Он услышал колебание в ее словах и шепотом пробормотал еще одно проклятие.

– Что ты сказал? – спросила она, оглянувшись на него.

– Я сказал, что мне очень жаль.

Теперь Эрика повернулась и стала; не спеша разглядывать его лицо, несмотря на то, что дождь начал всерьез поливать их.

– Не надо, это я должна была прекратить все.

Он хотел возразить ей, но сейчас был не подходящий момент. Позже, когда они спрячутся от дождя. Он снова взял ее за руку и потащил за собой.

Бег вскоре превратился в гонки, и к тому времени, когда они благополучно добрались до сторожки лесничего, оба, запыхавшись, смеялись.

Упершись руками в колени, Эрика сделала несколько глубоких вдохов и спросила:

– А ты уверен, что мы можем побыть здесь?

– Не знаю, но, думаю, это лучше, чем получить удар молнии.

– Сколько он будет продолжаться?

Боу взглянул в окно на грозовое небо.

– Может прекратиться через несколько минут, а может продолжаться до самого утра. Твои родители будут волноваться? – спросил он, заметив тревогу в ее глазах.

– Они достаточно уравновешенны, но я обычно вполне предсказуема. Пошла вдруг домой. Прячусь от дождя. Где-то с компанией. Они могут даже не заметить, что меня нет.

– Я почему-то не думаю, детка, что кто-то может долго не скучать без тебя.

Она смущенно улыбнулась, его слова неожиданно напомнили ей, как далеко и бесконтрольно они зашли там, на поляне, перед началом дождя.

Словно читая ее мысли, Боу отвернулся, чтобы еще раз взглянуть в окно.

– Мне очень жаль, Блю, но ты сказала нет, и я больше не настаивал. Если бы не начался дождь…

Эрика подошла к нему сзади, обняла за талию и прижалась щекой к мокрой рубашке, прилипшей к его мускулистым плечам.

– Я не возражала, – нежно шепнула она.

Он обернулся, прерывисто вздохнув, и заключил ее в объятия.

– Отсюда мы медленно двинемся дальше.

– Ты, наверное, считаешь меня слишком распущенной, так, да?

– Нет, Блю, я думаю, ты само совершенство. Я не хочу портить наши отношения, двигаясь слишком быстро. Я не обманывал, когда сказал, что влюбился в тебя. Я знаю, это звучит банально, как будто я говорю это всем девушкам, но, клянусь Богом, я никогда не говорил этого прежде. Я хочу действовать осторожно, когда мы занимаемся любовью.

– Я тоже этого хочу, – ответила она, становясь на цыпочки и целуя его. – И я не хочу ждать вечно, я только хочу, чтобы первый раз был особенным, хорошо?

Он медленно улыбнулся той кривой, дерзкой улыбкой, которая заставила дрогнуть ее сердце, когда, будучи еще ребенком, она в первый раз увидела его.

– Конечно, Блю, но, черт возьми, если ты будешь так смотреть на меня, то, пожалуй, нам лучше гулять в компании или придерживаться людных мест, иначе я не, уверен, что смогу контролировать себя.

– И я тоже.

Он тяжело вздохнул, и она снова засмеялась его комически преувеличенному страданию.

– Парням трудно с тобой.

– Знаешь, я прочитала «Космополитэн», – они советуют заставить вас помучиться прежде, чем вы получите вознаграждение.

– Боже! – Он покачал головой и закатил глаза. – Как будто вам, женщинам, нужен кто-то, кто научил бы вас издеваться над нами.

Эрика подошла к двери и открыла ее.

– Я слышала, что твою болезнь лечат холодным душем и физическими упражнениями.

– Всезнайка. – Он помолчал и привлек ее к себе, чтобы в последний раз поцеловать. – Если меня поразит молния, помни, что я мог бы умереть счастливым человеком.

– Не нужно так шутить, – серьезно ответила она.

– Да, признаю, это неудачная шутка, учитывая, что отец Эрона… ну, сама понимаешь.

Эрику охватила дрожь, и она провела ладонями по своим рукам:

– Возвращайся побыстрее.

Она смотрела на него в окно, пока дождь и заросли не поглотили его, потом села в кресло в углу и стала ждать его возвращения. Сидеть одной в маленькой полутемной сторожке было жутко, в голову лезли мысли обо всех последних убийствах. Вскочив на ноги, Эрика отбросила прочь эти мысли и вызвала в памяти образ человека, в которого была влюблена. Она была на пороге познания всех таинств превращения в женщину, и самый красивый в мире мужчина должен был стать ее учителем. Она не допустит, чтобы что-либо помешало этому. Подойдя к окну, она нарисовала пальчиком на запотевшем стекле сердце, а потом приписала: «Э.К. любит К.Б.»

