Когда Девайн осторожно постучал в дверь, она сидела на диване, лицом к нему, в непринужденной, расслабленной позе.

– Входите, Дон.

Девайн снял пиджак и рубашку. Поверх брюк был надет длинный, до щиколоток халат.

– Ну разве мы не выглядим по-домашнему – как настоящая супружеская пара, готовящаяся отойти ко сну? – заметила Тара.

Девайн смущенно рассмеялся:

– Вряд ли. Вы, миссис Пайк, не совсем подходите на роль средней американской домохозяйки.

– Входите, пожалуйста, и раскрывайте столик, – пригласила Тара. – У меня есть игральные карты.

У стены под окном стоял откидной столик. Девайн наклонился в узком пространстве между креслами, чтобы открыть задвижку, которая прочно удерживала столик, и случайно рукой коснулся ее бедра. Ощущение его крепких мускулов вызвало у Тары дрожь в ногах, которая поднялась до поясницы, вызвав желания, которые слишком долго дремали. Девайн выпрямился, и Тара увидела, что у него горит лицо и пульсируют вены на висках.

– Дон, садитесь рядом со мной.

– Я считаю, что мне лучше занять кресло напротив вас.

– Почему? – удивленно спросила Тара.

– Мы же собираемся начать игру, нам не следует заглядывать в карты друг друга.

Она изобразила смятение:

– Неужели вы думаете, что я буду мошенничать?

– Нет, – криво усмехнулся Девайн. – Но искушению поддался бы я. Вы знаете, старый карточный шулер Картье сказал: «Взгляд украдкой стоит двух прорезываний». *

– Забавно. Мы что, будем играть в вист?

– Вообще я предпочитаю покер, – ответил Девайн.

– Великолепно. Я тоже. А какие ставки? – спросила Тара.

Он удивился:

– Ставки? Неужели вы играете на деньги?

– А для чего же еще тогда играть?

– Что ж, тогда вы называйте ставки.

– Доллар за карту и два за последнюю, – предложила Тара.

Брови Девайна медленно поползли вверх.

– Это несколько высоковато для меня. Не забывайте, что я не Де Бирс.

Раздался стук в дверь, и проводник-негр заглянул в купе:

– В какое время стелить постель, господа?

– Мы дадим вам знать чуть позже. Да, пожалуйста, скажите официанту, чтобы поставил на лед бутылку шампанского и принес ее, когда она станет холодной, – попросила Тара.

– Да, мадам, – ответил проводник и бесшумно исчез.

– Шампанское? – переспросил Девайн. – После нескольких бокалов вина, что мы выпили в ресторане?

Тара подмигнула ему:

– Римляне перед тем, как начинались их оргии, говорили, что вино разрушает запреты.

– Самая высокая ставка, на которую я согласен, – пятьдесят центов за карту и доллар за последнюю.

– Решено, – согласилась Тара.

Она выиграла первую партию с перевесом в два очка. Две следующие игры взял Девайн, но Тара вернула утраченные было позиции, выиграв три партии подряд. Она сдавала карты уже для седьмой партии, когда проводник ловко вкатил в купе столик, на котором стояли шампанское в ведре со льдом и два бокала. Затем он откупорил бутылку и наполнил наполовину бокалы.

– За чудесные каникулы в Сан-Франциско! – произнесла Тара, и они чокнулись. Она быстро осушила свой бокал и протянула руку, чтобы взять бутылку.

– Не усердствуйте, моя милая. Мы ведь не хотим напиться, не так ли?

– Мы не хотим? Говорите за себя, Дон, – возразила Тара и вновь наполнила свой бокал. – Итак, на чем мы остановились? Да, я беру следующую карту.

Она сдала одну карту себе, одну Девайну и еще одну себе.

– Один доллар, – сказал Девайн.

– Принимаю и удваиваю.

– Эй, предел – один доллар!

– Дон, не будьте таким скрягой!

– Хорошо. Принимаю.

И он положил на стол еще два доллара. Тара открыла карты:

– Две дамы.

С торжествующей улыбкой Девайн выложил на стол свои карты.

– Две пары: тузы и восьмерки! – воскликнул он.

Тара откинулась назад, на подушку.

– Рука мертвеца. Именно с этими картами сидел Билл Уайльд перед тем, как его застрелили, – заметила она.

Девайн сгреб со стола деньги:

– Меня вроде никто не собирается убивать.

– Как вы самоуверенны! – весело заявила Тара. – Есть много способов добиться своего.

– Вы говорите весьма двусмысленные вещи.

Игнорируя его вопросительный взгляд, Тара лениво улыбнулась и попросила:

– Налейте нам еще по бокалу.

