Пожав плечами, он пробормотал:

— Среди аристократических союзов, дорогая, мои родители — исключение, а не правило. И вы, несомненно, это знаете.

— Но ведь ваши родители не единственное исключение, верно? Следовательно, правила могут нарушаться. И нарушают их те, кого они не устраивают.

Майкл снова медлил с ответом. Перчатка была брошена, но он не мог ее поднять. Не мог объяснить жене, чем руководствовался в своих действиях. А она пристально смотрела на него. Смотрела вопросительно и даже с некоторым вызовом.

В конце концов маркиз решил, что сейчас самое время поговорить о чем-нибудь другом. Коснувшись волос жены, он с улыбкой пробормотал:

— Дорогая, ваши волосы — необыкновенного цвета. Они напоминают цвет темного соболя, то есть не совсем каштановые, но и не черные. К тому же с легким рубиновым оттенком. Да-да, у вас удивительные волосы… — Майкл перевел взгляд на ее грудь и стал водить кончиком пальца вокруг розового соска. — А что касается моего времени… — Он лукаво улыбнулся, — Ночью мое время принадлежит вам, дорогая. Может быть, проведем его более разумно?

— То есть разговор окончен, да?

В голосе ее прозвучали нотки обиды.

«Ох, она слишком уж проницательна, — подумал маркиз. — И следовательно, разговор действительно окончен». Склонившись над женой, он принялся целовать ее груди. Потом, чуть приподняв голову, прошептал:

— Да, окончен. Потому что мы будем заняты другим делом.

Глава 8

Откинувшись на спинку кресла, Лоренс в задумчивости посмотрел на Антонию. Сегодня она играла роль скромной вдовы в простеньком сером платье. Ее темные волосы были аккуратно собраны на затылке, и на ней не было никаких драгоценностей, никаких украшений. Лицо ее выражало полнейшее равнодушие, но его, Лоренса, не одурачишь, он прекрасно понимал, что леди Тейлор очень волнуется.

Наконец, нарушив молчание, Лоренс спросил:

— Вы уверены, что хотите этого?

— Разумеется, уверена, — ответила Антония с некоторым раздражением. — Если бы не была уверена, то не предлагала бы.

Лоренс прекрасно знал, что с ней сейчас происходило. Когда она так нервничала, когда была на грани срыва, ей, как правило, требовалось немедленно что-то предпринять, то есть требовалось действие — любое.

«Что ж, может, действительно будет лучше, если она сейчас чем-то займется», — подумал Лоренс. Откашлявшись, он проговорил:

— Но это довольно дерзкий шаг, миледи. Ему может не понравиться…

Они сидели в кабинете лорда Тейлора, где все еще сохранялся застарелый запах табака, а также бренди. Стол был завален всевозможной корреспонденцией: тут были приглашения на балы и ужины, газеты, визитные карточки и личные письма. Однако в запертых ящиках стола — в двух из них Лоренс собственноручно сделал двойное дно — хранились сообщения агентов и другие важные документы. «Отзвуки войны» — так называл он эти бумаги. И попади они в чужие руки, это было бы катастрофой.

Внезапно Антония вскочила на ноги и принялась нервно расхаживать по комнате. Остановившись у одного из книжных шкафов, провела пальцем по корешку какой-то книги. Потом, резко развернувшись, пристально посмотрела на Лоренса. В послеполуденном свете она выглядела очень соблазнительно, а ее смугловатая кожа, казалось, светилась.

— Майкл очень занят, — заявила она. — Иначе он сам бы это предложил.

Лоренс насмешливо фыркнул.

— А вот в этом я сомневаюсь. Более того, я абсолютно уверен: он очень не хотел бы, чтобы вы появлялись где-нибудь поблизости от его женушки. Маркиз, конечно, не святой, но он никогда бы не попросил свою бывшую любовницу защищать его жену. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы говорить об этом с уверенностью.

— Я была его возлюбленной, а не любовницей.

Лоренс невольно вздохнул. Когда речь заходила о Лонгхейвене, Антония всегда становилась чрезвычайно обидчивой.

— Что ж, возлюбленной гак возлюбленной. Как пожелаете.

Антония продолжала:

— Ведь на него уже дважды покушались. А сейчас жена — его самое слабое место. Воздействуя на нее, его можно завлечь в ловушку. А Роже очень хитер. И не дурак, конечно. Как только узнает о женитьбе Майкла, он приступит к решительным действиям. Более того, я почти уверена, что он уже узнал об этом браке. И следовательно, в любой момент можно ожидать удара. А вот если я завяжу знакомство с его женой, то оберегать их обоих будет гораздо проще. Ведь я сразу же замечу любой признак угрозы, почувствую ее.

