В глубине души Катриону терзали серьезные сомнения в искренности слов Саймона, но ее сердце страстно желало поверить всему услышанному.

Поверить означало ступить на дорогу безумия и… несчастья.

Разыгранная Уэскоттом сцена если чего и стоила, то бурных аплодисментов и восторженных криков «браво». Надо признать, этот парень кое-чему научился за годы, проведенные за кулисами театра. Возможно, мальчишкой он лишь помогал в разных театральных эффектах за сценой или подавал цветные юбочки для занятых в спектакле танцовщиц. Но у повзрослевшего Саймона был явно выраженный талант настоящего артиста. Пожалуй, он неплохо бы смотрелся на подмостках королевского театра «Друри-Лейн» даже на фоне Джона Кембла и Сары Сиддонс.

Думая так, Катриона внимательно изучала Саймона и вовсе не готовилась упасть ему в распахнутые объятия, всхлипывая от радости и признательности. Почувствовав это отношение, Уэскотт окинул ее пристальным взглядом:

— Так что же ты скажешь мне в ответ, моя дорогая Кити? Ты окажешь мне честь стать моей женой?

— Кити? — фыркнула Элис и закатила глаза. — Когда я назвала ее таким именем, она в отместку подкинула мне в постель мышь из амбара.

Подавив сильное желание нагрубить обоим любителям неприятного для нее имени, Катриона чинно промолвила:

— Хорошо, поскольку вы столь любезно и учтиво все объяснили, сэр, полагаю, у меня нет иного выбора. Я принимаю ваше предложение и готова стать вашей женой.

Услышав эти слова, Саймон встал и заключил Катриону в пылкие объятия, рискуя при этом уронить на пол простыню и одеяло, служившие им вместо одежды.

Элис сердито топнула изящной ножкой:

— Но это будет нечестно, папа! Первой Уэскотт скомпрометировал меня! Он должен жениться на мне!

— Да пусть меня лучше повесят в Ньюгейтской тюрьме, — шепнул Саймон на ухо Катрионе.

— Боже правый, сударь! — вновь закричал дядя Росс, в изумлении глядя на Уэскотта. — Да скольких же дам из нашего семейства, вы успели соблазнить?

— Ну, я еще не пообщался с прелестной Джорджиной. — Отпустив руки Катрионы, Саймон одарил хищной улыбкой победителя хозяйку дома. — Также не имел еще удовольствия побыть наедине с вашей очаровательной супругой.

Графиня, не сдержавшись, прыснула в свой платочек. Дядя Росс, напротив, не оценил шутки новоявленного жениха и выкрикнул:

— И не будешь иметь, пока я жив!

Метнув в сторону супруги укоризненный взгляд, граф решительно подошел к Катрионе и высвободил ее руки из рук Саймона. Горячие потные ладони дяди были так не похожи на прохладное сухое пожатие рук Уэскотта. Никогда еще граф не прикасался к племяннице, открыто проявляя при этом какое-то чувство привязанности.

— Дитя мое, ты уверена, что хочешь этого? — Дядя беспокойно вглядывался в ее лицо, и казалось, он способен прочитать мысли. — Если нет, то я лучше отправлю тебя за границу, пока не уляжется весь этот скандал. — Затем граф с явным усилием проглотил подступивший к горлу комок. — В случае же возможных… осложнений мы можем найти для младенца приличную семью где-нибудь в сельской местности. Тебе не придется никогда заботиться о нем, и он никогда не будет напоминать тебе об этой ужасной ночи. Ты сможешь и дальше жить в моем доме столько, сколько захочешь. Я не буду принуждать тебя выходить за этого подлеца или какого-либо другого мужчину, если ты этого сама не пожелаешь.

Катриона смогла выдержать суровое недовольство дяди и чувство стыда. Однако неожиданно высказанные графом слова искреннего сострадания взволновали ее до глубины души. Катриона заморгала, от выступивших слез все расплылось у нее перед глазами.

— Как раз этого я хочу, дядя Росс.

Она украдкой глянула в сторону Саймона. Тот внимательно смотрел на нее с каким-то неестественно невозмутимым выражением лица. Надеясь, что убежденность ее слов Уэскотт расценит как умелую актерскую игру, под стать его собственной, Катриона заявила:

— Он — единственный мужчина, который мне нужен в моей жизни.

По-прежнему сжимая руки племянницы, граф метнул в сторону Саймона убийственный взгляд:

— В таком случае, видит Бог, этот мужчина будет твоим.

