Кэтрин Коултер - Грехи отцов

– Я дежурю первым.

– Подними меня в три, – попросил Диллон.

– Я буду во дворе, – шепнул Адам Бекке. Заметив, что она побледнела и выглядит совершенно измученной, он не выдержал, шагнул ближе и прижал ее к себе. – Постарайся выспаться и ни о чем не тревожься. Все будет хорошо.

Сердце трепетало, как вытащенная из воды рыбка. Бекка, в полной уверенности, что впереди бессонная ночь, неохотно легла на кровать, но, к своему удивлению, заснула почти сразу. Спала крепко, без кошмаров, пока не ощутила странный укол в левую руку, чуть повыше локтя, почти незаметный, как комариный укус. Бекка дернулась и проснулась, попыталась встать, но не смогла. Воздух почему-то не проходил в легкие. Она начала задыхаться. Господи, неужели она ослепла? Нет, просто в комнате темно, а жалюзи закрыты, чтобы снаружи ничего не было видно. И тут…

У кровати возник почти неразличимый силуэт, навис над ней, серый, призрачный, и Бекка прошептала:

– Кто тут? Это ты, Адам? Что ты…

Но он ничего не ответил, только наклонялся все ближе и вдруг прошипел ей в лицо:

– Я пришел за тобой, Ребекка, как обещал.

Он лизнул ее в щеку.

– Нет, – ужаснулась она. – Нет…

Она вжалась в подушки, гадая, что за серебряный лучик бьет ей в глаза. А… тонкий фонарик… маленький…

Она наконец смогла дышать… глубоко, глубже, чем обычно, и медленно провалилась в мягкую черную тьму, завладевшую телом и разумом. Больше Бекка ничего не видела.

Теперь сердце билось глухо, равномерно, и страха больше не было. Она была совсем спокойной, даже расслабленной. И снова открыла глаза. Темно. Ни теней, ни звуков, ни малейшего движения. Только неумолимый непроглядный мрак. И такой покой, что даже шевельнуться неохота. Бекка не боялась, хотя понимала, что опасность близка. Она во тьме, и он совсем рядом. И тем не менее ей не было страшно. Нет… не правда, где-то глубоко в мозгу, словно заноза, засела тревожная мысль. Бекка нахмурилась, и все исчезло.

Непонятно как, но она помнила все, что случилось: укол, волна ужаса… Почему он лизнул ее в щеку?

Очевидно, действие наркотика давно закончилось, потому что голова вновь стала ясной.

Он похитил ее. Каким-то образом пробрался в дом мимо охраны и похитил.

Снова неясный свет, запах дыма. Он зажег свечу. Он здесь, всего в нескольких дюймах от нее.

Бекка постаралась взять себя в руки, хотя это было нелегко. Труднее всего на свете. Но без этого ей не выжить. Она вдруг вспомнила, как мать говорила, что страх убивает быстрее пули.

– Никогда не сдавайся, дочка, – прошептала тогда мать и, схватив ее за плечи, повторила:

– Никогда не сдавайся.

Ей так ясно послышался материнский голос, словно Эллисон стояла рядом. Бекка до сих пор ощущала тяжесть ее руки. Непонятно только, почему она не может вспомнить, по какому поводу это было сказано.

– Где мы?

Это ее голос, такой равнодушный и бесстрастный? Да, ей удалось победить страх.

– Привет, Ребекка. Я все-таки пришел за тобой, – повторил он.

– Пожалуйста, – попросила она, – не надо больше лизать мою щеку. Неприятно и противно.

Он молчал, явно выведенный из себя такой дерзостью. Подумать только, вместо того чтобы трястись, она издевается над ним.

– Что вы мне вкололи?

Она слышала его надсадное дыхание.

– Так, кое-что. Купил в Турции. Правда, мне говорили, это средство дает побочный эффект – эйфорию. Но скоро его действие немного ослабеет, и ты станешь корчиться от страха.

– Ну да, как же!

Он ударил ее по лицу. Бекка не успела увидеть, как он размахнулся, только невольно дернулась от боли и попыталась броситься на него, но поняла, что руки вытянуты над головой и привязаны к изголовью кровати. Значит, она все еще лежит на спине. Ноги свободны. На ней по-прежнему ночная сорочка, длинная, с глухим воротом. Похоже, он одернул подол.

– Знаешь, а пощечины мне нравятся больше, чем прикосновения твоего слюнявого языка. Ну и храбрец же ты! Не побоялся спутать руки беззащитной женщине! Не хочешь отпустить меня на несколько минут? Посмотрим, кто из нас возьмет верх.

– Заткнись!

Он снова наклонился над ней. Бекка не видела его рук, но знала, что он сжимает кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не избить ее.

– Почему ты убил Линду Картрайт? – тихо спросила она.

