Примерно три недели спустя у нее исчезло ощущение, будто она участвует в какой-то комедии, и новая работа захватила ее целиком и полностью. Училась она быстро; уже к концу первого своего рабочего дня разобралась в той очень сложной — вынужденно сложной — системе образцов тканей и обоев, по которой Вирджиния расставляла свои альбомы; в том, сколько стоили эти альбомы и как рассчитывать стоимость комплекта занавесей для гостиной в зависимости от того, делаются ли эти занавеси на ширину всей стены или же только на ширину окна. К исходу четвертого дня она уже научилась отличать пустые телефонные звонки от тех, за которыми скрывался настоящий интерес и на которые стоило тратить время и усилия, делать предварительные расчеты и прикидки стоимости. По большей части она оставалась в приемной одна, потому что Вирджиния ездила на встречи с заказчиками; теоретически Энджи должна была в это время заниматься бумагами и печатать, практически же все это время ей приходилось разговаривать, говорить безостановочно, вежливо и терпеливо, отвечая клиентам, что да, леди Кейтерхэм работает над цветовой гаммой их заказа, или над его общим эскизом, или над планом оформления комнат, что они уже почти готовы и что леди Кейтерхэм позвонит им через день или два, потому что она дожидается поступления одного нового образца тканей, который хочет непременно показать им, прежде чем вынесет свои предложения на их суд, или же что ее задерживает архитектор, который доделывает кое-какие мелочи.

Энджи быстро убедилась в том, что, как и говорила ей леди Кейтерхэм во время их самой первой встречи, правильно подобрать нужную ткань для обивки дивана или что-либо иное было лишь малой, очень малой частью их работы.

— Ваша задача — разобраться в том, чего они действительно хотят. Масса людей приходит к специалистам по интерьеру потому, что они просто не в состоянии представить себе то, что им нужно. Им чего-то хочется, но они сами не знают, чего именно. Они очень не уверены в себе. И мы тоже не знаем, что им нужно. Вот почему я всегда говорю: «Давайте-ка прикинем, как будет выглядеть комната, если мы сделаем вот это и вот это? Или, может быть, ограничимся только занавесками? Если вот так вам нравится, можем двигаться дальше; если нет, можем попробовать другой вариант». Мы должны заручиться их доверием, должны добиться того, чтобы им с нами было легко. Очень часто они потом говорят: «Я и не думала, что это будет так выглядеть!» Им может нравиться что-то, может не нравиться, но их ни в коем случае нельзя пугать. Как только клиенты почувствуют, что вы ведете их в правильном направлении, они будут счастливы согласиться с вами во всем.

— А что делать, если им непременно хочется чего-то такого, что будет смотреться ужасно, и вы это понимаете? — спросила Энджи.

— Ну, — ответила, смеясь, Вирджиния, — в таком случае говоришь что-нибудь вроде: «Неплохая идея». А на следующий день звонишь и говоришь: «Я поразмышляла над вашим предложением. А вам не кажется, что будет еще лучше, если мы сделаем так-то и так-то?» Клиенты почти всегда соглашаются. Наша работа — это по крайней мере на пятьдесят процентов чистая психология. Некоторые идут к декоратору, когда им лучше бы обратиться к психиатру. И такое впечатление, что чем они труднее, тем больше их тянет ко мне. Может быть, потому, что я женщина, может быть, потому, что я американка, не знаю. Так или иначе, но подобных случаев немало, и по большей части я с ними вроде бы справляюсь.

Энджи относилась к Вирджинии со все возраставшим уважением; до этого ей никогда еще не приходилось сталкиваться с таким сочетанием творческой жилки, практицизма и глубокого знания психологии в одном человеке.


Вирджиния вела свое дело в Лондоне чуть больше года, но у нее было уже много клиентов, и все их имена были внесены во вращающуюся картотеку, стоявшую на ее письменном столе.

— Никогда не оставляй картотеку на столе, — поучала она Энджи. — Если днем куда-нибудь отлучаешься и здесь никого не остается, обязательно убирай ее в сейф. Она дороже всего остального, что тут есть, вместе взятого.

Иногда она говорила Энджи, что сама не понимает, почему ей удалось так быстро добиться здесь успеха.

— Здесь все по-другому. В Нью-Йорке принято хвастаться своим дизайнером, там специалисты по интерьерам — популярные личности, звезды, а тут они что-то вроде торговцев или ремесленников. Некоторые люди, особенно из провинции, умрут, но не признаются, что они не сами обставляли и украшали свой дом. Конечно, я не хочу набирать себе подобных клиентов. И потом, здесь не любят ничего менять. Я помогла как-то одной милой пожилой женщине, сделала ей гостиную: так она тридцать пять лет состояла в браке и только раз за все это время сменила в своей гостиной одну подушку. Но вообще-то, в Лондоне все с самого начала пошло так хорошо!