* * *

Дядюшка Росс сдержал свое слово. В тот же день сразу после обеда Саймон и Катриона уже готовились к поездке в деревушку Гретна-Грин. Для этого граф выделил им скромную карету. Когда весть о неожиданной свадьбе разнеслась по всему дому, слуги принялись живо обсуждать это волнующее событие. Двух лакеев послали за одеждой Саймона в квартиру, которую он снимал на Пиккадилли. Можно было предположить, что после их визита скандальная новость разнесется по всему Лондону, богато приукрашенная трогательными подробностями о том, как внимателен будущий жених к своей невесте и каким обожающим взглядом она то и дело поглядывает на своего красавчика.

— Итак, где же мои деньги, дорогая? Ты сумела убедить дядюшку выдать их тебе? — прошептал Саймон, прикладывая к губам затянутую в перчатку руку Катрионы. Они стояли рядом на дорожке, посыпанной битыми ракушками, и наблюдали за конюхами, которые уже заканчивали впрягать в карету пару красивых лошадей серой масти.

— Вы хотите сказать, наши деньги, — с нежностью в голосе поправила Катриона, очаровательно взмахивая пушистыми ресницами.

— Ну, хорошо. В таком случае, где моя половина наших денег?

— Всему свое время, любовь моя.

Высвободив свою руку, Катриона одарила его сияющей улыбкой и легонько хлопнула Саймона по жилету. Наблюдавшие за ними издалека служанки одобрительно заулыбались.

— Всему свое время.

Уэскотт недовольно прищурился, но Катриона уже отвернулась и смотрела за тем, как слуга закрепляет их большой дорожный сундук на просторной багажной площадке позади кареты. Она не могла приказать служанкам собрать в дорогу все ее имущество. Люди должны были поверить, что Катриона вернется в поместье дядюшки сразу после счастливого медового месяца, проведенного в объятиях жениха и в постели с ним. Никому из домашних и в голову не могло прийти, что видят они ее, быть может, в последний раз.

Катриона посмотрела через плечо на широкие окна и обветренные серые камни особняка, который последние десять лет был ее домом. К своему удивлению, она почувствовала, как сердце вдруг сжалось из-за внезапной сильной боли сожаления. Быть может, ее отцу довелось испытать такое же чувство, когда он совершал свой ночной побег, расставаясь с этим домом навсегда. Однако у ее бедного отца даже не было возможности попрощаться с родными.

Из-за угла дома показались идущие медленным шагом Элис и тетя Маргарет. На лице кузины было такое кислое выражение, словно она только что отхлебнула испорченных сливок.

— Если хочешь знать мое мнение, мама, то это даже здорово, что мы наконец-то избавимся от этой маленькой проститутки.

Элис уже сменила свой элегантный пеньюар на прогулочное платье ярко-желтого цвета. С собой она прихватила зонтик того же цвета, отчего ее осунувшееся лицо выглядело еще более болезненным.

— Я надеюсь, что теперь, когда она не сможет больше порочить наше доброе имя своими мерзкими делами, я смогу наконец-то подыскать себе достойную партию.

— Говорят, маркиз де Сад подыскивает себе очередную невесту, чтобы та составила ему компанию в его сумасшедшем доме, — наклонившись к уху Катрионы, зашептал Саймон, намекая на скандально известного автора романов «Жюстина» и «Жюльетта».

Едва удержавшись от улыбки, Катриона прошептала в ответ:

— По-моему, для темперамента Элис он чересчур уравновешенная личность.

Послышался стук копыт, и они оба повернулись. Катриона ожидала увидеть слуг, возвращающихся из Лондона с багажом Саймона, или Джорджину с мужем, подъезжающих в элегантном экипаже, чтобы попрощаться с ней. Однако на дороге показался одинокий всадник. Он мчался по дубовой аллее, оглашая окрестности громким топотом, и гнал лошадь таким быстрым аллюром, словно его преследовала целая свора адских гончих.

Первой узнала всадника Элис, смотревшая на его приближение из-под зонтика.

— Посмотри, мама! Это Эддингем! Я точно знала, что он образумится и станет упрашивать меня снова быть с ним!

Неосознанно для себя Катриона придвинулась ближе к Саймону. Наездник резко натянул поводья, и его огромная гнедая лошадь остановилась. Загнанное животное била сильная дрожь, покрытые пеной бока вздымались от тяжелого дыхания.