– Ту жирную суку? Осточертела она мне. Все время ныла, умоляла, требовала чего-то. То ей попить хотелось, то писать, то прилечь. Мне все это до смерти надоело.

Бекка ничего не ответила, гадая, что превратило его в безумца. А может, он действительно порождение сатаны? Или произошел генетический сбой и некого винить, кроме тяжелой наследственности?

Она услышала легкий стук. Это он барабанит пальцами от нетерпения. Должно быть, ждет, пока она что-то скажет.

Поэтому Бекка решила молчать.

– Тебе понравился мой подарок, Ребекка?

– Нет.

– Я видел, как ты выблевывала свои внутренности.

– Так я и думала. Господи, как ты мерзок! Настоящий психопат. Если меня и тошнит, то только от тебя. Получать удовольствие от подобных вещей – как это низко!

– Потом я увидел с тобой этого верзилу. Адама Каррадерса. Он обнимал тебя, Ребекка. Почему ты позволила ему себя обнимать?

– Я, возможно, и тебе позволила бы, если бы не знала, кто ты.

– Рад, что ты не дала ему себя поцеловать.

– Меня только что вырвало. Кому приятно целоваться с такой?

– Пожалуй, ты права.

Судя по голосу, он довольно молод. Куда моложе таинственного Кримакова. Но сколько ему лет? Трудно сказать.

– Кто ты? Кримаков?

Немного помолчав, он рассмеялся, мягко, почти нежно, и у Бекки внутри все замерло. Потом легонько погладил ее по щеке, чуть сжал плечо. Бекка съежилась.

– Я твой дружок, Ребекка. С первого взгляда понял, что мы будем вместе. Всегда рядом, как пальцы на ладони. Я даже подумывал забраться к тебе под кожу, но для этого пришлось бы содрать ее с тебя, а затем накрыться. Но ты недостаточно велика для меня. Ноги будут торчать. Тогда я решил навсегда остаться в твоем сердце, а для этого нужно вырезать его. Представляешь, сколько крови? Целые фонтаны. Слишком много нянек портят ребенка, слишком много крови портит одежду. Я человек аккуратный, можно сказать, брезгливый. И не думай, что я сумасшедший. Просто хотел немного тебя попугать, чтобы ты попросила пощады. Смотри-ка, действие лекарства кончается. Я даже в темноте вижу, как ты напугана. Стоит мне сказать два слова, и ты потеряешь голову от страха.

К сожалению, он был прав, но она отдала бы все, лишь бы не показать ему, как сгорает, превращается в пепел от ужаса, ненависти и бессилия.

– Интересно, – бросила она, – когда тебе надоест разглагольствовать, тоже задушишь меня, как Линду Картрайт?

– О нет. Стоит ли о ней говорить? Ничтожество.

– Бьюсь об заклад, ей так не казалось.

– Возможно.

– Почему я? Почему именно я?

Он снова расхохотался, и Бекка была готова поклясться, что видит его самодовольную злорадную рожу.

– Об этом рано говорить, Ребекка. Пока рано. Нам с гобой еще многое нужно сделать, прежде чем ты поймешь, кто я и почему тебя выбрал.

– Наверняка этому есть какое-то объяснение. Почему ты не скажешь мне все?

– Скоро сама узнаешь. Или нет. Посмотрим. А теперь я сделаю еще укольчик, и ты снова заснешь.

– Нет, – возразила она. – Мне нужно в ванную. Пусти меня.

Он выругался: странная смесь американских и английских непристойностей.

– Попробуй что-нибудь выкинуть – и очень пожалеешь. Я сниму кожу с твоих рук и сделаю перчатки. Поняла?

– Поняла. А мне казалось, ты человек аккуратный, можно сказать, брезгливый.

– Да, но если начну сдирать кожу с рук, крови будет не так и много.

Он стал возиться с веревками. Дело двигалось медленно, очевидно, узлы были сложными. Наконец Бекка смогла опустить затекшие руки. Она медленно растерла горевшие запястья. Ноги тоже не слушались. Бекка с трудом села на краю кровати.

– Только открой рот – и я воткну нож тебе в бедро. Боль будет такая, что станешь молить о смерти. И не пытайся увидеть меня, Ребекка, иначе придется прикончить тебя сразу, а мне бы этого не хотелось.

Еле передвигая ноги, Бекка сделала первый шаг. Силы постепенно возвращались к ней. Хотелось бежать, лететь быстрее ветра, чтобы он никогда не поймал ее, никогда. Но она помнила его угрозы.

Ванная комната была рядом со спальней. Он снял ручку с двери. Умывшись, Бекка немного задержалась, чтобы посмотреться в зеркало. Она выглядела бледной и осунувшейся, спутавшиеся волосы падали на плечи безжизненными прядями.

