Этот реальный поцелуй оказался совсем не похожим на ее мечты.

Катриона сразу убедилась в одном — они целовались как-то неправильно. Совершенно не так, как, по ее представлению, жених нежно лобзает свою возлюбленную. Это был поцелуй пирата, властно отмечающего захват добычи. Подобным образом мог целовать варвар-победитель, бросившийся насиловать первую встреченную в разграбленной деревушке девственницу. Саймон бесцеремонно впился в ее нежные губы, а когда шокированная Катриона сделала непроизвольный вдох, он вдобавок просунул ей в рот свой язык.

К своему удивлению, она перенесла это вторжение почти легко. Неизведанное ранее ощущение посторонней горячей плоти быстро наполнило ее рот сладостью густого меда.

Саймон хотел таким жестом насилия наказать мисс Кинкейд, но невольно для себя самого стал жертвой собственных действий. Боль пронизала все его существо, тело сотрясал неутолимый приступ голода, заставлявший желать гораздо более серьезной пищи, нежели этот хорошенький ротик.

Когда потерявшая контроль над собой Катриона уже не держалась на ногах, Уэскотт выставил свое колено прямо между ее бедер, и ослабевшее тело задержала от падения лишь эта неожиданная опора. Даже сквозь толстую ткань юбок Саймон ощущал пылающий жар, исходивший от Катрионы. Не в силах противиться телесному порыву, он грубо толкнул колено еще глубже. Из ее рта вырвался слабый стон наслаждения, и Уэскотта буквально пронзила судорога греховного удовлетворения.

Никто из двоих не услышал, как заскрипели ржавые петли, и дверь тюремной камеры отворилась.

— Ого… какие нежности!

Саймон и Катриона отпрянули друг от друга. Мужчина инстинктивно обхватил девушку за талию и, словно защищая, укрыл за своей спиной.

В дверях камеры стоял тюремный надзиратель, обнажив в добродушной улыбке почерневшие остатки зубов.

— Вот посмотришь на таких голубков, и на душе становится радостно. — Старик перевел взгляд на Саймона и завистливо вздохнул. — Ну, парень, ты и везунчик. Я всю жизнь только и мог, что мечтать о такой сестренке.

Глава 5

Его до сих пор не было.

Катриона взобралась коленями на диван, чтобы распахнуть окно спальни, и наполовину высунулась наружу, вглядываясь в темноту. Вокруг царило спокойствие сельской ночи, тишину нарушали только доносившийся издалека лязг конской упряжи да приглушенное ржание лошади в одной из конюшен. Напрасно она всматривалась в очертания покатых холмов и в ровные ряды живых изгородей на границах дядиного поместья. Не было никаких признаков галантного рыцаря, который должен прискакать издалека, чтобы спасти ее или, наоборот, похитить.

По коже Катрионы время от времени пробегала непроизвольная греховная дрожь. Она подумала, что если судить по тюремному поцелую Саймона, он явно предпочел бы похищение.

Катриона оглянулась и нервным взглядом окинула свою постель. Похоже, даже Роберт Брюс бросил ее. Пушистый разбойник, наверное, убежал на улицу погулять со своим гаремом. Кошки уже бродили в сараях и конюшнях, соперничая за изменчивого кавалера.

Катриона встала и подошла к изящным часам из сплава меди, олова и свинца, которые стояли на каминной полке. По ее расчетам, уже более пяти часов назад Саймона должны были выпустить из Ньюгейтской тюрьмы. За те четыре дня, что прошли со времени заключенного между ними договора, у него, было, достаточно времени придумать, как скрыться от нее. Быть может, его уже нет в городе, а может, и в стране, не исключено, что в эту самую минуту Саймон расслабляется в объятиях очередной смазливой шлюшки, потягивая бренди и подшучивая над глупой Катрионой.

Вспоминая безрассудно данное Уэскотту обещание, Катриона стала думать, что даже и неплохо, если Саймон бросил ее, как говорится, у самого алтаря. Каким же безумием с ее стороны было принять его наглые требования! Хотя, конечно, этот шаг стоил того. Она сполна насладилась изумлением на его красивом лице.

Щеки Катрионы запылали. Своенравное воображение вновь нарушило ее запрет, и в голове стали возникать невероятные картины супружеских обязанностей, которые такой тип, как Саймон Уэскотт, заставлял бы исполнять свою жену. Девушка провела пальчиком по нежной припухлости нижней губы. Судя по тому, как потрясающе он умеет целоваться, эти пресловутые обязанности могли бы и для нее оказаться столь же приятными.

