Нет, я не буду стенать и плакать. Было или не было, еще неизвестно. Может, Павел так по-идиотски пошутил или тоже ничего не помнит. А даже если и было. Ну что ж теперь? Сама уйти я не могу, пусть увольняет. Вернусь домой, не смертельно. Неприятно, конечно, так попасть. Я ведь всегда была противницей служебных романов. И Родимцев с самого начала четко обозначил границы. Но ведь я же его не насиловала! Даже, если и было что-то между нами, то по обоюдному согласию. В конце концов, я его даже и не соблазняла. Или соблазняла? Не помню!

Мысли крутились, вертелись и явно собирались взорвать мне мозг. Лишь допив третью чашку, решила, что пора положить конец метаниям. В конце концов, девственницей я не была, переживу. И, если я ничего не помню, то буду исходить из того, что секса у нас с Родимцевым не было. А что голые спали, так мало ли что. Пьяные уснули, стало жарко, вот и разделись. Не было ничего. И точка.

Настроение сразу улучшилось, и голова почти перестала болеть. Даже захотелось встать и пойти в душ. Все испортил Родимцев, заявившись на кухню. Ну, никакого такта у этого медведя нет. Хорошо, хоть не голых приперся. Сообразил надеть джинсы и рубашку. Жаль, что его сообразительности не хватило на то, чтобы эту рубашку еще и застегнуть. Вот он и щеголял по кухне босиком, с мокрыми волосами и в расстегнутой рубашке, демонстрируя всем желающий кубики и прочие мышцы.

Я не желала быть желающей. В смысле, не хотела смотреть на Родимцева. Глаза бы мои его не видели! И на что там смотреть? Ничего привлекательного у него нет. Ну подумаешь, крепкие мышцы и гладкая кожа. Не у него одного, между прочим. Есть мужчины и покрасивее. Я отвернулась в сторону.

— Кофе будешь? — как ни в чем не бывало спросил Павел.

— Буду, — я тоже решила сделать вид, что ничего не произошло.

— Хорошо.

Родимцев засыпал зерна в кофе-машину.

— Подай чашки, — попросил, не оборачиваясь.

— Чашки в шкафчике возле тебя.

Родимцев протянул руку, полы рубашки разошлись, демонстрируя эффектный мужской торс. Он что, специально этот делает? Выставляет себя на показ. Но у Родимцева такое красивое тело, что я невольно залюбовалась. Так, из эстетического интереса. Павел перехватил мой взгляд, хмыкнул.

— Нам нужно поговорить, — сказала ему, опуская глаза.

— Хорошо.

— Мы можем сделать это сейчас?

— Поговорить?

Нет, он точно издевается.

— Я разве что-то другое предложила?

— Нет, — он мотнул головой и добавил: — а жаль.

— Что?!

— Так о чем ты хотела поговорить? — перебил меня Павел.

Я помолчала, пытаясь сформулировать. Крутила слова и так, и эдак. Как ни скажи, все равно глупость получается.

— Я тебя слушаю, — напомнил о себе Павел.

— Между нами ничего не было, — выдала я наконец.

Мой начальник удивленно поднял одну бровь и весьма выразительно промолчал. Я тоже не знала, что еще сказать. Пауза затягивалась.

— Между нами ничего не было, — с нажимом повторила.

А что? Может он не расслышал, а переспросить постеснялся.

— Ну, не было и не было, — согласился Павел и стал разливать кофе по чашкам.

Я опешила. Неужели это все, что он мог мне сказать? Даже обидно стало.

— Ты можешь меня уволить, — сказала Павлу.

— Зачем? — искренне удивился он.

— Ты говорил, что не заинтересован в отношениях, — напомнила ему.

Неужели у него не только глухота, но и с памятью проблемы?

— А при чем тут отношения? — задал вопрос Родимцев.

— Ты же сам сказал, — растерялась я.

— Что я сказал?

А ведь действительно, что такого он сказал? Ничего конкретного.


— Ты сказал, что это было прекрасно! — я дословно повторила его слова.

— А что «это»? — Родимцев стоял у стола и спокойно пил кофе.

Я открыла уже рот, чтобы высказать наболевшее, но Павел продолжил:

— Что «это», Катерина? И разве «это» что-то значит?

Я захлопнула рот и с силой сжала губы. Ничего не значит?! Вот так просто? Ну, я тебе покажу, медведь толстокожий! Ты у меня еще получишь! Но в ответ беззаботно улыбнулась.

— Катя, ты очень хорошая воспитательница. Ваня тебя обожает. А остальное — неважно.

