— Твой телефон наверняка в кармане джинсов.

— А джинсы где? — Павел не отводил от меня глаз.

Вот что значит подходящее платье!

— Там, — сообщала ему.

— Там, — кивнул. — А где там?

— А где ты их оставил? — спросила чуть насмешливо, ощущая, как меня переполняет чувство восторга.

— А черт его знает, — сознался Павел.

С трудом сдерживая себя, что бы не рассмеяться, чуть приподняла подол, и гордо прошествовала в ванну.

Так и есть, джинсы, в компании с футболкой валялись на полу. Взяла вещи и вернулась в спальню. Родимцев сидел в той же позе, в которой я его оставила. Надо же, как его цепануло.

— Держи, — кинула в него одеждой.

Он отмер, поймал джинсы, достал телефон и стал искать нужный номер.

В дверь опять постучали.

— Я открою, — вскочил Павел.

— Ты голый, — напомнила ему и пошла к двери.

— Прикройся, — понеслось в спину.

— Я в платье, — возразила.

— Это не платье, — сообщил Родимцев. — Это черти что. Тебе не стоит его надевать.

Я не стала отвечать, открыла дверь. На пороге стояла та же служащая, и опять с коробкой, только поменьше.

— Это вам, — вежливая улыбка.

На этот раз я, перед тем, как взять коробку, достала из кошелька чаевые.

Забрала коробку, отдала мелкую купюру.

— Благодарю, — женщина чуть поклонилась.

Я закрыла за ней дверь и пошла к Павлу.

— Тебе не стоит носить это платье, — с нажимом повторил он.

— Да? — я устроилась на кровати и открыла коробку. — Почему?

— Он чересчур открытое, — веско ответил Родимцев.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — возразила, доставая очередное произведение искусства.

А как иначе можно назвать босоножки, которые я держала в руках? Тонкий высокий каблук, золотые переплетающиеся ремешки. Интересно, я смогу на них хотя бы стоять? Вау, да тут ортопедическая стелька!

— Помоги, пожалуйста, — попросила Павла, протягивая ему обувь.

Павел поднялся с кресла. Голый, большой и очень …. Неравнодушный. Глянул на себя, хмыкнул и натянул джинсы на обнаженное тело. Мои мысли приняли совершенно иное направление, пришлось одернуть себя. Во-первых, в соседней комнате ребенок. Да, он увлечен мультиками, но это не помешает Ваньке, по закону подлости, войти в самый неподходящий момент. А во-вторых, нужно уметь держать себя в руках. Соберись, Катерина!

Павел опустился передо мной на колени и, взяв из моих рук, одну босоножку, стал надевать ее мне. И вот вроде бы совершенно простое действие, но как он умудряется это делать! Нежно, волнительно и безумно соблазнительно.

— Мы закажем тебе другое платье, — промурлыкал Родимцев, поглаживая мою ступню.

До меня не сразу дошел смысл его слов, я была очарована интонациями. А потом… стоп! Он хочет забрать у меня это чудо? Не отдам!

Я наклонилась к Павлу и нежно погладила его по щеке.

— Я пойду в этом, — как можно сексуальнее прошептала в ответ.

Видимо, Родимцев тоже не сразу понял, что я ответила, потому что согласно кивнул. И только через мгновенье опомнился.

— Катерина, — грозно прорычал он, поднимаясь.

— Павел, — я повторила его интонацию.

— Ты так не пойдешь!

— Пойду!

— Я сказал: нет! — Павел выпрямился во весь свой немаленький рост.

Ах, так! Я тоже поднялась. Посмотрела на него, все-таки в росте я ему явно проигрывала. Ничего, это мы сейчас исправим. И, хоть в одной босоножке, было чрезвычайно неудобно, но забралась на кровать. Теперь я была выше Родимцева, моя грудь находилась почти на уровне его глаз. Глядя прямо перед собой, Павел выразительно хмыкнул.

— Катюша, давай ты пойдешь в другом платье? — нежно обратился он к … моей груди.

Грудь была против, я тоже.

— Неа, — ответила я за нас обеих и, поскольку стоять было катастрофически неудобно, ухватила Родимцева за плечи.

Он горестно вздохнул, обнял меня за талию и снял с постели.

— Уверена? — спросил, вернувшись в кресло со мной на руках.

— Абсолютно, — я хотела было устроится поудобнее, но поняла, что это плохая мысль.

А бы даже сказала, жестокая. Попыталась подняться, но Павел не дал.

— Может, другое?

— Павел!

Он опять вздохнул.

