– Вот, взгляни на эти фотографии, сделанные в аэропорту Ле Бурже, сразу после того как он приземлился.

Тара посмотрела и передала газету Питеру.

– Дорогой, взгляни на фотографию внизу страницы. У капитана Линдберга поразительное сходство с тобой.

– Неужели, мама? – безразлично спросил Питер, мельком взглянув на фото, сделанное на приеме, который состоялся через день после знаменательного перелета.

Питер уже собирался было вернуть газету Девайну, но вдруг в его сознании всплыл образ. Он мелькнул как вспышка молнии. Рядом с Линдбергом, улыбаясь прямо в камеру, стояла потрясающая брюнетка в облегающем платье с глубоким декольте.

«Она улыбается мне! Лицо, волосы, нос, чувственные губы, глаза... Главное – эти глаза...»

– Я знаю эту женщину, – громко сказал Питер. Тара испуганно вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.

– Какую женщину, дорогой? – Она наклонилась к сыну.

– Вот здесь. – Питер протянул газету и постучал пальцем по фото.

Девайн встал и подошел, чтобы внимательно рассмотреть фотографию.

– Очень красивая девушка, – сказал он.

– В самом деле. – Тара взволнованно посмотрела на Девайна, а затем обратилась к Питеру: – Откуда ты ее знаешь, дорогой?

На лбу Питера пролегли глубокие складки.

– Проклятие, я не знаю! Но я абсолютно уверен, что мы с ней знакомы.

– Во Франции, во время войны? Именно там ты с ней познакомился? – взволнованно спросила Тара, поймав взгляд Дона: «Может, это?»

Девайн подошел к Питеру и положил руку ему на плечо.

– Именно так, не правда ли, мой мальчик? Это та девушка, которую ты постоянно видишь в своих снах?

Питер ответил не сразу; его взгляд был прикован к фотографии.

– Я... я не знаю, – наконец сказал он. – Может быть. Тогда опять...

Тара почувствовала, как у нее бешено заколотилось сердце. Она подалась вперед и схватила сына за руки.

– Думай, Питер! Ты должен напрячь свой мозг. Думай! Думай! Нам говорили, что сразу после аварии тебя навестили в госпитале в Париже две женщины. Не может эта брюнетка быть одной из них?

Питер так внезапно встал, что опрокинул свой стул. У него был вид человека, который только что увидел привидение.

– Дорогой, ты так бледен! Ты в порядке?

– Да... да, я в порядке, мама. – Питер положил руки ей на плечи и пристально посмотрел матери в глаза. – Это Джильберта.

– Джильберта? Кто это?

– Джильберта Буайе, дочь мэра Туле, по крайней мере, он им был, когда я там находился.

– И ты хорошо ее знал?

– Мы любили друг друга... Мы должны были пожениться в сентябре.

– О Боже! Бедный мой мальчик! Бедная девочка! – Тара прижалась лицом к его груди, чтобы скрыть свои слезы. – Но почему она не связалась с нами после того, как тебя отправили домой?

Девайн коротко усмехнулся.

– Весьма возможно, что она пыталась его найти, дорогая. Но имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление о том, сколько французских девушек осаждали просьбами военное командование дать им сведения об их американских дружках и даже мужьях, которые оставили их и вернулись в Штаты? Армейские власти делали все возможное, чтобы отговорить их наводить такие справки, руководствуясь тем, что если американские солдаты действительно любят этих женщин, то сами приложат все усилия, чтобы после увольнения из армии возобновить с ними отношения.

Воспоминания вдруг нахлынули на Питера, мелькая, будто быстро движущиеся кадры кинофильма.

Джильберта, на ее лице исступленный восторг от их близости, то первое чудесное мгновение, когда они были вместе и телом, и душой и о котором он всегда будет думать как об их первой брачной ночи. Ее лицо и тело виделись ему так же четко и реально, как и на тех документальных фотографиях любимых, которые пилоты обычно носили в своих бумажниках...

Четкие кресты на хвостовом оперении «альбатроса».

Нажатие на гашетку...

Его собственное тело, скорчившееся от нестерпимой боли в адском пламени горящей кабины...

Бесконечное падение вниз, вниз... Шок от ледяной воды...

Забвение...

Питер потряс головой, пытаясь ухватить главное. И внезапно пришла мысль, от которой его глаза утратили присущую им последние годы безжизненность.

– А если еще не слишком поздно? – осторожно спросил он.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Тара.

– Джильберта... Может быть, она меня ждала...