И кто мне скажет, почему вместо облегчения я ощутила обиду?

— Хорошо, что ты так на это смотришь, — сделала глоток кофе.

— Именно так я на это смотрю, — подтвердил Павел.

Вот сволочь! Я еще больше растянула губы в улыбке, больше похожей на оскал.

— Меня так радует то, что ты сказал, — заверила Родимцева.

Он посмотрела на меня, одним глотком допил кофе и громко поставил чашку в мойку.

— А уж как я рад! — бросил раздраженно.

Я тоже допила свой кофе, подошла к мойке, оттеснив Павла.

— Мы поедем сегодня к Ванечке? — решила сменить тему.

— Не в шесть утра, — сказал Павел. — Предлагаю еще немного поспать, а часов в десять поедем.

В невинной фразе мне почудился намек.

— Я выспалась, — возразила из чувства противоречия.

— А я нет.

— По ночам нужно спать, — буркнула недовольно.

— Полностью тебя поддерживаю.

Я включила воду, давая понять, что разговор окончен, и с силой стала мыть чашку, стирая невидимую грязь.

— Я пошёл спать, — наклонившись ко мне, сказал Родимцев.

В раздражении дернула плечом.

— Ты сейчас протрешь дырку в этой несчастной чашке, — засмеялся Павел.

Мне захотелось запустить в него чем-то тяжелым. Еще сильнее сжала чашку. Кажется, она сейчас треснет.

— Не надо так нервничать, — Родимцев явно заметил мои судорожно сжатые пальцы. — Я уже ухожу. Приятных сновидений!

«Господи, — взмолилась про себя, — пусть он уйдет и не искушает меня! Я готова его покусать!»

Родимцев, видимо, решил не искушать судьбу и ушел, не сказав больше ни слова.

Я оставила в покое несчастную посуду и решила последовать совету своего работодателя и пойти поспать. Все-таки еще очень рано. Поднялась в свою спальню, легла на кровать и попробовала заснуть. Напрасно, сон не шел. Покрутилась, повертелась. Сна ни в одном глазу. Решила, что лучше займусь чем-нибудь полезным. Сходила в душ, переоделась и опять спустилась на кухню. Если мне не спится, буду печь блины. Порадую Ванечку.

Процесс готовки увлек меня, я потеряла счет времени. Когда на кухне вновь появился Родимцев, у меня были готовы блины, пару салатов и вкусная каша с ягодами и орехами.

— Не нужна нам повариха, — оглядев стол, констатировал Павел. — Может, кафе открыть?

— Если это комплимент, то я его принимаю, — убрала с лица выбившиеся из хвоста волосы.

— Конечно комплимент. Ты прекрасно готовишь. И помногу.

— Можно позвать охрану, — предложила ему.

— Обойдутся. Им вредно много есть.

— А тебе не вредно?

— Ты посмотри на меня. Мне надо много есть, что бы поддерживать форму.

Я поставила на стол посуду и положила приборы.

— Тогда садись и поддерживай, а я пойду.

— Ты не составишь мне компанию?

— Я не голодна.

— Шутишь?

— Наелась, пока готовила. Ешь, и поедем к Ваньке.

— Ну, как хочешь, мне же лучше: больше достанется.

И Родимцев с большим аппетитом принялся за еду. Как будто неделю не ел.

Надо отдать ему должное, с едой Павел справился быстро, и мы поехали в госпиталь к Ванечке. Там нас порадовали: ночь прошла спокойно, Ваня хорошо поспал и уже покушал.

— Когда мы сможем его забрать? — спросил Павел у врача.

— Через день, если все будет хорошо.

— Ты побудешь здесь? — обратился Родимцев ко мне. — У меня дела.

— Конечно, я останусь.

Павел уехал, а я занялась Иваном. Весь день мы читали и играли с мальчиком. Когда вечером Ванька уснул, приехал его отец и отвез меня домой. Мы почти не разговаривали, а едва войдя в дом, сразу разошлись по своим комнатам. Ночь прошла спокойно, я крепко спала в своей постели, а проснувшись, никого постороннего рядом не обнаружила, слава богу. Днем мы забрали Ивана из больницы, а еще через день у меня было уже два подопечных.

Родимцев просто привел еще одного мальчика. Вошел к нам в комнату для занятий и сказал:

— Это Иму, он поживет с нами.

Мы с Ванькой переглянулись и посмотрели на Иму. Я никогда не видела альбиносов, а перед нами был, без сомнения, именно он. Белый мальчик, с белыми кудряшками и волдырями по всему телу. Он что, болен? Вопросительно посмотрела на Павла.

