут и взрослеют; как-нибудь утром ты проснешься и обнаружишь, что все птички разлетелись из твоего гнезда, а твоя жизнь совершенно пуста, потому что ты отдала ее детям и ничего не сделала для себя. Я это наблюдаю постоянно в школе на примерах родителей моих учеников, и, поверь, судьбы этих родителей очень печальны… Подожди, не спеши со мной спорить! Эрик и Пол, очевидно, завершат образование в Америке, а Саманта и Кристина могли бы поступить в английский пансион. Боже, да я их сама с радостью возьму! Мы располагаемся недалеко от Кембриджа, и пансион вроде моего был бы для них хорошей жизненной школой в новой стране. Что же касается Бенджамина, он как раз в том возрасте, когда идут в подготовительную школу!

Теперь же я стала обдумывать эти факты со спокойной отстраненностью, часто наступающей после эмоционального взрыва.

В результате тщательно продуманной хладнокровной интриги моего отца Стив Салливен напился и разбился насмерть на пустынной деревенской дороге в 1939 году. Правда заключалась в том, что это мой отец толкнул Стива в пьяную автокатастрофу, так же как он толкнул Скотта в кровавую ванну, и в обоих случаях представил дело так, что преступления выглядели как самоубийства.

Мне была невыносима мысль о том, что эти преступления останутся безнаказанными, хотя я понимала, что ничего не смогу тут поделать. Меня трясло, я потеряла способность трезво мыслить и решила обдумать все потом, после похорон.

Я сошла вниз и присоединилась ко всем остальным, собиравшимся в церковь. И опять вокруг меня поплыли голоса, голоса, голоса… Что-то слышалось о будущем, прошлом, настоящем, но я была вне всего этого, я погрузилась в воспоминания о Скотте и, когда наступил момент похорон, опять увидела мир его глазами и приблизилась к нему через границы времени.

Я прошептала: «Вне времени живет душа…»

— Это ведь Элиот, верно? — спросила Рози. — Я всегда считала, что его переоценивают.

Но Себастьян взял меня за руку и, когда мы направились в церковь, стал тихо цитировать «Четыре квартета»: «То, что мы называем началом, часто бывает концом, а закончить — значит начать. Конец — это место, с которого мы начинаем…»

Небо над мэллингхэмской церковью было серым, а деревья на церковном дворе — голыми. Заупокойная службы была недолгой. Гроб опустили в землю, священник закрыл свою книгу, и холодный ветер с моря зашуршал по гирляндам цветов. Я заказала много цветов, не только для Скотта, но и для Стива и Тони, для Дайаны и ее сына Алана, для всех, кто был похоронен под ветвями вишни, которую посадила сама Дайана, чтобы любоваться ее весенним цветением.

Я смотрела на цветы. Это были хризантемы, бронзовые и желтые. Я бы и дальше смотрела, но услышала шепот Элфриды: «Вики…» и поняла, что пора уходить.

Но Себастьян сказал:

— Ей нужно побыть одной.

Все ушли, и я осталась в одиночестве.

Сразу же я вновь все стала видеть глазами Скотта; время искривилось, прошлое слилось с настоящим. Я осматривала церковный двор, и, хотя вишня стояла голая, я видела ее цветущей. Я взглянула на верхушку церкви, и за какую-то долю секунды передо мной промелькнуло тысячелетие.

По лицу моему струились слезы. Я стояла неподвижно, боясь разрушить чары, но тут послышался звук открываемой калитки, и я сразу поняла, что пришел мой отец.

Отец медленно шел ко мне. Он был весь в черном, выглядел очень опрятным, спокойным и старым.

— Так ты пришел, — сказала я, когда он остановился. — А говорили, что тебя не будет. Но я не верила.

Он дышал ровно, но шумно, как всегда после приступа астмы.

— Да, — сказал он. — Я должен был прийти. — Он посмотрел на цветы, и его глаза вдруг наполнились слезами. — Вики, — сказал он, — Вики, пожалуйста, прости меня и вернись домой. Пожалуйста, Вики. Умоляю тебя.

Я посмотрела на него и, увидев свое отражение в его глазах, поняла, что высшая справедливость не в милосердии, а в беспощадности. Я знала, что у меня нет выбора: я была орудием какой-то непонятной, непостижимой силы, предназначенной для свершения правосудия.

Я сдержанно ответила:

— Мы больше не можем встречаться.

Он начал задыхаться.

— Но, Вики… О, Боже… Вики, Вики, пожалуйста, выслушай меня…

Я ясно видела его будущее. Он намного переживет всех своих друзей; он будет жить, зная, что я тоже жива, но мы не можем встречаться; он доживет до глубокой старости, и жизнь для него будет наказанием за грехи.

— Вики, ты должна простить меня, должна…

Час настал. Пришло время вынести приговор. Я должна была сказать ему те уничтожающие слова, которые он сам так часто использовал для уничтожения других.

— Это все. Конец. Мне больше нечего сказать.

Оставив его среди могил, я пошла прочь по тропинке и, когда часы на церковной башне пробили час, остановилась у входа в церковный двор.

Снаружи были только черный лимузин и красная малютка Себастьяна. Потом я увидела и самого Себастьяна. Он стоял неподалеку, стараясь выдернуть веточку остролиста из живой изгороди.

Когда я увидела кусты диких роз, живая изгородь вспыхнула в моих глазах весенними красками так же ярко, как вишня на кладбище, — я видела цветущий луг и розы, розы, яркие пятна в темной непостижимой Вселенной, торжествующие символы победы над временем.

Я окликнула Себастьяна. Он обернулся, улыбнулся и направился ко мне с веточкой остролиста в руке.

Силы возвращались ко мне. Протянув руку, я подняла щеколду церковной калитки и вышла, наконец, через дверь, которую никогда не открывала, в цветущий сад роз.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.