На одной из остановок, коих мы совершили великое множество, фотографируясь на фоне дикой природы, Ванька попросил отца:

— Пап, а сними нас с Катюшей.

Он подошел ко мне, я присела и обняла его.

Гид, ни слова не говорящий по-русски, предложил:

— Давайте я вас сфотографирую.

Павел передал ему фотоаппарат и присел рядом с нами.

— Пап, обними Катюшу, — велел маленький махинатор. — Вдруг мы в кадр не влезем.

Я постаралась скрыть улыбку, Павел послушно выполнил просьбу сына.

В итоге, мы фотографировались вроем довольно долго. Когда фотосессия была окончена, и все вернулись в машину, гид сказал, обращаясь в Родимцеву:

— У вас очень дружная семья.

— Это да, — согласился с ним Павел.

— И жена у вас красавица.

Павел посмотрел на меня, улыбнулся и ответил:

— Красавица и умница.

А потом этот невозможный человек достал ребенка, вынул детское кресло из джипа, велев положить его в багажник, устроился возле меня и взял Ваньку на руки.

— Так ему будет удобнее, — пояснил Родимцев, прочитав вопрос на моем лице.

Я только кивнула.

Но Павлу этого оказалось мало. Он придвинулся еще ближе, обхватил меня за плечи и прижал к себе.

— Так всем будет удобнее, — заявил мой работодатель в ответ на мою слабую попытку отодвинуться.

И мне абсолютно расхотелось с ним спорить. Наоборот, я поерзала, устраиваясь поудобнее, и положила голову ему на плечо.

Когда, уже в сумерках, мы вернулись в лодж, сил у меня совершенно не было. Служащий отеля, пригласивший нас в общий зал на ужин, посмотрел на нашу троицу понимающе и предложил принести ему в дом. Я согласно кивнула и пошла купать Ваньку. Павел остался отдать какие-то распоряжения относительно еды для мальчика.

Дом мне безумно понравился. Он странным образом сочетал в себе простоту и поистине колониальную роскошь. Брезентовые стены и дорогая кожаная мебель. Москитные сетки и светильники ручной работы. А ванна была обустроена на одной из террас, с видом на дикую природу. Можно купаться и любоваться видами. Я словно попала в ожившую мечту.

Пока купала Ивана, пока мылась сама, в гостиной уже сервировали стол. Павел сидел в ожидании нас в кресле и листал какой-то каталог.

— Ты уже вымылся? — спросила, заметив его мокрые волосы. — Где?

Родимцев оторвался от чтения, окинул меня с головы до ног и весело ответил:

— Сходил на речку к бегемотам.

— Здесь есть вторая ванная? — уточнила, потому что при беглом осмотре дома ее не увидела.

— Душ, — поправил Родимцев. — Около маленькой спальни.

— Не заметила.

— Там такая неприметная дверь, — пояснил Павел, — сразу можно и не разглядеть.

— Кушать хочу, — жалобно напомнил о себе Ванечка.

— Ребенок кушать хочет, — весомо сказал Павел. — И я тоже.

— Так давайте есть, — предложила я.

Мы устроились за столом. Я оглядела, что нам предлагали на ужин, решая, чем кормить ребенка. Жареное ему совершенно ни к чему, а вот тушеное мясо и овощи в самый раз.

— Можно мне мясо, как у папы? — Ванька указал на тарелку отца, где благоухал стейк.

— Он с кровью, тебе еще рано, — возразил Родимцев. — А вот ребрышки на гриле, думаю, можно. Да, Катя?

Я была против того, что бы кормить ребенка ребрышками, приготовленными на гриле, но Ванька так просящее смотрел, что отказать было выше моих сил. В конце концов, ничего страшного не случиться, все равно он много не съест.

— Это баранина, — предупредила мальчика, — она очень специфически пахнет.

- Это ягненок, — поправил меня Родимцев — старший. — И он совершено без запаха. Зато, какой вкус!

Он положил Ваньке хорошую порцию мяса и обратился ко мне:

— Ты что будешь?

Я прислушалась к своему организму. День выдался безумный: два перелета, а остальное время в машине. Мой желудок настойчиво требовал белка.

— Мясо, — сказала решительно, — и побольше.

Павел понимающе улыбнулся и наполнил мою тарелку что называется, от души. Наблюдая за тем, как я уписываю еду за обе щеки, спросил:

— Вино предлагать?