— Ну, хорошо, — согласился обреченно.

— Да в чем проблема?! — задала ему вопрос.

В конце концов, не такое уж это и экстремальное, это платье, чтобы идти в нем было неприлично.

— Честно? — уточнил у меня Павел.

— Желательно.

— Тяжело в мои годы узнать, что я, оказывается, сумасшедшее ревнивый тип.

— Я не давала повода, — осторожно напомнила Павлу.

— Не давала, — согласился. — Но это ничего не меняет. Как подумаю, что на тебя будут пялиться другие мужики, и что они при этом думать, хочется набить морду. Всем и сразу.

— Может, не будут думать? — спросила его.

— Будут, — уверенно заявил Родимцев. — Поверь мне, будут.

— Ну, и пусть думают, — легкомысленно ответила я. — Какое мне дело по левых мужиков?

— Никакого? — с подозрением поинтересовался Павел.

— Абсолютно никакого, — убеждено заверила его. — У меня есть ты!

30.

Кольцо я нашла совершенно случайно.

Мы провели весь день на пляже. Ванька сидел под навесом из пальмовых листьев, мы с Павлом катались на серфе. Вернее, Павел учил меня кататься на доске. Больших волн на Занзибаре не бывает, поэтому мастерам серфинга тут делать нечего. А вот для новичков, вроде меня, это место настоящий рай. Родимцев, выяснив, что доску я видела только в кино, тут же вызвался меня обучать. Кататься на доске оказалось сложным, но безумно захватывающим занятием. Правда, мы прерывались на обед, а потом еще немного посидели в тени, что бы не обгореть. Но часам к пяти вечера, я уже могла самостоятельно стоять на серфе.

А потом, пользуясь тем, что Ванька в тенечке, под истории про Бременских музыкантов, лепил куличики, мы с Родимцевым, удобно устроившись на доске, целовались, как безумные. Мокрые, соленые от океанской воды и горячие. Кайф в чистом виде.

— Папа! Катя!

От неожиданности я отпрянула от Родимцева, доска перевернулась, и мы оба ушли под воду.

Но даже под водой Павел исхитрился и поймал меня, подтолкнул наверх.

— Папа!

Ванька стоял у кромки воды.

— Все нормально, — успокоила его.

— Иди к нам, — позвал Павел.

Ванька не заставил себя уговаривать. Воду он любил безумно, плавал отлично, но никогда не заходил в воду без взрослых. Не потому, что боялся, просто Павел однажды объяснил ему, что так делать нельзя. Ванька понял, и правило соблюдал безукоризненно.

Втроем мы еще поныряли, а когда солнце стало клониться к горизонту, вылезли из воды.

— Я уже забронировал билеты, — сообщил Павел за ужином.

— А когда мы вернемся в Хартум? — поинтересовалась у него.

Не то, чтобы мне хотелось туда вернуться. Все-таки жизнь в Судане было довольно скучной, но путешествия уже немного утомили.

— Я подумываю купить новый дом, — вместо ответа сообщил Родимцев.

— В Хартуме?

— Не знаю, еще не решил. Возможно, мы переедем в другую страну.

— А как же Ванька? А я?

Павел с недоумением уставился на меня.

— А что вы?

— Что мы будем делать на новом месте? В другой стране?

— То же, что и обычно.

— Ты, правда, не понимаешь?

— Кать, чего не понимаю?

Вот как объяснить этому ненормальному, что такие вопросы так не решаются. Переезд! С ребенком, да еще, возможно, и в другую страну. Тут нельзя решать вот так, с кондачка. Нужно все как следует обдумать, взвесить.

Вместо ответа я только тяжело вздохнула.

— Так чего я не понимаю? — допытывался Павел.

Понимая, что объяснить ничего не смогу, только махнула рукой.

— Можно мне мороженое? — подал голос Иван.

— Конечно, — ответили мы синхронно, а Родимцев похлопал себя по карманам и продолжил:

— Я мелочь забыл.

— У меня даже карманов нет, — ответила на его молчаливый вопрос.

— Сейчас схожу в номер, — сказал Павел сыну, — ты пока выбери, какое хочешь.

— Сиди, я схожу, — возразила Родимцеву. — У меня телефон разрядился, поставлю его на зарядку.

— Хорошо, — согласился Павел. — Мы с Ванькой тебя здесь подождем.

Я уже встала из-за стола, когда Родимцев снова обратился ко мне:

— И захвати мой зарядник, у меня тоже телефон садится.

— А где он?

— Где-то в номере, — легкомысленно ответил Павел, а я привычно закатила глаза.