У Девайна слегка закружилась голова, и он пролил шампанское на столик.

– Упс! Но, как говорят, никогда не плачьте над пролитым вином.

– Над пролитым молоком, дурачок!

– Да нет, это определенно вино, – заупрямился Девайн и, обмакнув указательный палец в разлитое вино, предложил Таре: – Попробуй.

Она взяла его руку и направила поднятый палец к себе в рот. Дональд пощекотал пальцем ее нёбо, и Тара почувствовала, что краснеет. Она ощутила покалывание в сосках. Его лицо тоже приобрело ярко-розовый оттенок. Он смотрел на свой палец с видом человека, только что дотронувшегося до раскаленной плиты.

Тара рассмеялась:

– Не пугайтесь, я не укушу вас, Дон. – И, склонив голову, задумчиво посмотрела на него. – Полагаю, мы достаточно поиграли для одного вечера. Как вы смотрите на то, если мы сложим столик?

Девайн молча подчинился, а затем снова сел в кресло. Тара налила ему шампанского, а остатки вылила в свой бокал.

– Предлагаю тост, Дон. За любовь.

– За любовь, – смущенно повторил он и маленькими глотками стал пить шампанское.

– Вы когда-нибудь были влюблены?

– У меня никогда на это не было времени.

Тара рассмеялась:

– Несомненно, такой сильный, мужественный мужчина, как вы, должен был хоть иногда находить время для женщин. Я имею в виду, что у мужчин, как и у женщин, бывают определенные потребности.

– Послушайте, Тара, вам не кажется, что вы заходите слишком далеко, спрашивая меня о моей частной жизни? Как бы вы себя чувствовали, если бы я копался в ваших личных делах? – возмутился Девайн.

– Копаться в моих личных делах? Ладно. Валяйте. Что бы вы хотели узнать о моей интимной жизни?

– Думаю, пора готовиться ко сну. Все это шампанское ударило нам в голову. – Дональд встал.

Тара дотронулась рукой до его груди и нежно толкнула в кресло. Поставив бокал на подоконник, она встала.

– Нет, вы уйдете, только когда мы закончим этот весьма интересный разговор... Мои личные дела, да. Я была девственницей до замужества и не была близка ни с каким другим мужчиной, даже после смерти Сэма Пайка. И скажу вам совершенно откровенно, что это затянувшееся воздержание все больше и больше разочаровывает меня. Дональд, неужели вы не находите меня желанной?

– Я сказал вам сегодня днем: вы идеальная красавица, – ответил он.

– Нет, я говорю не о восхищении издали. Я имею в виду физическую близость. Неужели вы не ощущаете влечения ко мне? А вот я, признаюсь, считаю вас одним из самых сексуальных мужчин, – заявила Тара.

Избегая ее настойчивого взгляда, Дональд уставился в свой бокал, вертя в пальцах его ножку. Когда наконец он ответил, его речь была медленной и запинающейся:

– Тара... вы бесконечно желанны. Просто... Ну, это длинная история и... – Он умолк.

– И? – настойчиво потребовала Тара.

– Я не уверен, что вы захотите ее услышать.

– Почему бы вам не позволить мне самой судить об этом?

Дональд залпом осушил бокал и потянулся за бутылкой. Обнаружив, что там нет ни капли, он тяжело вздохнул и, глядя Таре в глаза, начал свою историю:

– Мне было семнадцать. В то время я жил на нашей ферме в Огайо. Мой брат Боб, которому тогда было двадцать три, только что женился на девушке по имени Марсия Дейвис. Горожане поговаривали, что до свадьбы она была проституткой. Моим родителям Марсия не понравилась, но они молчали ради Боба. Мне его девушка тоже не нравилась, хотя тогда я еще не совсем понимал почему, просто чувствовал, что она представляет угрозу для нашей семьи.

В семнадцать лет, как вы, должно быть, знаете, юноша особенно слаб и не защищен от искушений плоти. Я не был исключением, и Марсия, как только могла, пользовалась этой слабостью. Каждое утро, когда я выходил из своей комнаты, чтобы спуститься к завтраку, она поджидала меня в коридоре наверху. Ее халат был небрежно перехвачен поясом так, чтобы в вырезе была видна тонкая ночная рубашка. Марсия всегда стремилась удостовериться в том, что я обратил должное внимание на ложбинку между ее грудями. И однажды утром Марсия позвала меня к себе в спальню – Боб уже спустился к завтраку. Она сказала, что застряла скользящая рама в подъемном окне, и попросила ее починить. Конечно, с рамой было все в порядке. Марсия поблагодарила меня, и прежде чем я успел уйти, она, в ночной рубашке, встала перед окном. Лучи солнца так освещали ее, что она казалась обнаженной. День за днем эта женщина выкидывала такие провокационные номера, и в конце концов я буквально начал сходить с ума от вожделения. Это стало моей навязчивой идеей. И днем и ночью я думал только о ней. Мой мозг был измучен потрясающими фантазиями: в них Марсия и я безумствовали в постели. Что-то обязательно должно было произойти. И это что-то произошло...