— М-м, — я отрицательно помотала головой. Трудно говорить с набитым ртом.

— Я так и подумал. Тогда сок.

— Угу, — затрясла согласно, проглотила и сказала: — с удовольствием.

Павел налил нам с Иваном сока.

— Как впечатления? — спросил, когда я опустошила тарелку.

— Ты еще спрашиваешь?!

— Значит, понравилось, — сказал мне и повернулся к сыну: — А тебе?

Ванька хотел ответить, но не смог подобрать слов и восхищенно закивал. Мы с Павлом засмеялись.

— А тебе? — я обратилась к Родимцеву — старшему.

— Да я здесь уже был.

— И что? Теперь тебе неинтересно?

— Интересно, конечно. Но, знаешь, намного интереснее мне было наблюдать за сыном. И за тобой.


— Спасибо тебе, — поблагодарила от души.

— Всегда пожалуйста, — Павел улыбнулся, перевел взгляд на сына. — Кажется, он уснул.

Я тоже посмотрела на Родимцева — младшего. Ванька сладко спал, положив голову на сложенные на столе руки.

— Сломался, — поднимаясь, прокомментировала.

Хотела взять мальчика на руки, чтобы отнести в кровать, но Павел меня опередил.

— Давай я, — подошел к сыну и аккуратно поднял. — Расстели кровать, пожалуйста.

Я быстро прошла в большую спальню и стянула с кровати покрывало. Подошедший Родимцев бережно положил сына на постель, укрыл хлопковым одеялом и опустил москитную сетку.

— Предложение выпить вина еще в силе, — заметил, обходя кровать и проверяя, как легла сетка.

Я посмотрела на мальчика. Насыщенный, полный впечатлений день его порядком вымотал, скорее всего, он проспит до утра.

— Давай, — согласилась. — Только дверь в спальню закрывать не будем. Вдруг Ванька проснется. Место незнакомое, может еще испугаться спросонья.

— Хорошо, оставим открытой, — согласился Павел, тормозя у двери и пропуская меня вперед.

Не вовремя вскинувшийся было, внутренний голос попытался сказать, что не стоит пить вино в компании работодателя, особенно в нашей с ним ситуации. Но я посоветовала ему заткнуться: будь, что будет. В конце концов, жизнь у меня одна, и лучше я буду сожалеть о том, что сделала, чем мечтать о том, как это могло быть.


25.

Первым, что услышал Африканец, едва проснувшись, было гневное:

— Опять ты?!

Стало как-то обидно, честное слово. Особенно оскорбительно звучало это «опять», словно он, Африканец, был незваным, нежелательным и слишком навязчивым гостем. Сразу вспомнился Остап Бендер: «Мы чужие на этом празднике жизни».

А, между тем, все так хорошо начиналось.

Предложение Аданны Лезеди, прозвучавшее во время их последней встречи, не стало большой неожиданностью. Чего-то подобного, признаться, Африканец ожидал. Нет, меньше всего он думал, что его позовут замуж за весь клан Акинтола, но то, что предложат некую форму сотрудничества, не сомневался. Интересно, папаша в курсе, или это целиком и полностью инициатива этой сексуальной шоколадки. Девчонку можно понять: чем сидеть в ожидании, когда родной отец продаст подороже какому-нибудь из своих многочисленных друзей и сторонников, лучше уж подсуетиться и найти себе мужа самой. Министр Акинтола заинтересован в долгосрочном сотрудничестве с Африканцем, о чем намекнул ему лично. Так что даже если Аданна озвучила свое предложение, не посоветовавшись с отцом, Акита Акинтола будет рад породниться с Африканцем. Другое дело, что Пашка совершенно не был готов примерить на себя роль невесты в договорном браке.

А может, ошибся Африканец, и Аданна Лезеди вдруг захотела простого женского счастья? Конечно, глядя на эту амбициозную и сексуальную стерву, предположить подобное язык не поворачивается, но в этой жизни, как говорится, всякое бывает. Может, она решила сменить роль капризной наследной принцессы на роль простой жены — домохозяйки? Как это? Босая, беременная и на кухне?