— Возможно, — осторожно заговорила Энджи, — это как-то связано с тем, кто вы такая. Я хочу сказать, я не думаю, что какая-нибудь Вирджиния Блоггс сумела бы добиться такого успеха. Даже если бы она была такой же талантливой, как вы, — поспешно добавила Энджи.

— Н-ну что ж… возможно, ты и права, — немного неохотно согласилась Вирджиния. — А теперь, Энджи, я должна уехать и сегодня уже не вернусь. Майк Джонс обещал сегодня привезти предварительные расчеты для той гостиницы. Если он до четырех не позвонит, разыщи его, ладно? К завтрашнему дню мы должны представить прикидку стоимости, иначе потеряем этот заказ. А когда он привезет, отпечатай его прикидку как наше предложение и обязательно отправь сегодня же по почте. Это очень важно.

— А может быть, лучше мне самой отвезти? — спросила Энджи.

— Нет, не лучше, потому что тогда здесь никого не будет. Отправь по почте. Дойдет. И до завтра. Всего хорошего, Энджи. Спасибо тебе. Ты прекрасно работаешь.


Как ни странно, но в тот день после обеда в конторе царило удивительное затишье; был уже конец ноября, и все действительно состоятельные женщины Лондона сидели по домам, психуя по поводу того, что вот, еще одно Рождество придется встречать в доме, обновить который за уходящий год так и не удалось. Заказы шли в основном мелкие: в одном месте — занавеси, в другом — новые покрывала и драпировки. Энджи привела в порядок бумаги, отпечатала несколько писем и счетов («Неплательщики — это худший кошмар в нашем деле, — сказала ей Вирджиния в самый первый ее рабочий день. — Счета надо отправлять как можно быстрее»), переговорила с несколькими раздраженными клиентами. В четыре часа она позвонила Майку Джонсу, строителю, с которым Вирджиния часто сотрудничала и который сейчас должен был сделать предварительную прикидку стоимости работ для небольшого, но в высшей степени роскошного отеля в Найтсбридже. Новый владелец гостиницы, американец, некий мистер М. Визерли Стерн, хотел, как он выражался, «переделать полностью в новом стиле» свое приобретение, и Вирджиния представила ему свои предварительные наброски, которые она назвала «Английский загородный дом» («Разумеется, никакой уважающий себя загородный дом никогда в жизни не захотел бы даже отдаленно напоминать что-то подобное», — заметила она Энджи): место, где должен был размещаться администратор гостиницы, и бар при вестибюле были забиты полками наподобие библиотечных, небольшими низкими столиками, на которых должны быть набросаны журналы, низкими кожаными диванами, мраморными каминами и нишами. Майку предстояло сооружать полки и ниши, бар, а также стойку администратора, которая должна была напоминать большой библиотечный стол. Мистер Стерн хотел, чтобы гостиница открылась к началу весны, и потому вел себя все более нетерпеливо. «Он забавный человечек, — рассказывала Вирджиния Энджи, — довольно приятный, явно жутко богатый, очень вежливый, но немного сальный. Мне бы не хотелось его сердить». Предложение от Майка опаздывало; дело шло к тому, что мистер Стерн должен был рассердиться.


Секретарша мистера Джонса ответила, что хозяина нет и после обеда он уже не вернется. А она не отправляла предварительные расчеты для леди Кейтерхэм? Голос Энджи был подчеркнуто многозначительно терпелив.

— Кому-кому? — Энджи прямо увидела, как секретарша отставила в сторону пузырек с лаком для ногтей и страдальчески закатила глаза.

— Вирджинии Кейтерхэм, — повторила Энджи с ледяным терпением в голосе.

— Это что, деловое предложение?

— Совершенно верно, — сказала Энджи, — и леди Кейтерхэм ждет его уже целых три дня.

— Ну, мистер Джонс — человек очень занятой. — Секретарша перешла к обороне.

— Он может оказаться намного менее занятым, если мы не получим этого предложения.

— Мне не нравится ваш тон, — заявила секретарша.