— Это ожоги, — ответил Павел на мой молчаливый вопрос. — Они не заразны.

Так в доме появился еще один мальчик. Я не знала, кто он и откуда. Не знала, как надолго задержится он в нашем доме. Я ничего о нем не знала. И как мне относиться к этому мальчику тоже не знала. Он был странный, и я не про цвет кожи. Дикий. Молчаливый. Сначала я думала, что немой, но потом поняла, что говорить он может. Просто не хочет. Одежда на нем была дорогой, но мальчик явно к ней не привык. Он не умел пользоваться приборами, предпочитая есть руками. Панически боялся воды. Он втягивал голову в плечи, стоило мне сделать шаг к нему. Наблюдал за мной исподлобья, отслеживая любое движение. Я не знала, с какого бока к нему подступиться. К тому же, как выяснилось, мальчик говорил на суахили, а я так и не смогла выучить этот язык. Не нашла ни одного учебника. Ванька тоже суахили не знал, но как-то сразу нашел с Иму общий язык. Как они объяснялись, одному богу ведомо, про спустя неделю Иван уже что-то лопотал по суахили, а Иму пытался выговаривать русские слова. Чем с ним заниматься, я не знала. Обратилась к Родимцеву, но он только рукой махнул.


— Делай, как считаешь нужным.

— Но я не знаю, — растеряно призналась я.

— Вот и я не знаю.

— Хорошо. Но хоть скажи, как долго он здесь пробудет?

— Сказал же, не знаю, — раздраженно ответил Павел.

— Но ты не против, чтобы мальчики вместе играли? — поинтересовалась на всякий случай.

— А зачем я тогда его привез?

— Я откуда знаю? — спросила у него и развернулась, чтобы уйти.

— Если он тебе тягость, я увеличу тебе зарплату.

— Не надо, — отмахнулась я. — Просто я не знаю, как мне с ним себя вести.

— Ванька тебе сразу понравился? — спросил Родимцев.

— Да. Он замечательный ребенок.

— Легко было полюбить замечательного ребенка, — заметил Павел.

— Ты хочешь, что бы я полюбила Иму? — удивилась я.

— Разве можно заставить кого-то любить? Нет, просто пусть поживет у нас.

— Это его ты привез из лагеря для альбиносов?

— Да.

— А его родители? Они не хотят, чтобы он жил с ними?

— У него только мать, и она попросила, чтобы Иму пожил у нас.

— Хорошо.

— Постарайся не обижать его.

— За кого ты меня принимаешь?

— Прости, не хотел тебя обидеть.

— Я пойду, пока ты не сказал еще чего-нибудь лишнего.

— Спасибо тебе.

Иму продолжал жить с нами. В Ванькой комнате появилась еще одна кровать. Я потихоньку училась объясняться с мальчиком. Иногда словами, иногда жестами. Потихоньку он привыкал к нам, а мы к нему. Все чаще подходил ко мне и садился рядом, когда я занималась с Ванечкой. Учился держать карандаш, пользоваться ножом и вилкой. Когда мы с Ваней играли в бассейне, Иму сидел рядом на бортике, опустив ножки в воду. Не знаю, с какой целью Павел привез его к нам, но мальчик понемногу привыкал к нормальной жизни. Хотя любить его у меня по-прежнему не получалось.

17.

Встречу с Аданной Лезеди пришлось перенести, как бы серьезно не относился Африканец к работе, сын был важнее. Да еще ночь выдалась … странная. Он совершенно не собирался приставать к воспитательнице собственного сына, даже в мыслях подобного не держал. Сначала просто решил, что ей необходимо успокоиться, а хороший виски в небольших количествах может этому поспособствовать. Кто же мог подумать, что Катерина захмелеет от нескольких глотков? Потом разговор перешел на личности, и гувернантка Ваньки очень забавно начала рассказывать Пашке, какой он, Африканец, прекрасный мужчина. Это оказалось ведь Африканец был уверен, что Катерина откажется. А девчонка приняла вызов. Обхватила его лицо нежными ладонями и потянулась к нему. Шутка перестала быть смешной.

Пашка проснулся от того, что чья-то рука ощупывала его спину, перемещаясь все ниже и ниже, пока не опустилась совсем уж низко. Погладила осторожно, сжала. Африканец окончательно проснулся. И вспомнил, что тут произошло.

— М-м-м, если ты не остановишься, мы ….

Катерина забрыкалась, как норовистая лошадка, пытаясь сбросить Пашку.