– Мой мальчик, прошло десять лет. – Дональд посмотрел на него с болью и состраданием. – И у надежды, как и у самопожертвования, есть предел. Нельзя исключать, что такая красивая и обаятельная женщина, как Джильберта, смирилась с тем, что ты уже никогда не вернешься к ней, и вышла замуж.

– Нет, нет, она бы этого не сделала! Только не моя Джильберта! – горячо воскликнул Питер.

Тара ласково дотронулась до его руки.

– Питер, дорогой, выслушай меня. Я любила твоего отца так глубоко, как только женщина может любить мужчину. Но судьба забрала его от нас, и со временем я стала понимать, что мы, живые, должны оставить прошлое позади и продолжать жить полной, плодотворной жизнью. Я встретила Дона, и я очень его люблю. Мы нашли огромное счастье друг в друге. Если Джильберта – рассудительная, умная женщина, она должна была прийти к такому же заключению, так долго не имея от тебя никаких известий. Ты знаешь, Дон прав. Логично допустить, что Джильберта нашла счастье с другим мужчиной.

У Питера поникли плечи, и он вздохнул.

– Да, возможно, вы правы, и если она действительно нашла любовь и устроила свою семейную жизнь с другим мужчиной, я не могу ее в этом винить. Но дело в том, что я должен сам это выяснить.

– Как ты сможешь это сделать? – спросила Тара.

– Есть только один способ – поехать во Францию, – ответил Питер.

Дон нахмурился и, осторожно подбирая слова, спросил:

– После всего того, что ты пережил, ты считаешь, что готов к такому суровому испытанию?

Питер улыбнулся. Впервые за десять лет настоящая улыбка озарила его лицо. Тепло этой искренней улыбки вызвало слезы у его матери.

– Я чувствую себя способным на все. – Питер потер руки. – Эй, а где же горничная? Я просто умираю с голоду.

Тара закрыла глаза и сложила руки в молитве:

– Благодарю Тебя, Господи, за благодать, которую Ты ниспослал на мою семью в этот достопамятный день.

Начальник железнодорожной станции в Туле без особого интереса смотрел на высокого, стройного молодого человека, который сошел с поезда, прибывшего из Парижа. «Судя по его одежде – твидовая куртка и бриджи в тон, высокие, до колен носки, туристические ботинки и кепка из шотландки, лихо надетая набок так, что козырек прикрывал левый висок, – наверняка американец», – подумал он.

Когда незнакомец приблизился, начальник станции выпрямился, оторвавшись от мешков с почтой, сортировкой которых занимался, и снова взглянул на него.

– Извините меня, сэр, вы, – случайно, не знаете джентльмена по имени Антуан Буайе? Он был мэром, когда я находился здесь во время войны.

Красное, мясистое лицо расплылось в улыбке.

– Антуан Буайе? – переспросил он. – Конечно, знаю. Он ушел в отставку несколько лет назад.

– А где я могу найти сейчас эту семью? – спросил Питер, не упомянув о Джильберте, боясь преждевременно что-то услышать.

– Они живут на небольшой ферме в предместье города.

– А я смогу нанять какой-нибудь транспорт, чтобы туда доехать?

Начальник станции указал на единственную машину, припаркованную у обочины. Питер обрадовался, узнав, что водитель знает адрес семьи Буайе.

– Поездка займет около получаса, месье, – сказал он. Питер устроился на заднем сиденье и почувствовал, как в ожидании встречи сильно забилось сердце.

Они доехали за сорок пять минут. Машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, пролегавшую через небольшую рощицу. Проехав с четверть мили, они остановились перед небольшим простым фермерским домом.

– Мне подождать вас, месье?

– Я был бы вам очень благодарен, – ответил Питер.

Он вышел из машины и по вымощенной булыжником тропинке направился к дому. От волнения у него на лбу выступили капельки пота, в горле пересохло, а губы запеклись.

«Спокойно, дружище, спокойно».

Питер был уже на полпути к парадному крыльцу, когда открылась дверь и из дома вышел мужчина. Он стал еще более тучным, чем когда был мэром, однако Питер тотчас же узнал его.

Антуан Буайе спустился по ступенькам и, прищурив близорукие глаза, посмотрел на гостя.

– Я могу вам чем-нибудь помочь, месье? – спросил он, обращаясь к Питеру.

– Надеюсь, что да. – Питер, скрестив руки на груди, спросил: – Неужели вы не узнали меня, мэр Буайе?

Полный мужчина вертел головой, осматривая его со всех сторон.

– Что-то... есть, – пробормотал он, запинаясь, – но я... Да, мне кажется, мы встречались раньше, хотя я не могу...