Пашка даже попытался представить себе Аданну на кухне собственного дома. Пусть не беременную (это было чересчур революционно), но босую. Но странное дело, образ Аданны, не успев окончательно сформироваться в голове, неожиданно расплылся, и вместо нее, Пашка увидел Катерину. Да-да, родную воспитательницу собственного сына. Вот она, как раз, очень гармонично смотрелась и в роли жены Африканца, и в роли матери Ваньки, и даже в роли будущей матери их будущих общих детей. Африканцу вообще, почему-то казалось, что Катерина была бы идеальной женой: где надо — мягкая и заботливая, где надо — страстная и язвительная. Самое то для мужчины с его характером.

Заметив вопросительный взгляд Аданны, Африканец постарался переключиться с мыслей о воспитательнице на более актуальные вопросы. Катерина и так в его доме, на его кухне и никуда не убежит. А вот обижать отказом Аданну и ее семью (если предложение о свадьбе было сделано с одобрения всесильного министра внутренних дел) не хотелось. Африканец с уважением относился к связям такого высокого уровня. Конечно, и без поддержки клана Акинтола, он не умрет. В конце концов, он знаком с президентами и министрами многих африканских государств, с некоторыми из них находился во вполне приятельских отношениях. Но в Уганде таких знакомств, кроме Акинтола, у него не было. Обидно будет потерять хорошую возможность закрепиться в стране. А это непременно случиться, если Африканец обидит Аданну или ее отца.

— Так что скажешь? — напомнила о себе женщина.

— Прости, — извинился Африканец, — растерялся.

— Отчего же?

— Да вот, впервые получаю предложение выйти замуж.

— Жениться, — поправила его Аданна.

— Что-то мне подсказывает, что все-таки замуж, — не согласился Африканец. — Или твой отец не в курсе нашего разговора?

Аданна не стала отвечать, только улыбнулась загадочно, мол, понимай, как хочешь. Пашка почесал в затылке, изображая деревенского дурачка и решая, как лучше поступить: отказаться сразу или наплести с три короба, а потом слиться. Очень хотелось встать и уйти, но, если идея женитьбы принадлежала папаше Акинтола, то большой вопрос: смогут ли он с семьей выехать из страны? У Акита Акинтола действительно был отвратительный характер.

Конечно, он был не один. В профессионализме Саши и его ребят Африканец не сомневался ни секунды, но речь, как не крути, шла о его единственном сыне. Рисковать ребенком и Катериной он не мог. Африканец даже успел пожалеть о том, что согласился с воспитательницей и взял семью с собой в командировку. Нет, нельзя смешивать работу и личную жизнь.

Аданна больше вопросов не задавала, она просто смотрела и ждала, что он скажет.

Надо было что-то решать.

— Зачем тебе это? — задал Африканец вопрос.

Не столько затем, чтобы услышать ответ, сколько чтобы потянуть время.

— Хочу, — женщина пожала плечами.

— Чего?

— Тебя.

— И только?

— А сам как думаешь?

— Если бы ты хотела только меня, мы бы уже кувыркались в койке.

— Значит, не только тебя.

— Власти? — спросил Пашка.

— Свободы.

— От кого?

— Ото всех. Мне надоело быть пешкой в чужой игре. Посмотри на меня: я молодая, умная, красивая и богатая. Почему я должна жить с оглядкой на отца? Ждать, под кого он подложит меня в следующий раз?

— И ты решила использовать меня.

— Мне не нравится слово «использовать», — чуть скривилась Аданна.

— А какое слово тебе нравится?

— Сотрудничество. Взаимовыгодное, разумеется.

— Для этого обязательно жениться?

— Почему нет? Мы будем хорошей парой. Африканец, подумай сам, мы идеально подходим друг другу. Мы можем стать счастливой семьей.


— А что ты попросишь в качестве свадебного подарка? Голову своего отца?

Она опять ушла от ответа. Африканец помолчал, еще раз обдумывая сложившуюся ситуацию. Взвесил все за и против и решил рискнуть.

— Я не могу принять твое предложение, — ответил прямо. — Мне жаль.

Надо отдать ей должное, Аданна умела держать удар.

— Чего тебе жаль? — только и спросила она.

— Ты права, — ответил Пашка, — ты молодая, красивая, умная и даже богатая женщина. Любой мужчина был бы раз стать твоим мужем.

— Любой, но не ты?

— Возможно, и я тоже.

— Так что же мешает? Просто согласись.

— Не могу. Не таким образом.

— Тебя смущает то, что это предложила я?

— Меня смущают твои мотивы.

— Что плохого в том, что я хочу быть твоей женой?