Найти что-то из его вещей мог только сам Родимцев. Остальным сие было не под силу. Казалось бы, его род деятельности должен приучать к неукоснительному порядку. Так отчего же, скажите на милость, вокруг Павла образовывался бардак? Сам он называл это «обдуманным и строгим беспорядком», а у меня начинала болеть голова от одного только вида сваленных в кучу вещей.

В поисках его зарядника я обошла спальню и гостиную, заглянула в ванную, проверила карманы пляжных шорт. Ничего. В отчаянии полезла во внутренний карман пиджака, понимая, что большое зарядное устройство там попросту не поместиться, но в прочих местах я уже искала. Мало ли, какие у него там карманы?

Зарядного устройства в пиджаке ожидаемо не оказалось, зато рука нащупала бархатную коробочку. Каюсь, любопытство зашкаливало, когда я доставала ее из кармана. Черненькая, кругленькая, она прямо жгла мне руки. Сердце билось в предвкушении, когда, подойдя как можно ближе к настольной лампе, решительно открыла ее.

И прямо почувствовала, как сердце подпрыгнуло и стало выбивать сумасшедшую дробь где-то в горле. Сглотнула слюну, которой стало неожиданно много, и достала из коробочки кольцо. Оно было необыкновенным, невероятным, самым лучшим. Я таких никогда не видела. А еще оно не оставляло абсолютно никаких сомнений в намерениях купившего его мужчины. Такие бриллианты дарят только на помолвку и никак иначе.


Стоит ли говорить, что в ресторан я вернулась без денег и без зарядного устройства? Да я вообще забыла, для чего ходила в номер. Хорошо хоть мозгов хватило положить кольцо туда, откуда я его достала. Но перед этим я его примерила. Не могла удержаться. Боже, как оно сидело на пальце! Идеально! Но пришлось снять, увы.

Павел бросил на меня веселый взгляд и спросил:

— Где деньги, Зин?

И вот тут-то я вспомнила, зачем ходила.

— А-а-а, — неудачная попытка придумать достойный ответ.

— Забыла? — догадался Родимцев.

— Да, — вздохнула я.

— А зарядник? Тоже забыла? — продолжал спрашивать этот неделикатный человек.

В самом деле, у меня шок, а он про какую-то ерунду спрашивает.

— Кать, — пристально разглядывая меня, задал следующий вопрос Родимцев, — а зачем ты вообще уходила?


Чужая толстокожесть почему-то раздражала, а еще я понимала, что сказать правду не смогу. Как это будет выглядеть?

«Я нашла у тебя в пиджаке кольцо с бриллиантом и лишилась ума от счастья»?

Что, после этого, подумает обо мне Павел?

— Забыла я, — хмуро созналась, — и про деньги, и про зарядник.

— Ну, забыла, так забыла, — постарался утешить меня Павел. — Я сейчас сам схожу и все принесу.

Я даже растрогалась от таких слов. Но ровно до того момента, как Родимцев, с его слонопотамской деликатностью, не поинтересовался:

— У тебя женские недомогания?

— Что?!

— Кать, ты просто странная какая-то, — пояснил Павел. — Я подумал, может у тебя гормоны шалят.

— Никто у меня не шалит, — отрезала и демонстративно отвернулась в сторону.

— Ну и хорошо, — покладисто согласился Павел и ушел.

Ему-то хорошо, не его мозг взорвался сегодняшним вечером.

Несколько последующих дней я ждала. Романтики на острове, хоть ложкой ешь, и, если Родимцев собирался сделать мне предложение, то это место подходило идеально. Но Родимцев, сволочь и гад, вел себя, как обычно и ничего предлагать мне не собирался.

Сначала я волновалась, потом сомневалась, потом опять волновалась, а потом мне все это изрядно надоело, и я решила плюнуть. Мало ли, какие кольца прячет Павел у себя в кармане? Может, это и не его вовсе. Может, кто-то попросил купить?

А после стало и не до колец вовсе. Сборы и обратная дорога захватили меня целиком. Тем более что в последний момент Ванька достал живущую у нашего номера черепаху до печенок, и она, как-то исхитрившись, укусила мальчишку за руку. Хорошо, хоть несильно. Но мы все равно поехали в госпиталь, где рыдающему Ивану сделали укол. Как сказал врач, на всякий случай. Переговоры с врачом вел Павел, я утешала страдальца, поэтому, какой «всякий» случай доктор имел в виду, так и не узнала. Павел сказал, что ничего страшного. Я понадеялась, что он знает, что делает.