Едва только Эддингем соскочил с седла, Элис тут же устремилась к нему, игриво помахивая зонтиком от солнца:

— Я знала, дорогой, что ты вернешься ко мне! Наверное, терзаешься в догадках, готова ли я тебя простить. Если ты и впрямь раскаиваешься в том, как был несправедлив ко мне, то, вероятно, через какое-то время я смогу…

Элис умолкла на полуслове, радостное оживление на ее лице сменилось гримасой разочарования, так как Эддингем быстро проследовал мимо, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Маркиз решительно направлялся к стоящим поодаль Катрионе и Саймону, сердито постукивая рукоятью кнута по ладони. В такт ударам нервно дергались желваки на его скулах.

Остановившись перед парой, Эддингем указующим жестом наставил палец на Саймона с самым грозным видом:

— Эй, ты!

— Не обращала внимания, как часто люди приветствуют тебя таким способом? — уголком рта прошептала Катриона.

Саймон пожал плечами:

— Ну что я могу сказать? Наверное, так на них действует мое ослепительное очарование.

Улыбнувшись маркизу, Уэскотт приветствовал его:

— Здорово, Эд. Я смотрю, ты прямо загнал лошадь, чтобы успеть поздравить меня и мою невесту?

— Твою невесту? — прошипел маркиз, с большим трудом выдавливая из себя последнее слово. — Выходит, слухи не врут? — Он повернулся к Катрионе: — Покидая вас на прошлой неделе, я полагал, что мы очень хорошо поняли друг друга.

В ответ на негодующие слова Эддингема Катриона лишь окинула его холодным взглядом:

— О, милорд, я совершенно правильно поняла вас. Вы очень откровенно дали понять о своих намерениях.

Саймон приложил руку к сердцу.

— Ну, дорогая, что же ты не сказала мне о существовании такого соперника?

— Дорогой, у меня и в мыслях не было, что ты такой ревнивый. Но тебе вовсе не стоит беспокоиться. Лорд Эддингем твои соперник лишь в вопросе моего приданого. Чувства здесь ни при чем.

Уэскотт обнял Катриону за плечи и одарил маркиза любезной улыбкой:

— Я уверен, что лишь девичья стеснительность помешала Катрионе сообщить, что она уже помолвлена. Со мной.

Легким движением Саймон взял невесту за подбородок и нежно поцеловал в губы. Этим поцелуем Уэскотт так явно пометил свою территорию, что напомнил Катрионе одного из дурно воспитанных спаниелей тетушки Маргарет, который иногда пускал струйки прямо ей на башмак. Катриона затаила дыхание и на мгновение почувствовала, что по-настоящему принадлежит Саймону.

Лицо Эддингема настолько помрачнело, что Катриона могла бы проникнуться сочувствием к неудачливому претенденту на ее руку, если бы не знала наверняка о подлинных чувствах маркиза.

— Это неправда, так ведь? — обратился он к Катрионе требовательным тоном. — Вы, несомненно, знаете о небезызвестной репутации Уэскотта. Еще бы, этот человек был близок с половиной женщин Лондона! Признайтесь, вы же не собираетесь всерьез выходить за этого… этого… — маркиз презрительно скривил губы, — бастарда?

Большинство мужчин на подобное оскорбление отреагировали бы соответствующим образом, как если бы это были вовсе не унизительные слова, а хлесткий удар стеком прямо по лицу. Однако Саймон ответил, лишь улыбаясь с самым угрожающим видом:

— Смею уверить, Катрионе хорошо известны некоторые изъяны моего характера. Равно как и обстоятельства моего появления на свет. И у нас с ней общее желание — избавить от подобной судьбы нашего первенца. Вот почему мы сейчас так спешим в Гретна-Грин.

Шокирующий намек Саймона на интимные отношения с Катрионой больно ударил по самолюбию маркиза. Эддингем побледнел и отступил на шаг. Взгляд, которым он окинул Катриону, выражал крайнюю степень презрения.

— Вы двое под стать друг другу. Надеюсь, на том свете гореть вам обоим в адском огне.

Маркиз повернулся, чтобы уйти, но остановился. На его губах заиграла злобная ухмылка.

— Кстати, мисс Кинкейд, если во время вашего свадебного путешествия встретите кого-нибудь из вашей шотландской родни, непременно передавайте от меня привет.

Эддингем резко повернулся, сверкнув начищенными сапогами, и быстро пошел мимо тети Маргарет и расстроенной Элис, словно их и не было вовсе. Вскочив в седло, он вонзил шпоры в бока лошади с такой силой, что Катриона вздрогнула от жалости к бедному животному.

— Приятный человек, — пробормотал Саймон. — Стал намного любезнее, чем раньше.