— Это так важно?

— Да, это очень важно. Непальпируемые опухоли могут оказаться такими же злокачественными, как и пальпируемые. Кроме того, в самой опухоли и вокруг нее имеются небольшие уплотнения. Их необходимо обследовать.

Пи Джей, поерзав на стуле, спросила:

— А кроме биопсии есть еще способ распознать, какая опухоль?

— Конечно. Игольчатая биопсия. Но в вашем случае я бы предпочел открытую биопсию. Вы делали маммограмму впервые. Поэтому нам ее не с чем сравнить. А открытая биопсия покажет нам, что происходит у вас в груди, каков, например, размер опухоли.

— А разве нельзя увидеть размер на маммограмме? — спросила Пи Джей.

«Черт бы тебя побрал! — зло подумала она. — Интересно, как бы ты реагировал, если бы речь шла о твоей груди».

— Маммограмма может дать неверное представление.

Опухоль может оказаться не такой большой, как на снимке.

— А какая она на снимке? — стиснув руки, спросила Пи Джей.

— Примерно пять сантиметров. Биопсия покажет точнее.

Несколько секунд Пи Джей не могла вымолвить ни слова.

— Доктор… — наконец начала она.

— Что?

— Если опухоль злокачественная, что меня ждет? Вы будете делать… как это… лампектомию?

Он отложил ручку в сторону и, скрестив на груди руки, глянул на нее.

— Лампектомия в последнее время стала довольно популярна, это верно. Однако, боюсь, в вашем случае она ничего не даст.

Во рту у Пи Джей все пересохло.

— Почему?

— Из-за размера. Проще говоря, опухоль слишком большая.

— Но вы же сами сказали, что она может быть меньше, чем кажется на первый взгляд.

— Может быть… А может, и нет. — Он покачал головой. — Я понимаю, как вам тяжело, Пи Джей, но вы должны трезво смотреть на веши. Я редко практикую лампектомию. Предпочитаю более надежный вариант — мастектомию.

«Вот оно», — похолодев, подумала Пи Джей.

— Впрочем, если такой вариант вас не устраивает, можете проконсультироваться еще с кем-нибудь, — продолжал он. — Однако я уверен, любой компетентный хирург предложит вам то же самое.

Пи Джей взглянула на его руки: спокойно лежат на столе, не трясутся, ладони тоже не потеют, не то что у нее.

Огромным усилием воли она попыталась сдержать их дрожь.

— Еще один вопрос, доктор. Если обнаружится, что опухоль злокачественная, вы отнимете грудь, пока я буду находиться под наркозом?

— Как скажете. Можно сделать и так, а можно подождать несколько дней, чтобы вы привыкли к этой мысли.

Пи Джей с недоумением взглянула на него. Интересно, как он это себе представляет? Как можно привыкнуть к такой мысли? Вдруг ей показалось, что она присутствует на съемках клипа о лечении рака груди. Но вся беда в том, что ей отведена роль пациента.

Внутри у нее все похолодело.

— Если опухоль окажется злокачественной, я хочу, чтобы грудь отняли тотчас же.

Врач удивленно взглянул на нее.

— Вас никто не заставляет принимать решение сейчас.

Подумайте об этом до понедельника.

Пи Джей покачала головой.

— Нет, у меня нет времени на раздумья.

— Если, не дай Бог, придется отнимать грудь, — продолжал доктор, — советую подумать и об искусственной груди. Ею можно воспользоваться сразу же после биопсии.

А может быть, вы хотите немного подождать? — добавил он. — Или посоветоваться с косметическим хирургом?

У Пи Джей появилось желание взглянуть на свою грудь, однако она подавила его. Внезапно она почувствовала страшную усталость.

— Искусственную грудь не сравнить с настоящей, — заметила она.

— Это верно. Однако у меня немало пациенток, которые живут с искусственной и не жалуются.

Как он смеет так говорить? Ведь он — мужчина, представитель сильного пола, один из тех, кто боготворит женскую грудь, кто преклоняется перед ней, кто слагает оды в ее честь. И он старается ее успокоить, советует не переживать, если эту восхитительную часть тела отрежут?! Ничего, мол, другую поставят. А мужчины опять будут боготворить ее, и все будет прекрасно. Да как он смеет такое говорить?!

— Думаю, я подожду принимать окончательное решение, — спокойно проговорила она.

Пи Джей и сама удивилась, насколько деловито прозвучал ее голос. Она снова была сама собой — спокойной, сдержанной, бесстрастной женщиной, целиком владеющей ситуацией.