Часы отсчитали еще одну минуту. По всей вероятности, даже перспектива спать в одной постели с Катрионой для Уэскотта не стала настолько соблазнительной, чтобы он честно исполнил их соглашение. Она беспокойно ерзала на диване у окна, все сильнее ощущая нарастающее раздражение.

Послышался слабый отзвук хрипловатого мужского голоса, и сердце девушки замерло. Она вытянула шею и начала всматриваться в сторону крытой медью голубятни, но увидела лишь двух дядиных слуг, вышедших покурить на воздухе перед тем, как запереть дом на ночь.

Тянувшиеся к окну ветки липового дерева уже покрывались нежными весенними почками. Однако в мартовском воздухе все еще гуляли порывы морозного зимнего ветра. Свернувшись калачиком возле спинки дивана, Катриона поджала босые ноги, спрятала их под ночную рубашку и плотнее закуталась в свой потертый плед.

Черно-зеленая шотландка уже настолько износилась, что местами стала почти прозрачной. Три с лишним года назад дядя распорядился выбросить потерявший вид старый плед. Тогда ей пришлось дважды спасать его, украдкой вытаскивая из кучи мусора и ненужных вещей, которые дядя приказал служанкам сжечь. На двадцатилетие граф Росс подарил племяннице кашемировую шаль. Но Катриона небрежно швырнула подарок на лакированную ширму, которая стояла в углу комнаты, и продолжала при каждой возможности пользоваться своим старьем.

Она понимала, что упрямствует по-детски, но не допускала даже мысли расстаться с предметом из родного дома. Эта ветхая тряпка оказалась единственной вещью, которая напоминала Катрионе о прошлой жизни, жизни вместе с родителями и братом. Но время шло, стирая шотландский узор ткани и унося в прошлое детские воспоминания.

Словно подчеркивая эту печальную истину, на площадке второго этажа стали отбивать время большие часы. Они пробили одиннадцать раз. Когда звук последнего удара раскатился по дому и затих, девушка совсем упала духом.

Если Саймон предал ее, то все кончено. Уже завтра снова приедет Эддингем и, можно не сомневаться, первым делом станет просить у дяди ее руки.

Отбросив плед, Катриона слезла с дивана и прошла к высокому вишневому шкафу в углу. Она вытащила парчовый чемоданчик и принялась заталкивать туда чулки и нижнее белье.

Дядя Росс был прав. У нее на самом деле в голове одни выдумки и мечты. Если бы не привязанность к романтическим детским идеалам, не пришлось бы связывать свои надежды, а также жизнь родного брата с бессовестным шалопаем вроде Саймона Уэскотта. Не лучше ли было продать некоторые драгоценные украшения, которые дядя надарил ей за несколько лет? Вполне можно было купить на них билет на почтовую карету до Эдинбурга. Конечно, при этом в Северное нагорье она вернулась бы почти без имущества, как и уехала оттуда в далеком детстве. Но зато надежда отыскать Коннора или свой клан оставалась бы реальной.

Размышляя таким образом, Катриона полезла в глубину шкафа и наткнулась на гладкую коробочку из палисандрового дерева. Забыв о поспешных сборах, она вытащила шкатулку прямоугольной формы из потайного места и осторожно открыла ее. Внутри на шелковой обивке покоилась толстая связка газетных вырезок.

«А ты, конечно, по вечерам самозабвенно читаешь это, сидя в девственно белой ночной рубашке, прежде чем зарыться в холодные простыни девичьей постели».

Она так живо представила себе насмешливый голос Саймона, как если бы он стоял позади нее. Все именно так, как он сказал. Разве имеет какое-либо значение, что на самом деле ее белая ночная рубашка с вычурными кружевными манжетами и глухим высоким воротничком более походила на платья послушниц в монастыре?

Катриона захлопнула крышку и сунула шкатулку поглубже в чемодан под самые интимные вещи.

Затем она опять полезла в шкаф, чтобы выбрать наиболее крепкое и теплое из своих шерстяных платьев. В этот момент из-за окна донесся громкий треск и какой-то шум. Катриона замерла на месте, ее сердце бешено заколотилось. Среди шума послышалась сердитая брань. Ни с каким другим мужским голосом она не могла бы спутать этот знакомый баритон.

