Дженнифер Хеймор - Греховный намек

Пожав плечами, Гарет шагнул к столу и уселся. Проклятие, он слишком поздно понял, что забыл, как должен вести себя герцог за столом. Конечно же, ему следовало раньше об этом подумать.

Обед проходил в молчании, и тишину нарушало только тихое позвякивание столового серебра. Гарету же вспоминались их прежние обеды и веселые застольные беседы. О чем же они тогда говорили? Нет, не вспомнить… Но он прекрасно помнил, какое удовольствие испытывал от присутствия Софи и Тристана. Они были так счастливы!..

Легкий весенний суп был пересолен, овощи – переварены, а жареный цыпленок имел вкус картона. Но Гарет съел все; за последние годы он усвоил, что главное не вкус, а сытость обеда. Единственное, что понравилось ему, – это вино, и он выпил несколько бокалов. При этом он время от времени поглядывал на Софи. Выходит, у них с ней есть дочь. Удивительно!

Когда они только поженились, она отчаянно молилась о ребенке, и он всегда считал, что из нее выйдет прекрасная мать. Однако после четырех лет брака Софи так и не понесла, и они сдались, были почти уверены, что она бесплодна. Однако каким-то чудом Софи забеременела до того, как он уехал на войну. Да, это действительно чудо…

Он стал думать о прелестной малышке в детской. В ее жилах – его кровь. И она просто прелестна – с личиком сердечком, умными голубыми глазками и светлыми волосами. Малышка смотрела на него так, словно не замечала ужасного шрама у него на лице. Это очень его обрадовало, безмерно обрадовало…

Увы, он семь лет был лишен радости отцовства, которого так долго жаждал. Но возможно, Софи научит его быть настоящим отцом их дочери. Да, возможно… Если только он сумеет перекинуть мост через пропасть между ними. К сожалению, сейчас такие перспективы казались нереальными.

Глядя на Тристана, не сводившего с Софи глаз, Гарет с громким звяканьем отложил вилку и снова глотнул вина. Он будет держаться за Софи, даже если та возненавидит его. Она принадлежит ему – как титул и земли. Он слишком долго жил без всего того, что принадлежало ему по праву. Но он все вернет, черт подери! И не выпустит из рук.

Гарет уставился на свой бокал. Свет свечей отражался от хрусталя и танцевал в светлой жидкости. О, дьявол, как же ему хотелось, чтобы Софи смотрела на него так, как раньше. Хотелось, чтобы ее зеленовато-карие глаза лучились любовью… И любовь Софи стоила того, чтобы за нее бороться.

Тут рядом с ним материализовалась чья-то фигура, и Гарет не сразу сообразил, что это слуга, предлагавший ему какое-то блюдо. Отогнав слугу взмахом руки, Гарет заставил себя расслабиться. Он до сих пор не привык к тому, что прислуга здесь разгуливала по всему дому. Его воспоминания о слугах были весьма смутными, и эти люди ужасно его раздражали.

Допив наконец вино, Гарет отставил бокал и объявил:

– А теперь будем пить портвейн в кабинете.

Все молча уставились на него, а он спросил:

– Ты присоединишься к нам, Софи?

Тут он вдруг вспомнил, что леди не пьют портвейн вместе с джентльменами, но ему было все равно.

Софи чуть наклонила голову:

– Да, разумеется, ваша светлость.

Гарет оторвал от нее взгляд, ошеломленный очередным воспоминанием: Софи шепчет нежные слова ему на ухо и прикладывает какую-то мазь к его спине после того, как отец избил его ремнем за какую-то провинность.

Гарет со вздохом закрыл глаза. Каждый раз при виде Софи его одолевали воспоминания. Он вспомнил, как она гналась за ним и за Тристаном по лугу в Карлтон-Хаусе. И вспомнил, как они столкнулись носами, когда впервые неумело поцеловались. Вспомнил и то, как впервые овладел ею… Вспомнил даже, как она ахнула в этот момент.

Боже, как много у них было страстных ночей!.. Теперь-то он вспомнил, каково это – спать с Софи. В ней было столько пылкой чувственности! Такого он не находил ни в одной из тех женщин, которых познал до нее.

Теперь он понял, почему ничего не испытывал к тем женщинам, с которыми спал в Бельгии. Даже к Жоэль, на которой собирался жениться. Сам того не зная, он изменял Софи. Хотя она была той единственной, с которой он когда-то намеревался прожить всю жизнь. И теперь оказалось, что они оба нарушили супружеские обеты, хотя и не по своей воле.

