Ольга Дашкова - Грешница

Господи, какой он идиот.

Так долго пытался забыть, казалось, вечную жизнь, а на самом деле — всего год. Пытался вычеркнуть, вытравить из памяти и сознания, черт возьми, даже из сердца ту, что предала, но ничего не вышло. Тогда Ян думал, ему всадили в сердце ржавый тупой нож и провернули несколько раз, но больнее стало потом.

Она отказывалась утихать, продолжая давить и сжимать все внутри. Ему не хватало воздуха, чтоб дышать, чтоб полноценно жить. Нет, совершенно не было мыслей и желания отомстить, не было ничего, только эта ноющая боль где-то внутри.

Она его предала, а ведь обещала, что никогда этого не сделает.

— Вода.

— Спасибо.

Сжал хрупкое стекло пальцами, смотря на прозрачную воду, а в голове ее слова: «Нет, не надо. Ян, перестань».

— Черт.

Провел по остриженным волосам руками. Он сам давно уже не тот Ян, прическа — лишь малая часть того, каким он стал. Нас меняют не жизнь и события, нас меняют люди. Его изменила одна девушка, любимая девушка. Ему двадцать четыре, но что-то слишком много потерь за несколько лет.

Ему так не было больно после смерти матери, была злость на отца, на медицину, на все высшие силы, что отняли у нее здоровье и жизнь. То была страшная несправедливость, с которой приходилось мириться, с Кирой же было все иначе.

Думал, забыл, старался, как одержимый, жить дальше, старался вдохнуть полной грудью, а не мог. Вот только сейчас, рядом с той, что предала, получилось. Где только ни был, на какие вершины не забирался, в какие океаны и моря не нырял, с каких высот не падал, чтоб снова почувствовать жизнь. А вот рядом с ней, сейчас, в том туалете понял, что живет.

Хоть поступил, как последняя тварь, взяв силой, когда она просила остановиться.

Не смог.

Не мог.

Не хотел себя останавливать.

Не остановил.

— Ян, ты почему здесь?

Да, и правда, почему он здесь?

Даже не повернулся, на плечо легла тонкая женская рука, девушка провела ей выше, задевая шею, а его передернуло.

— Иди, я скоро.

— Куда идти?

— Арина, сходи хоть куда, дай мне время побыть одному, — Ян с трудом сдерживал себя, чтоб не повысить голос, не сорваться на грубость, Арина ни в чем не виновата, это его тараканы.

Повернулся, девушка смотрела большими зелеными глазами: курносый носик, светлые локоны волос, кукла, идеальная жена, как говорит отец. Неглупая, кстати, кукла, образование в лучшей частной школе и колледже Англии, как и у него, но ее образование ей никогда не пригодится, только что для поддержания светской беседы. Арина Новак, дочь друзей его отца, именно он и настоял на знакомстве, Яну было все равно.

Ему несколько месяцев было все равно до всего. Просто летел, ехал, куда глаза глядят. Забросил парней и мастерскую в Англии, университет в Чикаго, где его так ждали. Надо было побыть одному, наедине с собой и со всем миром.

Отец почти не звонил, словно знал всегда, где он и что с ним. Отец никогда не делает ничего просто так, но когда сказал возвращаться, Ян понял, хватит, пора домой.

Зима в Чикаго, март в Англии, и вот он уже два месяца в России. Удобные джинсы и футболки сменил на строгие костюмы и рубашки, кроссовки — на туфли, одиночество — на Арину.

— Ян, все хорошо? — Арина нахмурила бровки, вглядываясь в лицо Яна.

Нет, сука, ничего не хорошо.

— Да, Арин, нормально.

— Я в уборную, — девушка кивнула, ничего больше не спросила, отошла.

Да, это его тараканы. Но почему в глазах Киры он помнит только сожаление? А еще тоску. Она похудела, совсем без косметики, словно случайно зашла сюда и совсем не хотела, чтоб ее заметили.

Надо расплатиться и уходить, а Ян не мог даже встать. Навалилась тяжесть, а еще мерзкое ощущение от того, что он сделал. Наказать хотел ее, а вышло, что себя.

Резко поднялся, дошел до их с Ариной столика, сдернул со стула пиджак, кинул на стол купюру, не прося счета. Обвел взглядом зал, остановился на дальнем столике у окна, там, наверно, сидела Кира, а на темном полу лежало что-то белое. Не зная зачем, но подошел туда, поднял бумажку, сунул в карман брюк, направился к выходу, хотелось на свежий воздух.