Катриона подбежала к окну и выглянула наружу. Под окном прямо на земле, неловко раскинув по сторонам длинные руки и ноги, лежал Саймон Уэскотт. Вокруг него валялись расщепленные куски садовых шпалер и сломанные ветки розового куста. Картина была весьма далека от привычных мечтательных видений Катрионы, в которых Саймон подходил к окну, играя на лютне или посылая снизу нежные взгляды. В особенно романтических вариантах грез он прикладывал руку к сердцу и декламировал, слегка подправляя Шекспира: «Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет, Катриона, ты как день!»[1]

Девушка сдержала невольную улыбку. Ее разбирал нервный смех от облегчения, что Уэскотт здесь и даже не сломал шею.

— О, добрый вечер, мистер Уэскотт, — громким шепотом позвала она. — Что же вы не постучали в парадную дверь? Тогда бы дворецкий мог сообщить о вашем прибытии. Намного благоразумнее, как мне кажется.

Саймон вытащил из волос веточку и пристально глянул на Катриону.

— Да уж, и безболезненнее.

— Но я ведь предупредила в записке, что шпалеры могут не выдержать вашу тяжесть.

Отбросив пинком упавший обломок решетки, Уэскотт стал подниматься.

— Зато не догадалась сообщить, что внизу высажены розы.

— Вот уж не думала, что это так важно. Они зацветут лишь через несколько недель.

— Не знаю, когда они там зацветут, но можете мне поверить, шипов там уже предостаточно. Точнее, было, пока я на них не упал. А сейчас, как мне кажется, почти все эти шипы воткнулись в мой… в общем, в меня.

Морщась от боли, он снял с шеи длинную ветку виноградной лозы и встал на ноги.

Катриона не успела даже предложить Саймону воспользоваться входом для слуг, как тот уже карабкался прямо по стене, придерживаясь рукой за грубо отесанные камни, которые выступали из угла дома.

Когда широкие мужские плечи появились в проеме окна, Катриона поспешно ухватила Саймона за жилет и рукав рубашки, чтобы он быстрее оказался в комнате. Она даже успела полюбоваться его рельефными мускулами под обтягивающей тканью одежды. И мысленно представила, как с такой же ловкостью морской офицер Уэскотт взбирался по вантам корабля «Беллайл».

Саймон перепрыгнул через скамейку у окна и проворно встал на ноги. Катриона слегка посторонилась, немного напуганная, что в ее спальню наяву проник мужчина, который имел дурную славу распутника. В ее мечтах Саймон всегда находился за окном и довольствовался тем, что издалека выражал свое восхищение ее красотой.

— Я немного разочарована, мистер Уэскотт, как-то у вас маловато ловкости. Мне казалось, у вас должен быть большой опыт.

Потирая ушибленную спину, Саймон мрачно посмотрел на Катриону:

— Ловкости в чем? В вытаскивании шипов из моей… — В ночном проникновении к женщинам через окно, — невозмутимо закончила Катриона. — В конце концов, вроде бы этот способ самый удобный, когда не желаешь иметь дело с их мужьями?

Уэскотт тряхнул головой, отбрасывая назад длинные каштановые волосы, и одернул шелковый бордовый жилет.

— Да будет вам известно, я перестал тратить время на замужних женщин еще несколько лет назад. Заметил за ними досадную привычку влюбляться в меня и вести дело к разводу с законными мужьями.

— Какими, должно быть, надоедливыми они были для вас. А тут еще и их мужья, — сухо добавила Катриона.

— Смею вас уверить, что мои страдания были гораздо мучительнее, мисс Кин… — Ночной гость бросил на нее сердитый взгляд. — Черт побери, как вас все-таки зовут?

— Катриона, — сообщила она, решив, что сейчас не самый удобный момент делать замечания в отношении его грубых слов.

— Катриона, — повторил Уэскотт. В его устах имя прозвучало нежно и мелодично. — Действительно, Катриона как раз подходит, — вполголоса рассуждал он. — Никакая не Глэдис или там Гертруда, а то и вовсе Брунгильда. — Лицо Саймона вдруг просияло. — Могу я называть вас Кити?

Катриона ответила с приветливой улыбкой:

— Лучше вам этого не делать, если не хотите опять упасть на розовый куст.

Это сказано было так убедительно, что Уэскотт даже отошел подальше от окна и отвесил хозяйке комнаты учтивый поклон.

— Итак, добрый вечер, моя прелестная Катриона. Следуя инструкциям, которые вы прислали мне в тюрьму, я прибыл, чтобы испортить вашу репутацию.

Ленивая улыбка Саймона, его уверенно-призывный взгляд и даже худощавые бедра в обтягивающих замшевых брюках со всей очевидностью намекали Катрионе, что он вполне готов к исполнению озвученной роли.