Тяжко вздохнув, Гарет поднялся из-за стола. Остальные последовали его примеру. Он успел заметить настороженные взгляды, которыми обменялись Тристан с Софи. И их безмолвное взаимопонимание пронзило его сердце ревностью. Ему пришлось сжать кулаки, чтобы не было заметно, как дрожат руки. Когда-то они с Софи так же хорошо понимали друг друга!

Все вышли из столовой и проследовали в кабинет. Гарет же вдруг подумал, что их шествие очень напоминало похоронную процессию.

Пока он обедал, кто-то успел зажечь в кабинете высокие лампы по углам и подбросить дров в камин. Теперь огонь весело потрескивал за медной решеткой. А зеленые бархатные занавеси были плотно задернуты.

Гарет уселся в кожаное кресло за письменным столом. Тристан с угрюмым видом устроился в кресле с обивкой из бархата цвета мяты. Какой-то слуга тут же притащил поднос с бокалами портвейна и кларета, и Гарет взял бокал с темно-красной жидкостью. Фиск, пододвинув к огню стул, уселся с бокалом кларета, а Софи опустилась в мягкое кресло с вышитыми на подлокотниках розами.

И тут Гарет вдруг вспомнил, что когда-то они с Софи любили друг друга именно здесь, в этом кресле с розами.

Гарет помотал головой, отгоняя неуместные воспоминания. Они терзали его, и одновременно он жаждал их, как нищий – золота.

Упершись ладонями в столешницу, Гарет поднял голову и тут же встретил недобрый взгляд Тристана. Присутствие этого человека угрожало всему! Он, Гарет, не сможет вернуться к своей прежней жизни, пока Тристан будет твердить, что любит Софи и что она принадлежит ему. Ох, как жаль, что он не спустил курок, когда целился в него. Но Гарет сознавал, что не смог бы этого сделать. Да, он способен убить – и убивал. Но он не мог расправиться с человеком, которого некогда любил как брата.

И все же этот человек предал его самым подлым образом. Сегодня Энсли подтвердил, что Тристан в своей алчности украл его титул, деньги и земли и управлял ими крайне небрежно. И, что хуже всего, он украл любовь Софи.

Он, Гарет, никогда не простит его. Хотя не сможет и прикончить. Ему просто хотелось, чтобы этого человека не было в его жизни.

– Я хочу, чтобы ты убрался отсюда, Уэстклиф, – проворчал он.

Тристан едва заметно кивнул:

– Да, разумеется.

Софи тихо ахнула, но Гарет проигнорировал ее; он не мог смотреть на нее сейчас – воспоминания вновь нахлынули бы на него. Да, сейчас было гораздо безопаснее смотреть на Тристана.

– Возьмешь с собой свое дитя, но оставишь мое, – продолжал Гарет.

Софи снова ахнула. А Тристан взглянул на него вопросительно.

– И мою жену ты не возьмешь с собой, – добавил Гарет.

– Я не покину этот дом без Софи и Миранды, – заявил Тристан.

Тут Фиск встал и шагнул к столу, чтобы успокоить друга. Гарет тотчас расслабился, радуясь, что Фиск возьмет дело в свои руки. Он знал: у приятеля это лучше получится.

– Ваша светлость, это очень простое дело, которое придется решать в суде, – проговорил Фиск, обращаясь к Тристану.

– Прекрасно. Софи моя по закону.

– А Миранда? – прошептала Софи, ошеломленная мыслью о возможной разлуке с дочерью.

Фиск повернулся к ней и пояснил:

– Ваша светлость, сегодня мы были у мистера Энсли, и мы все выяснили. Закон на нашей стороне. Да, Кол… – Он взглянул на Гарета. – Будет лучше, если лорд Уэстклиф останется здесь, пока все не уладится.

Гарет нахмурился; он не был уверен в правильности подобного решения. Но с другой стороны, если Тристан останется в доме, он сможет следить за ним и постарается сделать так, чтобы тот не разрушил его планы. Да, возможно, Фиск прав. Вот только… Он не сможет удержаться от насилия, если снова увидит, как Тристан прикасается к Софи.

– Я не останусь здесь пленником! – воскликнул Тристан.

Фиск шумно выдохнул и многозначительно посмотрел на друга, потом вновь обратился к Тристану:

– Но вы не пленник, сэр. Пожалуйста, вспомните тот вопрос, который мы обсуждали сегодня.

– И что это за вопрос? – осведомился Гарет.