— И еще одно, доктор. Как долго после мастектомии я не смогу работать? Работа в моей жизни занимает важнейшее место.

Слова прозвучали обличительно, словно он был виноват в том, что ей какое-то время придется бездействовать.

Он захлопнул папку и протянул Пи Джей направление.

— Думаю, по крайней мере пару недель.

Пару недель… Что ж, не так уж долго, можно пережить.

— И последнее, доктор, — проговорила она, откашлявшись. — Доктор Рейнольдс сказал, что восемьдесят процентов всех опухолей груди — доброкачественные. Это правда?

— Как правило, да, — ответил доктор, тоже откашлявшись.

Пи Джей, секунду поколебавшись, задала последний вопрос:

— А разве по маммограмме не видно, доброкачественная опухоль или злокачественная?

— Ничего нельзя сказать наверняка, Пи Джей. Это могут показать только результаты биопсии.

Пи Джей сидела в одиночестве в тишине своей гостиной, закутавшись в просторный стеганый халат. Ее знобило, и она изо всех сил пыталась согреться. После посещения врача она поехала в больницу, где сдала необходимые анализы, а затем отправилась домой. Был седьмой час. Из больницы она позвонила Бобу и сказала, что вспомнила о кое-каких неотложных делах, которые необходимо сделать в выходные. Когда он заметил, что дети расстроятся, она почувствовала укор совести, но решения своего не изменила. Она понимала, что ей необходимо побыть одной. О предстоящем она не могла никому рассказать, даже Бобу.

И конечно, не матери. При одной мысли о ней Пи Джей поморщилась. С годами эмоциональная пропасть между ними стала еще глубже.

Не задумываясь Пи Джей прошлась пилочкой по своим и так безупречно отполированным ногтям. Может, позвонить какой-нибудь подруге? Но ни одной близкой подруги у нее не было. Последние двадцать три года она целиком посвятила себя работе, поставив перед собой цель — сделать головокружительную карьеру. Так что трудиться приходилось очень много. А свободное от работы время, если таковое удавалось выкроить, она проводила с мужчиной, с любым мужчиной, от которого хоть мало-мальски зависела ее карьера.

Пи Джей положила ноги на мраморный журнальный столик, а голову — на мягкую диванную подушку ярко-зеленого цвета и принялась вспоминать, с какими мужчинами сталкивала ее жизнь. В семидесятые годы это были молодые, красивые парни, на которых нельзя было не обратить внимание. В основном только что выбившиеся в начальники. Где бы она ни появлялась: в ресторане, на дискотеке, в кино или Центральном парке, ее всегда сопровождал представитель сильного пола, причем лучший представитель. Куда бы они ни направлялись, головы прохожих неизменно поворачивались в их сторону, словно Пи Джей со своим спутником источали этакие флюиды, действующие даже на расстоянии. Сексом она в те годы занималась часто и помногу и получала от него истинное наслаждение.

В восьмидесятые Пи Джей, уже зрелая женщина, стала обращать внимание на мужчин среднего возраста, преуспевших в жизни. Это были владельцы разнообразных компаний и агентств. Они буквально осыпали ее знаками внимания: белые розы, «Дом Периньон», безделушки от Картье… и время от времени — продвижение по службе.

А любовь… Нет, Пи Джей никого не любила. Очень редко приходила мысль, что она лишена чего-то самого главного, но Пи Джей тут же отбрасывала ее от себя и снова погружалась в работу. Работа всегда ждала ее, равно как и очередной мужчина. Этого добра всегда было у нее в избытке. Стоило только поманить пальцем, и они появлялись. Они любили ее, обожали бывать в ее обществе, чтобы все видели, с какой шикарной женщиной они проводят время. Но больше всего им нравилось ее тело.

Пи Джей дотронулась до правой груди, и слезы потекли у нее по щекам. Станут ли они, как прежде, желать ее, когда у нее отнимут грудь? Вряд ли. Кому она будет нужна, обезображенная, почти калека! Неужели теперь ей до конца жизни придется спать в одиночестве?

В последние годы Ни Джей прилагала немало усилий, чтобы оставаться в форме. Но таких, как она, было предостаточно. Клубы были переполнены женщинами за сорок — перезрелыми красавицами, тщетно пытающимися ухватиться за ускользающую молодость. Пи Джей справедливо рассудила, что из всего можно извлечь пользу, и из возраста тоже. Пи Джей оказалась в рядах тех, кто извлекал пользу из собственного возраста. В сорок лет она приобрела сексуальную привлекательность, стала чувственной.