– Выходи, Ребекка. Тебе там нечего делать. Выходи, а не то хуже будет.

– Я только вошла. Дай мне немного времени.

Ванная комната была совершенно пуста. Ничего, чем можно заменить оружие. Негодяй убрал даже вешалки для полотенец, и все, что на них висело, теперь громоздилось под раковиной.

– Минутку! – крикнула Бекка и, метнувшись к унитазу, встала на колени. Унитаз был очень старым, и если на большом болте, которым он крепился к полу, когда-то и красовался колпачок, то с тех пор давно уже успел потеряться. Бекка попыталась отвинтить болт, и, к ее радости, он немного повернулся. Он оказался толстым и тяжелым, а канавки резьбы – глубокими, с острыми краями. Бекка задыхалась, молясь о том, чтобы успеть.

Ее мучитель переминался с ноги на ногу за дверью. Хочет войти? О Иисусе!

– Еще секунду, – попросила она. – Я не важно себя чувствую. Это снадобье… меня от него тошнит. Подожди немного, иначе меня вывернет прямо на пол. Или на тебя.

Болт наконец оказался у нее в руках. Довольно тяжелый, даже ладонь оттягивает. Но что с ним делать? И где спрятать?

– Иду! – объявила она, осторожно вытягивая нитки из подложки подола. – Мне уже лучше. Не хотелось залить все рвотой, особенно если ты собираешься снова меня связать.

Он уже больше не стоял у двери ванной. Опять прятался в тени. Она не смогла ничего рассмотреть.

– Ложись, – велел он прежним бесцветным голосом.

Бекка повиновалась.

На этот раз негодяй не связал ей руки.

– Не шевелись.

Она снова ощутила легкий укол повыше локтя и пробормотала:

– Трус. – Веки уже слипались. – Подлый трус.

Он рассмеялся и снова лизнул ее щеку, медленно, с удовольствием, совсем как собака лижет своего хозяина. Бекке стало дурно, но перед глазами все поплыло, и страх растворился в вязкой тьме.

Она едва успела подумать о том, что уже слишком поздно. Поздно ударить его болтом в глаз. Поздно спрашивать, он ли тот самый Кримаков, тело которого сожгли. Времени не осталось.

* * *

Адам замер в дверном проеме, не в силах осмыслить увиденное. Она исчезла. Просто исчезла.

– О нет, – простонал он. – Господи, нет! Савич! Ни следа. Ни записки. Ничего.

– Он использовал газ как отвлекающий маневр, – догадалась Шерлок, вертя в руках чашку с кофе. – Пока мы искали его в зарослях, он проник в дом и спрятался в спальне Бекки. Там, вероятно, одурманил ее. Но как он ее вытащил? К тому времени, как мы вернулись в дом, наши люди уже блокировали все двери. Давайте вспомним, как все было. Мы шарили по окрестностям, а возле дома не осталось никого. Потом мы снова разошлись по своим местам и больше вместе не собирались. Так или нет? Диллон, кто стоял у черного хода?

– Проклятие! – выругался Адам. – Не может быть!

Они нашли Чака Эйнсли в кустах футах в двадцати от дома. К счастью, тот был жив. Его ударили по голове, заклеили рот и связали. Когда с губ Чака сорвали липкую ленту, тот побагровел от стыда.

– Я позволил ему подкрасться ко мне. Какой позор! Не поверите – я не слышал ни единого шороха. Не пойму, как все вышло. Что стряслось? Все в порядке?

– Он украл Бекку, – сухо пояснил Савич. – Слава Богу, хоть ты жив. Странно, что он не перерезал тебе горло, Чак.

Зачем тратить время на то, чтобы связывать тебя, как рождественского гуся?

– Он не хотел, чтобы полиция прибыла раньше времени, – заметила Шерлок, присаживаясь на корточки и помогая распутывать узлы. – Понимал, что если убьет одного из нас, поднимется страшный шум, а этого ему не нужно. Мы рады, что ты с нами, Чак.

– Должно быть, он вырубил тебя, прежде чем начал травить нас газом. Мы выбежали из дома наружу, и в суматохе никто тебя не хватился, – сказал Адам.

Шерлок дала Чаку холодной воды, пару таблеток аспирина и велела оттащить его в кухню.

– Для профилактики. Думаю, если у тебя и не трещит голова сейчас, обязательно заболит в скором времени. Такие удары бесследно не проходят, – предрекла она, обнимая его. – Хорошо, что все обошлось. Он скорее всего выскользнул с черного хода, перекинув Бекку через плечо.

– Мы про тебя не вспомнили, – с отчаянием повторил Адам. – Поверить не могу, что у нас не хватило ума собрать всех и пересчитать по головам, прежде чем устраиваться на ночь.