– Твоя амнезия, – тихо ответила Софи. Поднявшись, она подошла к столу и положила свою изящную ручку на изрезанную шрамами ладонь Гарета. – Мистер Фиск рассказал нам все.

Не в силах взглянуть на Софи, Гарет уставился в столешницу, сиявшую в свете ламп. Будь проклят этот Фиск! Зачем он рассказал об этом?!

Софи же, обернувшись к Тристану, проговорила:

– Пожалуйста, останься. Мы все решим вместе.

Тристан помрачнел. Покачав головой, он заявил:

– Нет, я не позволю, чтобы со мной обращались как с преступником. Подобные методы могли иметь успех, когда мы были детьми, но сейчас ничего не выйдет. Я не позволю!..

– Я требую, чтобы ты дал слово не прикасаться к ней, не говорить с ней и не приближаться к ней…

– Никакого слова я не дам! – закричал Тристан.

– А может, вы будете считать себя гостем? – вкрадчиво осведомился мистер Фиск.

– Цивилизованные люди не запирают гостей в спальнях, – пробурчал Тристан.

– Я никогда не претендовал на цивилизованность, – отрезал Гарет.

– Но мы, разумеется, сможем прийти к соглашению, при котором ваши передвижения не будут ограничены одной комнатой, – продолжал Фиск.

Гарет со вздохом кивнул.

– Ладно, Уэстклиф, тебе даруется свобода, но предупреждаю…

– Можешь не повторять, – перебил Тристан. – Мне надоели твои угрозы. Мне нет нужды опять их слушать.

– Суд, несомненно, решит, что твой брак не имеет силы, – сказал Гарет. – Так что не делай глупостей, ясно?

Тристан презрительно фыркнул.

– Но ведь ты покинул жену много лет назад. Более того, ты оставил ее одну, беременную. И вынудил носить траур…

– Ублюдок! – прорычал Гарет, вскакивая. Не будь между ними преграды в виде стола, он бы схватил кузена за шиворот и выбросил бы за дверь. Как смел Уэстклиф обвинять его в том, что он бросил Софи?! Как будто он сделал это намеренно! Взяв себя в руки, Гарет проговорил: – Но ведь Фиск рассказал о том, что случилось, и ты прекрасно знаешь, что я никогда не покидал Софи. Твои обвинения не выдержат никакой критики в суде.

Гарет сел и с благодарностью взглянул на друга. Если бы не Фиск, он непременно набросился бы на Тристана и все испортил бы.

И тут Софи проговорила:

– А ведь до Ватерлоо мы все жили в мире и дружбе, были лучшими друзьями… Думаю, что мы сумеем вернуть взаимную любовь и обрести прошлую жизнь.

– Да, миледи, конечно. – Фиск кивнул и одарил Софи лучезарной улыбкой.

Тристан же с сомнением посмотрел на жену, а Гарет безнадежно покачал головой. «Увы, такого больше не будет, – думал он. – Один из нас умрет или окажется в сумасшедшем доме». И ему оставалось лишь надеяться, что этим человеком будет не он.

Каждое утро, окруженная перьями, чернильницами и бумагой, Софи сидела за импровизированным письменным столиком, который слуги поставили в ее спальне. Она уже написала о случившемся своей матери и родственникам в Йоркшир. Миранда же сидела рядом с матерью, трудолюбиво выводя огромные буквы; девочка писала своим кузинам, и при этом она старалась употреблять столь сложные слова, как «удивительно невероятный» и «абсолютно неописуемый» – ведь надо было рассказать о появлении так долго отсутствовавшего отца.

Кроме того, Софи написала записки слугам в Колтон-Хаус и еще одну – холостому дядюшке Тристана и Гарета. Написала также и своим многочисленным друзьям.

Как-то утром, когда Миранда занималась с учителем, Софи сидела в одиночестве и сочиняла послания друзьям Тристана в парламенте и старым армейским сослуживцам Гарета, в том числе и герцогу Веллингтону. Наконец, покончив с последним письмом, она со вздохом отложила перо. Нет-нет, конечно, она никому не жаловалась на свои беды. Леди и джентльмены лондонского света вовсе не глупы, они и сами все поймут. Так что на горизонте маячил омерзительный скандал, который она не в силах была предотвратить. Возможно, ее назовут распутной герцогиней или еще как-нибудь… И начнут публиковать в газетах унизительные карикатуры на нее, Тристана и Гарета. И конечно, за всеми за ними будут пристально следить, а каждый их поступок, каждый разговор будут обсуждать в светских гостиных.