— Но Джонсон пока ничего не заметил, — возразил Лоренс. — Никто не следит за маркизом… И в доме нет никаких подозрительных новичков. Так что эти два нападения, возможно, просто случайность. Возможно, его пытались ограбить. Не забывай, что и в первом, и во втором случае на него нападали в очень опасных районах Лондона. Он-то сам считает, что умеет скрывать свою принадлежность к аристократии, но все равно чувствуется, кто он такой. Человек, родившийся в семье герцога, в любом случае как-нибудь себя выдаст.

Антония вновь принялась расхаживать по комнате. Взглянув на собеседника, проговорила:

— Я тоже родилась в семье аристократов. Но это не гарантия счастья. Потому что французы разграбили наш дом и убили всех, кого встретили на своем пути. Так что нe говори мне о таких вещах, как богатство и положение в обществе. Человек в любой момент может лишиться всего, что имеет.

Лоренс молча наблюдал за Антонией. Она всегда напоминала ему раненую птицу, оказавшуюся в клетке. Но не какую-нибудь безобидную певчую птичку, а хищную птицу: злую, опасную и хлопающую крыльями, пытавшуюся вырваться из клетки и вонзить свои когти в жертву. И временами ему очень хотелось вы пустить ее на волю. Вот только как это сделать?

Что же касается планов Антонии, то он прекрасно понимал, почему она решила познакомиться с маркизой Лонгхейвен, Едва ли Антония так уж заботилась о безопасности этой молодой леди. Просто ей очень хотелось узнать как можно больше о женщине, ставшей женой Майкла. Ведь она считала, что любит его… Вероятно, она полагала, что еще не проиграла сражение.

И было бы бессмысленно урезонивать ее и говорить, что сражение давно проиграно, в тот самый день, когда умер старший сын герцога. Ей следовало самой все понять и смириться с неприятной правдой.

Внезапно Антония остановилась на мгновением пробурчала:

— Не надо меня поучать, ясно?

— Я вовсе не поучаю вас, дорогая. Да и какой в этом смысл? Ведь вы все равно не станете слушать, верно? Но скажите, что заставляет вас думать, что Лонгхейвен не охраняет свою жену?

— Возможно, охраняет. Фицхью очень надежный человек и знает свое дело. Но он не может находиться рядом с маркизой на светских раутах, а вот я могу. Видишь ли, Роже не так умен, как Майкл, но бесконечно жесток. Поэтому нам следует проявлять предельную осмотрительность и вообще лучше уж перестраховаться. От этого вреда не будет.

Лоренс снова задумался. Что ж, если это именно Роже нацелился на маркиза, то, возможно, Антония была права. В этом случае действительно следовало бы перестраховаться. Но с другой стороны, здесь, в Лондоне, Лонгхейвен был менее уязвим, чем тогда в Испании. А ведь даже там с ним ничего не случилось — в том смысле, что он все же жив. К тому же сейчас, на родной земле, Майкл Хепберн обладал большей властью, чем когда-либо, так что вполне мог позаботиться о своей жене.

Еще немного поразмыслив, Лоренс сказал:

— Поскольку вы в любом случае решили так поступить, я не стану возражать. Хотя все-таки и не вполне с вами согласен. И вам следовало бы для начала все тщательнейшим образом продумать и лишь после этого действовать. Вы уже решили, с чего начать? Как вы собираетесь познакомиться с маркизой? И когда?

— Сегодня же вечером. Сегодня Редмонды дают бал. Уверена, что она будет там.

— И ее муж — тоже, — с усмешкой заметил Лоренс. — Что, по-вашему, почувствует Лонгхейвен, когда вы станете вертеться вокруг его жены? Ведь он, наверное, не собирался вас с ней знакомить.

— Конечно, не собирался, — согласилась Антония. — Но все-таки ей придется со мной познакомиться.

Сейчас Лоренс даже отчасти сочувствовал лорду Лонгхейвену. Антония была на редкость упряма. И если уж что-то задумывала, то становилась непреклонной.