— Мне ваш тоже не доставляет удовольствия, — ответила Энджи, — но у меня к вам дело, и я обещала леди Кейтерхэм и нашему клиенту отправить эти предложения сегодня же. Так вот, не могли бы вы пошевелить задом и посмотреть у себя в бумагах или позвонить мистеру Джонсу? Если вас не затруднит, конечно. Или мне передать леди Кейтерхэм, чтобы она сама ему позвонила? Она знает, где сейчас мистер Джонс.

Последние слова были неправдой, и к тому же Энджи понимала, что она здорово рискует, разговаривая с девушкой подобным образом; сама Вирджиния, скорее всего, назвала бы сейчас ее тон «контрпродуктивным», это было ее излюбленное словечко; но Энджи была искренне возмущена, и ее обман сработал.

— Я вам перезвоню, — сказала девушка. — Через несколько минут.

«Ну ясно, ногти хочет докрасить, — подумала Энджи. — И высушить».

Секретарша перезвонила ей через полчаса:

— Я нашла это предложение, но оно очень приблизительное. И мне некогда его сейчас перепечатывать.

— Вот как? Считайте, что вам повезло: мне есть когда. Берите такси и привозите его сюда, все остальное я сделаю сама.

— Не уверена, что мистеру Джонсу понравится, если я воспользуюсь такси без его разрешения.

— А я уверена, что мистер Джонс не станет возражать, даже если вы воспользуетесь его членом без разрешения, если только это поможет сделать дело.

— Я считаю ваши выражения оскорбительными, — возмутилась секретарша.

— А на мой взгляд, мистер Джонс счел бы оскорбительным ваше поведение, — парировала Энджи. — Если я не получу это предложение через полчаса, он все будет знать. Хватайте такси и быстро привозите его сюда, на Итон-плейс, а потом сможете освободиться пораньше и сходить в парикмахерскую. Вы ведь это и собирались сделать, верно?

— Как вы… как вы смеете разговаривать со мной таким образом?!

— Смею. Хотите, чтобы мистер Джонс узнал и насчет парикмахерской?

— Давайте мне точный адрес. — По голосу девушки было слышно, что она рассердилась и надулась. — Получите.


Предложение, написанное от руки почти нечитаемым почерком Майка, доставили через сорок пять минут; к тому времени, когда Энджи расшифровала его, соединила с расчетами самой Вирджинии, ввела необходимые поправки и перепечатала, вечерняя почта уже ушла. Энджи вздохнула: ну что ж, придется отвезти самой. Это недалеко, возле «Хэрродса», рядом с Бошамп-плейс. Она уже достаточно хорошо изучила богатые кварталы Лондона. Вот черт, почти шесть вечера, такси сейчас не поймаешь. Жаль, что она не умеет водить сама. Но ничего, можно и прогуляться пешком. Лодочки от Рассела и Бромли оказались очень удобными. Она убрала картотеку в сейф, заперла контору и наполовину шагом, наполовину бегом направилась в сторону Слоан-сквер, оттуда вверх по Слоан-стрит, потом повернула за угол, прошла позади «Хэрродса» к Бошамп-плейс, непрерывно натыкаясь на раздраженных прохожих, устало тащившихся с предрождественскими покупками; до гостиницы она добралась вся раскрасневшаяся и возбужденная.

Стеклянная дверь гостиницы была широко распахнута; в замусоренном вестибюле стояло несколько легких пластмассовых стульев и низких столиков с раскоряченными ножками; лежал ковер с когда-то ярко-оранжевым и бежевым рисунком, за долгие годы хождений по нему протершийся до самой основы; подделанные под старину картины в золоченых рамах — написанные маслом пейзажи наиболее красивых мест Британских островов — не рассеивали, а, казалось, еще более сгущали царившую в вестибюле мрачную атмосферу. В помещении было холодно, а от обогревателя предусмотрительно поставленного кем-то в самом центре вестибюля, было не больше пользы, чем если бы он работал прямо на улице. Возле обогревателя в окружении двух высоких девиц стоял темноволосый, приземистый и полный человек с блестящими, как черная смородина, глазами. Он повернулся к Энджи и пристально и сердито посмотрел на нее.

— Гостиница закрыта.

— Да, я знаю. А вы — мистер Стерн?

— Совершенно верно. Он самый.

— Я Энджи Бербэнк. Я работаю у леди Кейтерхэм.

— Ах вот как?! Ну что ж, можете сказать леди Кейтерхэм, что она у меня работать не будет. Ни в коем случае, черт возьми. Ни в коем случае. Ее предложения опаздывают на три дня. Я хочу открыть эту гостиницу. Я занимаюсь делом, понимаете? В этой стране кто-нибудь хоть что-то слышал о делах?!