Раньше была красивой, а теперь стала шикарной. И все-таки… И все-таки ничто не могло остановить появление новых морщинок вокруг глаз, которые она когда-то так ненавидела у матери. К сожалению, ничто не могло вытравить из ее тела злосчастную опухоль, которая даже сейчас, пока она дома, забирает в свои цепкие щупальца ее судьбу.

— Вот уж не ожидал застать тебя дома.

Пи Джей подпрыгнула от неожиданности. Она не слышала щелчка замка. В сумраке гостиной стоял Боб.

Сердце у нее отчаянно забилось.

— Как ты меня напугал!

Он подошел к дивану и бросил на него ключи.

— Вот что бывает, когда оставляешь ключи постороннему человеку.

Пи Джей внимательно посмотрела на связку. Странно, но Боб был единственным мужчиной, кому она оставляла ключи от квартиры. И зачем она это делала, Пи Джей понятия не имела.

— По крайней мере не застукал тебя с другим.

— Что? — недоуменно спросила Пи Джей.

Она никак не могла понять, что он здесь делает. Боб уселся на диван рядом с ней.

— Шутка. Ну, как прошло?

— Что именно?

— Твое деловое свидание. Ты вернулась раньше, чем я предполагал.

Пи Джей чуть отодвинулась от него.

— Нормально, — сказала она.

— Еще не поздно отправиться на Лонг-Айленд.

Пи Джей отрицательно покачала головой:

— Не думаю, Боб. У меня болит голова.

— У тебя? Голова? — Он расхохотался. — Расскажи кому-нибудь другому. — Он включил настольную лампу и повернулся к Пи Джей. — Да ты плакала!

Пи Джей поспешно вытерла щеки.

— Нет.

— Нет, плакала, — повторил он, коснувшись ее лица. — Что случилось?

— Ничего. Настроение плохое.

— Раньше за тобой такого не наблюдалось.

Она пожала плечами и встала.

— Это говорит о том, что ты плохо меня знаешь.

Она подошла к стене и поправила висевшую на ней репродукцию Моне. Ее сокровенной мечтой было иметь оригинал этого художника. Она собиралась, когда разбогатеет, вложить в него деньги, но теперь…

— Что происходит, Пидж?

Она не любила это обращение к ней — Пидж. В детстве так называл ее младший брат.

Она опять покачала головой.

— Я же сказала, ничего.

Она закатала рукава халата. К правой руке прилип кусочек ватки в том месте, где брали кровь. Пи Джей поспешно согнула руку, чтобы Боб ничего не заметил.

— Поезжай один, — сказала она, поворачиваясь к нему спиной. — Я страшно устала. Неделя была тяжелой.

Он в недоумении посмотрел на нее.

— Ну пожалуйста, Боб.

— И не подумаю, пока ты не скажешь, что происходит.

Пи Джей почувствовала нарастающую злость.

— Помимо работы, у меня есть еще и личная жизнь.

— Я полагал, что имею к ней некоторое отношение.

Внезапно у нее разболелась голова. Пи Джей осторожно помассировала виски. Она любила Боба, даже больше, чем нужно, и меньше всего хотела поссориться с ним, особенно сейчас, когда впереди назначение на новую должность.

Она взглянула на него. Он был на четыре года старше ее и хотя не так красив, как большинство мужчин, с которыми она встречалась, но тоже по-своему хорош. Чувствовалось, что это уверенный в себе мужчина, надежный и верный друг. Пи Джей нравилось, что рубашки его всегда накрахмалены, что от него всегда приятно пахнет дорогим мылом. Вне работы он бывал с ней нежен, но в рабочее время строг и требователен. Но больше всего привлекала Пи Джей в Бобе мужская сила.

— У меня появилась маленькая проблема, — проговорила она. — Не имеющая никакого отношения ни к тебе, ни к нам.

— Иди сюда, — позвал ее Боб.

Пи Джей заколебалась. Ей не хотелось рассказывать о посещении врача, но, видимо, придется сообщить, что в понедельник ее не будет на работе, скажет, что заболела.

Но о какой болезни может идти речь, если в понедельник ее ждет самое крупное повышение по службе! Ерунда какая-то. Пи Джей подошла к дивану и бессильно опустилась на него.

— Какая проблема? — голосом, полным участия, спросил Боб.

— Я… — Пи Джей несколько секунд молчала. Что же придумать? — В понедельник меня не будет на работе, — наконец произнесла она.

Боб расхохотался.

— Только не говори мне, что тебе позвонили Хансен и Хобарт и сообщили об увольнении.