Эрике недолго пришлось ждать в лесной сторожке. Боу приехал за ней на отцовском джипе «чероки», как и обещал, через полчаса. Но он был подавленным, даже мрачным и, как ни старалась девушка вывести его из этого состояния, такого же хмурого, как погода, весь остаток вечера был замкнутым и молчаливым. Даже когда они ушли с праздника и пошли в кино, он оставался неразговорчивым.

– Случилось что-то, о чем я не знаю, или ты злишься на меня за… ну, понимаешь? – спросила она по пути домой после просмотра «Смертельного аттракциона»

Он улыбнулся этому вопросу и взял ее за руку.

– Нет, я не сержусь на тебя, Блю. Как я могу сердиться? Я считаю, что сейчас ты единственное счастье в моей жизни.

– Тогда в чем дело? Ты молчишь с тех пор как вернулся, чтобы спасти меня от грозы.

– Ни в чем, правда. – И он снова улыбнулся ослепительной улыбкой.

– О'кей, – в конце концов, согласилась Эрика, несмотря на то, что была обижена его нежеланием довериться ей.

У двери он еще раз поцеловал ее, но совершенно бесстрастным поцелуем.

– Я позвоню тебе завтра. Может быть, мы поднимемся на Стоун-Фолл и устроим пикник.

Эрика в знак согласия молча пожала плечами, хотя на самом деле ее взволновала перспектива пикника в таком романтическом месте. Как гласила легенда, в начале века молодой француз аристократ Джин Поль Дэву построил там замок. Говорили, что он открыл горное местечко Озарк, путешествуя по Соединенным Штатам и скупая земельные участки. Француз влюбился в необычайно красивую местность – по одну сторону озера высилась трехсотфутовая скала, а по другую его сторону, внизу, простирались луга и вились ручейки. Пять лет он возил валуны на вершину горы и наконец выстроил замок, достойный королевы. Но его «королевой» была взвинченная молодая женщина из светского Бостона, ненавидевшая дикую природу. Она оставила его и двоих детей, родившихся за время ее короткого пребывания в Стоун-Фолле. Не прошло и трех недель, как произошел так называемый «несчастный случай», при котором погибли покинутый отец и оба ребенка, пытаясь спастись от огня, когда во время грозы в дом попала молния и начался пожар. Поговаривали, что он сам поджег дом и, прижав к себе детей, бросился с самой высокой точки обрыва. Не важно, было так на самом деле или это просто выдумка, но молодые влюбленные уже несколько десятилетий продолжают разыскивать развалины Стоун-Фолла.

Эрика много раз бывала на Стоун-Фолле, с родителями и одноклассниками, но она впервые будет наслаждаться романтическими окрестностями, на которые вряд ли обращала внимание прежде.

Когда Боу собрался уходить, Эрика прикусила нижнюю губу:

– Боу.

Он остановился и полуобернулся с поддразнивающей улыбкой – даже с расстояния больше дюжины футов ей были видны искорки в его глазах.

– Подумать только, ты хочешь, чтобы я ушла с этим хилым поцелуем.

В три прыжка он вернулся, сжал ее в объятиях и поцеловал, как раньше. Она ощутила тот же внутренний трепет и почувствовала знакомый уже прилив восторга. Когда он наконец оторвался от нее, в ее губах пульсировала кровь, дыхание превратилось в лихорадочные хрипы. Она приложила пальцы ко рту и, усмехнувшись, сказала:

– Ты точно знаешь, как взволновать мою кровь.

– Детка, ты еще ничего не видела, – подмигнул он. Она засмеялась с восхищением и облегчением. Боу вернулся, и все, что тревожило его, очевидно, было забыто. Опершись, рукой о стену возле ее головы и наклонившись, он сказал, как бы отвечая на ее мысли:

– Прости меня за плохое настроение. Я был неправ, что ничего не объяснил тебе. Дело не во мне. Дело в моем отце. Мне здорово досталось от него за то, что я бросил тебя в грозу.

– Но это несправедливо! Ты объяснил ему, что случилось?

Кривая улыбка снова заняла свое место.

– Не мог все это ему хорошо описать, а теперь могу.

Эрика хлопнула его по руке и рассмеялась.

– Я не имею в виду это.

С коротким смешком он оттолкнулся от стены и еще раз чмокнул ее в губы.