Одним июльским утром отец и Боб отправились чинить заборы, а меня послали чистить сарай. Уборка была в самом разгаре, когда в дверях появилась Марсия.

« – Ты знаешь, я никогда не была на сеновале... – сказала она. – Интересно, как там?

– Тебе там не понравится.

– Это уж мне решать. – С этими словами Марсия подошла к стремянке. – Она ужасно шатается. Ты не мог бы подержать ее, пока я залезу наверх?»

Марсия была, как обычно, одета вызывающе: в крестьянской блузке, которая выгодно подчеркивала ее пышную грудь, и до неприличия короткой юбке. Я подошел и стал держать стремянку. Одной рукой Марсия подобрала юбку вокруг бедер и... Господи, я изо всех сил старался не смотреть вверх, но, увы, был слишком слаб. Я... я должен был посмотреть. И это погубило меня. Я увидел то, что много раз представлял себе в своих диких фантазиях.

Марсия была без трусиков, как муха, попавшая в паутину, как обреченный кролик, загипнотизированный удавом. Я поднялся вслед за ней. Марсия уже лежала на сене и с манящей улыбкой смотрела на меня. Я дрожал как осиновый лист на ветру, голова кружилась, в горле пересохло.

«Я слышала, что сено – это лучшее место для секса». И Марсия стала снимать с себя одежду. Вид ее обнаженного...

Дональд поднял голову, и Тара увидела в его глазах такую безысходность...

– Что случилось затем, было кошмаром прямо с полотна Босха. Мы набросились друг на друга как два зверя в джунглях, кусаясь, царапаясь... И это продолжалось весь день. Когда я вернулся в дом, казалось, я умру от стыда и раскаяния. Однако на следующий же день я снова пошел на сеновал. Марсия уже поджидала меня. У нас вошло в привычку встречаться в полях, в сарае для дров, даже в их с Бобом спальне. Я совсем потерял голову и наставлял рога своему любимому брату в его собственной постели! Но однажды...

Моя семья собиралась идти в церковь, как это бывало каждое воскресенье, только в этот раз я притворился больным, чтобы остаться с Марсией. Она была атеисткой и никогда не посещала церковь. Как только все ушли из дома, я оказался в ее кровати.

Спустя некоторое время мне послышался какой-то шум. Марсии, должно быть, тоже, потому что она попыталась приподняться в постели. За минуту до этого Марсия улыбалась, а теперь смотрела куда-то позади меня полными ужаса глазами, широко раскрыв рот. Я обернулся и не мог поверить своим глазам. Словно какой-то безумный призрак, вызванный моей нечистой совестью, в дверях стоял Боб. Сколько я буду жить, никогда не забуду выражения его лица. Потрясение, горе, боль, отвращение – все это было в его глазах.

Мы лежали парализованные, онемевшие, ожидая, когда на нас опустится топор. Но Боб только отвернулся и молча вышел.

«Он пошел за ружьем! – пронзительно закричала Марсия. – Он хочет нас убить!»

Я надеялся, что брат так и поступит. В тот момент смерть была самым милосердным наказанием для меня. По крайней мере я был бы избавлен от тяжкого испытания – встречи с Бобом лицом к лицу.

Марсия вылезла из окна на крышу балкона и позвала меня последовать за ней, но я не мог пошевелиться. Я сидел оцепенев и ждал, когда вернется Боб. Затем до меня дошло, что в дверях стоит отец и говорит, что мать забыла кошелек и им пришлось вернуться. Внезапно он закричал на меня:

«Какого черта ты здесь делаешь, голый, как сойка? Где Марсия? Где Боб?»

У него был совершенно дикий взгляд. Прежде чем я успел ответить, отец уже бежал вниз по лестнице. Когда я спустился на кухню, он сидел, ссутулившись над кухонным столом, и плакал. Я умолял его сказать мне, что случилось, но он только повторял:

«Сарай... сарай...»

Я выскочил во двор и побежал к сараю. Еще до того как я очутился у открытой двери, я увидел его. Боб повесился на балке. Я ворвался внутрь, отвязал его, но слишком поздно. Боб умер...