Такой же непреклонной она была и в своем желании убить Роже. Глубина ее ненависти к этому человеку могла бы соперничать с самыми мрачными глубинами океана. И Лоренс временами сожалел о том, что не мог вызвать у нее такие же бурные эмоции. Эмоции другого характера, разумеется…

Не удержавшись, Лоренс пробурчал:

— Знакомиться с женой маркиза не лучший способ привлечь его внимание. Я уверен, Лонгхейвен хочет, чтобы вы выполняли его приказы, а не вторгались в его личную жизнь.

Антония пристально посмотрела на собеседника, потом тихо проговорила:

— Ты все понимаешь, Лоренс. Не понимаешь только одного: я хочу хоть немножко счастья в этой жизни.

В последних ее словах прозвучало такое отчаяние, что Лоренс невольно вздохнул. Но что он мог ей ответить? Он прекрасно знал, что жизнь очень жестоко обошлась с этой замечательной женщиной. Но ведь и он тоже не слишком легко отделался… В каком-то смысле они были друзьями по несчастью. Можно было бы сказать, что их свела сама Судьба. Вот только Антония не желала это признавать… Она любила Лонгхейвена, но при этом никак не могла понять, что никогда не была нужна ему. Увы, говорить ей об этом совершенно бесполезно. Так что оставалось лишь соглашаться с ней.

— В целом ваш план вполне разумный, — проговорил наконец Лоренс. — Джонсон следит за маркизом, а вы будете приглядывать за его женой. В такой ситуации мы непременно заметим первые же признаки опасности, если она появится.

— Роже ненавидит его… — со вздохом прошептала Антония.

Лоренс тоже иногда ненавидел маркиза, однако понимал, что его ненависть основана на ревности, поэтому старался сдерживать себя и, насколько возможно, не выказывать Лонгхейвену свою неприязнь. К тому же он нередко восхищался этим человеком, хотя, конечно же, считал, что маркиз слишком высокомерен и самонадеян.

— Разумеется, Роже должен ненавидеть его. Ведь они всегда были заклятыми врагами, не так ли? Но француз всегда проигрывал, так что его ненависть вполне объяснима. Никто не любит проигрывать. Особенно такой человек, как Роже. Лонгхейвен сделал все, чтобы унизить его.

Антония вдруг обхватила плечи руками — как будто замерзла.

— А ведь мы были так уверены в его смерти…

— В каком-то смысле он действительно мертв, — заметил Лоренс. — Во всяком случае — для Лонгхейвена. Потому что война в Испании закончилась. Но оказалось, что началась другая война. И никто не знает, как долго она будет продолжаться… — Лоренс умолк, потом вдруг снова заговорил: — Что же касается Роже, то ведь кто-то другой мог использовать его подпись, не так ли? Мы же ничего не знаем наверняка. Но сейчас, когда вы передали маркизу записку, он, без сомнения, использует все возможности и постарается во всем разобраться. И если эго действительно Роже, то Лонгхейвен наверняка до него доберется.

— Сомневаюсь… — Антония снова вздохнула. — Он больше не может уделять таким делам все свое время. Теперь он должен играть роль наследника герцогства. Кроме того, ему надо еще и ублажать жену. Слишком много дел, понимаешь? Поэтому он может совершить ошибку. И я должна ему как-то помочь.

— Поверьте, дорогая, если ему потребуется ваша помощь, он об этом попросит. Да, конечно, он очень самонадеян, но не глупец. И, конечно же, не самоубийца.

Лоренс пытался успокоить Антонию, однако понимал, что она, возможно, права. Ведь маркиз Лонгхейвен, обладавший бесценным опытом ведения тайной войны, являлся чрезвычайно важным звеном в британской шпионской сети. Для военного министра он был совершенно незаменимым человеком, так как только он мог правильно истолковать получаемую информацию. Кроме того, маркиз знал многие секреты врага, поэтому прекрасно понимал его тактику и мог должным образом ответить на любые происки и интриги. К тому же Лоренс подозревал, что маркизу не очень-то хочется менять образ жизни и удаляться от шпионских дел. Судя по всему, роль наследника герцогства была ему в тягость.

Однако сейчас, после появления Роже, все усложнилось. Было ясно: Майкл Хепберн останется мишенью для французов до тех пор, пока не закончится вражда между их странами; и не важно, служит ли он королю или уже играет роль утонченного аристократа, наследника герцогства. И теперь, чтобы обезопасить себя и свою жену, ему следовало быть в курсе всех вражеских происков, а врагов у него было великое множество. Следовательно, в такой ситуации он никак не мог уйти в отставку, даже если бы очень захотел.