Но не успел выйти из зала, замер, смотря на большие стеклянные двери, у которых его Киру прижимал к себе какой-то мужик. Его Киру, которую он только что трахал, как озабоченный, в общественном туалете, в которую он кончил, совсем не думая о защите. С которой он всегда обо всем забывал.

А вот сейчас ее тискает бородатый мужик, а она растерянно смотрит на него. Но потом улыбнулась, отстранилась, а он все продолжает держать за руку. Ян скрипнул зубами, сейчас у него были совсем другие ощущения, чем те, когда он застал ее целующейся в кабинете.

Тогда он даже не хотел слушать ее объяснений, смотрел только в лицо, в котором не было ни капли сожаления и стыда. Не думал, что будет именно так, ведь он — мужчина, но ошибся, подставился, открылся.

Кира не обернулась, они вышли на улицу, Ян, чуть помедлив, вышел следом, наконец, вдыхая полной грудью сырой майский воздух после дождя. Прошел год, жизнь не стоит на месте, ей все равно до твоих переживаний, солнце всходит и заходит, когда-то знойный май в этом году дождливый, когда-то любимая женщина сейчас с другим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пальцы в кармане брюк сжали бумагу, достал. Это была в несколько раз сложенная, вырванная из блокнота страница. На ней простым карандашом был рисунок, точнее, несколько набросков. Его профиль с запрокинутой назад головой, отросшая челка и закрытые глаза. А еще окно, в котором был виден черный силуэт человека.

Он узнал, это окно его дома.

— Что это, Ян? — Арина, откинув волосы, стояла рядом, заглядывая в листок бумаги. — Где ты это подобрал?

Ян не ответил, медленно сложил лист, смотря на яркое отражение фонарей в лужах.

— Ян.

— Я отвезу тебя домой.

— Но я не хочу домой, поехали в клуб.

— Могу отвезти в клуб.

Ему было все равно, куда хочет Арина, Ян знал, куда хотел он.

— Кира, что-то случилось? С вами все хорошо?

Она, наконец, вышла на улицу, остановилась на несколько секунд, чтоб вдохнуть свежего воздуха, снова взглянула на мужчину, с которым столкнулась при входе. Налетела всем телом, а он подхватил, прижал, спасая от падения. Морально-то она уже упала сегодня ниже плинтуса, позволив себя трахнуть в туалете, осталось растянуться на полу. Михайлов смотрел настороженно, продолжая держать ее за локоть. Кира перевела взгляд на его руку, потом снова на мужчину.

И чего ей надо? Вот он, нормальный мужик, все, как она любила: взрослый, состоявшийся, успешный, вроде с виду не козел, лошадей любит, хороший дом, да и не важно, что разведен, в жизни бывает всякое. Ключевое слово во всей этой мысленной тираде было «любила», его уже не вычеркнуть никак.

— Извините, Андрей, не очень хорошо себя чувствую. Из меня так себе девушка на свидание. Может, давление, не пойму.

Михайлов кивнул головой, все-то он понимает: глаза добрые, борода делала его мужественнее, этакий современный дровосек, плечи широкие, ручищи здоровые. Кире он раньше казался странным, замкнутым, сам не знал, чего хотел, несколько раз просил переделать проект, оказывается, развод переживал, Светка просветила, все-то ее подружка обо всех знала.

— Да, наверно, не совсем удачное время, я еще со своими ухаживаниями.

Мужчина смотрел внимательно, глаза скользили по лицу девушки, замечая чуть припухшие искусанные губы, недавние слезы, но она ему нравилась и такой, настоящей, что ли, живой, ранимой.

— Все нормально.

— Раз уж мы все равно встретились, хочу предложить вам стать моей дамой на одном светском мероприятии, через три дня. Как вы смотрите на это?

Как она смотрела? Да никак. Но хватит уже жить на дне своей скорлупы, не видя и не слыша ничего и никого вокруг. Бежать в никуда, в глухую стену, что напротив ее беговой дорожки. Хотя вот именно сейчас хотелось просто выть, забравшись в свою утиную нору.

— Не хорошая идея? — они уже отошли к парковке, Кира остановилась у своего «Мини Купера», посмотрела на мужчину.

— Хорошая, да, я пойду, сто лет не была на светских мероприятиях, бриллиантов у меня нет, но красивое платье найду.

— Вы и без бриллиантов прекрасны.