И внезапно француз узнал. Он был в шоке.

– Нет! Не может быть! – вскричал Антуан Буайе, перекрестившись, как будто увидел привидение. – Вы... вы... Это невероятно!

Несмотря на крайнее напряжение, Питер улыбнулся.

– Однако это так. Мэр Буайе, я тот самый лейтенант Питер Пайк. Вам, наверное, лучше присесть. Пойдемте. Давайте сядем здесь, и я все вам объясню, – предложил Питер.

– Да, пожалуйста. Так много надо объяснить. – Он продолжал недоверчиво разглядывать Питера и качать головой.

– Я расскажу все по порядку, начиная с аварии... Питер говорил почти целый час, подробно описывая все, что произошло с ним за последние десять лет. Когда же он умолк, Буайе зарыдал, закрыв лицо руками.

– Какая трагедия! У меня разрывается сердце из-за тебя, Питер... и из-за моей дорогой Джильберты.

– Как она поживает? – деревянным голосом спросил Питер.

– Она здорова и живет в Париже.

«С кем?» – хотел было спросить Питер, но не смог, интуитивно чувствуя, что получит ответ, который его убьет.

– Я был уверен, что она здорова. Недавно я увидел ее на фотографии рядом с капитаном Чарлзом Линдбергом в одной американской газете. Именно шок, который я испытал, узнав Джильберту, освободил меня из чистилища, в котором я томился столько лет. Потерянных лет, – с горечью в голосе добавил Питер.

Теперь, когда бывший летчик закончил свой рассказ, он должен мужественно посмотреть правде в лицо.

– Что она делает в Париже? – спросил Питер. И ее отец, печально вздохнув, ответил:

– Питер... Джильберта замужем.

Он ожидал услышать эти слова, однако все равно был ошеломлен.

– У нее есть ребенок... девятилетняя дочь Линда.

Питер засмеялся. Смех прозвучал неестественно.

– Девятилетняя дочь, вот это да!

Она явно не тратила зря время, убиваясь по мне.

Буайе вытер глаза и крепко сжал руку Питера.

– Ты не прав! – воскликнул он. – Джильберта убивалась по тебе почти пять лет, пока не вышла замуж за Пьера Ландро.

– Мне трудно этому поверить. Пять лет, не может быть! – Внезапная догадка, как удар молнии, поразила Питера. – Ребенок... Уж не хотите ли вы сказать...

– Да, маленькая Линда – твоя дочь. Джильберта была беременна, когда ты попал в аварию.

Питеру показалось, будто на него обрушилась вся мировая скорбь и боль. И он, прошедший через такое тяжкое испытание, был не в состоянии справиться со слезами.

Отец Джильберты обнял его за плечи.

– Полно! Не плачь, и ты и моя дочь – жертвы безжалостной судьбы. Что произошло, то произошло, и ничто не может это изменить.

– Я должен немедленно увидеться с ней, – заявил Питер.

– Ты только разбередишь старые раны, ее и свои... Видишь ли, Питер, ее муж – прекрасный человек. Он женился на Джильберте, прекрасно зная, что ее ребенок незаконнорожденный, но так любит Линду, будто она – его родная дочь. Позволь мне сказать тебе, что Джильберта пережила очень тяжелые времена. Когда она узнала, что беременна, ей пришлось переехать в Лион к своей незамужней тетушке. Если бы она осталась здесь, ее все осудили бы, а ребенок носил бы клеймо позора. В Лионе Джильберта всем говорила, что она вдова, потерявшая мужа на войне. Одному Богу известно, сколько было таких вдов! Шесть дней в неделю она работала в магазине одежды, чтобы иметь возможность надлежащим образом воспитать Линду. Затем познакомилась с Пьером, вышла за него замуж и...

– Постойте! Дочь знает обо мне? – перебил его Питер.

– Нет, она знает то же, что и жители Лиона: ее отец погиб на войне, – ответил старик Буайе.

– Проклятие! – воскликнул Питер, ударив кулаком по колену.

– Питер, ты не можешь перевернуть вверх дном мир девочки и сказать ей, что ты – ее отец. В таком нежном возрасте она не сможет понять правду. В душе она всегда считала бы, что ты бросил ее и ее мать.

– Я все понимаю, но подумайте и о моих чувствах, сэр. Я по-прежнему люблю Джильберту, и я также люблю свою дочь, хотя и не видел ее никогда. После того, что я пережил, неужели вы считаете справедливым отказать мне в том, чего я был лишен последние десять лет?