– Я позвоню тебе рано утром. Иди спать, и пусть я приснюсь тебе.


Как обычно, после десяти часов ее родители были в своей спальне на третьем этаже. Из-под двери пробивался свет, но она была закрыта – это означало, что им хотелось уединиться. Эрика крикнула им приветствие и вошла в свою комнату, но почти сразу же к ней постучалась мать.

– Эрика? Можно войти, дорогая?

– Конечно. – Она улыбалась, стягивая через голову свитер. – Я бы поднялась к вам, но ваша дверь была закрыта.

Линда ничего не ответила и села на кровать.

– Хорошо провела время?

– Хорошо.

– Просто хорошо? – допытывалась Линда.

Эрика сняла рубашку и шорты, сунула их в корзинку с крышкой, прошла к шкафу, достала халат и только после этого, завязывая пояс на талии, улыбнулась и ответила.

– Ну, все закончилось хуже, чем началось. Но Боу фантастически целуется.

При этом мать не могла не улыбнуться, хотя до этого смотрела на дочь, нахмурившись.

– Вот как, это очень важно. Это одна из тех способностей, которая мне сразу же больше всего понравилась в твоем отце. Но ты не сказала, почему конец свидания был не так хорош.

Скрестив ноги, Эрика примостилась рядом с матерью на кровати.

– Все было хорошо. Просто Боу был очень расстроен. Он сказал, что получил от отца нагоняй за то, что оставил меня в лесу.

– Скорее из-за того, что мы с отцом были тому свидетелями, – сказала Линда, рассеянно потирая руки.

– О чем ты говоришь?

– Боюсь, я виновата. Я была очень встревожена убийством Джейсона. Когда началась гроза, а ты не вернулась, я забеспокоилась. Твой отец сказал, что я глупая, но я продолжала вышагивать перед окном. Это, наверное, заметили все, включая Берта Боухэнона. Он как раз стал спрашивать меня, что случилось, когда мы увидели бегущего по лужайке Кина. Берт выскочил, не дожидаясь моего ответа, и Барбара вслед за ним. Я увидела, что Кин смеется, разговаривая с ними, и поняла, что все в порядке. Я собралась отвернуться, но заметила, что Берт размахивает руками и по-настоящему сердится. Барбара коснулась его локтя, но он оттолкнул ее руку, она еще что-то сказала, а затем я увидела, как он ударил ее, а когда Кин встал между ними, Берт ударил его кулаком в живот.

– О, мой Бог, только за то, что мы попали под дождь? Как это ужасно. Боу и так поступил очень ответственно, он отвел меня в сторожку прежде, чем я успела хоть немного промокнуть.

– Знаю. Страшно разозлившись, я рассказала твоему отцу о том, что видела, и мы вышли успокоить Берта.

– И что он сказал?

– Это-то и есть самое странное. Они все вели себя так, словно ничего не произошло. Берт сказал о вас что-то вроде того, что вы оба «глупые дети», у которых даже не хватает разума спрятаться от дождя, а Бобби засмеялась и добавила что-то о молодой любви, которая заставляет забывать о погоде.

– А Боу? Что он сказал?

Линда покачала головой:

– Не много. Просто объяснил, что произошло, и попросил у отца джип, чтобы съездить за тобой. Он не мог так быстро прийти в себя, как его мать. Берт как ни в чем не бывало бросил ему ключи от машины.

– Понятно, почему он был таким хмурым почти весь вечер.

Эрика обхватила колени и положила на них подбородок.

– Ох, как бы мне хотелось ударить в живот мистера Боухэнона! Какое животное! Неудивительно, что Боу рассказывает только о матери и сестре, но никогда даже не упоминает об отце.

– Он тебе нравится, да?

Эрика кивнула, слегка улыбнувшись при этом признании.

– Думаю, я могла бы влюбиться в него.- Склонив голову набок, она взглянула на мать. – Звучит глупо, да?

– Вовсе нет. Я была всего на три года старше тебя, когда встретила твоего отца и влюбилась в него. Но не торопись. Там, где в семьях постоянно произносятся оскорбления, в детях иногда накапливается злоба, и, не находя другой разрядки, они иногда выходят из себя и выплескивают ее на невинную жертву.

– Мама, мы говорим о Боу.

– Знаю, и он мне всегда нравился… Просто, ну, не слишком спеши, убедись, что по-настоящему знаешь его, прежде чем отдать ему свое сердце.

Эрика пристально посмотрела на мать:

– Черт возьми, неужели он действительно беспокоит тебя?