Его слова были искренние, Кира видела, чувствовала это.

— Мы все никак не можем перейти на «ты».

— Я теряюсь рядом с тобой.

— Приятно, но не стоит, хорошо, Андрей, идем на бал, — Кира за вечер впервые улыбнулась, рядом этим мужчиной ей было нормально, не супер ой, как здорово, а именно нормально, надежно, спокойно. Она была уверена, что Михайлов никогда не позволит себе лишнего по отношению к ней.

— Спасибо, Кира.

Андрей улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки, но они ему шли, как и аккуратно стриженая борода. Киру словно что-то толкнуло, она повернулась в сторону входа в ресторанчик, там стоял Ян, руки в карманах брюк, гордо поднятая голова, рядом девушка, та самая, что хотела в клуб. Невысокая, с красиво уложенными длинными волосами, облегающее платье до колен цвета пудры, она, запрокинув голову, смотрела на Яна.

Да, Кельман-младший почти божество, на него все смотрят именно так, будь он хоть каплю таким же подонком, как его отец, то девчонки бы резали вены, окропляя своей кровью его следы. Но яблоко от яблони упало далеко. Она наделась, что Ян не станет таким же циничным вершителем судеб.

— До встречи, Андрей, я поеду, устала очень.

— Да, конечно. Я провожу.

— Не стоит, а то встанете в пробках.

— Но…

— Нет, Андрей, не надо.

Михайлов настаивал, Кира отнекивалась, так мило, если бы не было так противно на душе. Хотелось домой, в горячую ванну, смыть с себя остатки спермы Яна, этот день, полный эмоций, выпить бокал вина, а может, два.

Наконец, простились, Кира выехала с парковки, фонари так красиво отражались в лужах, из приемника Лобода снова пела о любви, о сумасшедшем мальчике, прося его вернуться. Так символично.

Квартира встретила тишиной, кошку, и ту забрали у нее, Светка сказала, что животное совсем одичало, увезла к себе, там она сейчас купается во внимании. Бросила сумку на пол, раздеваясь на ходу, зашла в ванную, включила воду, посмотрела в зеркало, провела рукой по животу, на бледной коже бедер были отчетливо видны следы пальцев.

Горячая ванна немного расслабила мышцы, но в голове все равно полный бардак и картинки яркими вспышками. Она помнит глаза Яна, в них такая ярость и презрение, что вот сейчас, если бы он реально был перед ней, то дала бы пощечину. Чтоб не смел так смотреть. Пусть она виновата, но лишь в том, что любила его. Что любит. Что предала себя, а не его.

В горле снова стоял ком слез, вышла из ванной, накинув шелковый халат, потому что непонятно, где был банный, ткань сразу прилипла к мокрой коже. Прошла на кухню, свет лишь тусклой полосой из прихожей освещал пространство. Достала уже открытую бутылку вина, бокал, налила, сделала сразу несколько глотков, посмотрел в окно. Серо, хмуро, снова идет дождь, оставляя на стекле кривые дорожки стекающих капель.

Поганый май. Поганый год.

Как и ее поганая жизнь, в которой она сама себя загнала в угол, а теперь сидит там и скулит, поджав хвост. Противно. Залпом допила бокал, налила еще, выпила. Хотелось опьянеть, почти не пила весь этот год, топить тоску и боль в вине последнее дело.

Надо было уезжать, как ее и просила мама, на юг, туда, где хорошо, где родные, где солнце и море. Но Кира постоянно сама себе придумывала отговорки, не хотела, чтоб ее видели такой разбитой. Но да, надо уезжать, покупать билет, собирать чемодан, брать с собой Офелию, ей там понравится. Проекты, что сейчас начала, отдаст Полякову, он справится. Точно, закажет утром билет в один конец, только сходит с Михайловым на прием, обещала ведь.

Не сразу услышала, что стучат в дверь. Звонок так же не работал год, Кира никого не ждала, ей не нужен звонок, домофон молчал. Пошла открывать, машинально бросив взгляд на часы, было почти двенадцать. Рука замерла на дверном замке, снова стук, нахмурилась, рука дрогнула, сделала шаг назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Кто?

Тишина. Слышно лишь ее прерывистое дыхание.

— Открой.

Голос хриплый, во рту пересохло, Ян сам не узнал свой голос, сам не мог понять, что он тут делает, но тянуло невыносимо. В подъезде было темно, положив руку на дверь, просто стоял так несколько минут, прежде чем постучал.