Элизабет Хойт - Грешные намерения

— Тсс!.. — Его сердце готово было вырваться из груди, все его чувства обострились, и он слышал малейший звук, раздававшийся невдалеке. — Я должен отвести вас домой.

Она ухватилась за него.

— Говорят, это был призрак Сент-Джайлса.

— Что?

— Одни считают его призраком, другие — обычным человеком, но в любом случае они верят, что убийца — он. Кэр покачал головой.

— Почему?

— Говорят, что он мстит за что-то, что он послан наказать грешников, что ему просто нравится убивать. — Она снова содрогнулась. — Но в этом нет никакого смысла. Если он убийца, если он хотел убить нас, он не дрался бы в той драке на вашей стороне.

— Да, — тихо сказал он. — В этом нет смысла.

Прошло еще минут десять, и они оказались перед дверью приюта. Когда Темперанс отперла дверь, Кэр вошел следом за ней в дом.

Она наполнила небольшой котелок и, помешав угли в очаге, повесила его над огнем.

— А почему они решили, что призрак — убийца? Барменша не объяснила?

— По-моему, она не знает. Она просто повторяла чужие слова.

— Гм. — Кэр постучал пальцами по кухонному столу. — Хотел бы я знать, не распространяет ли кто-то такие слухи?

— Но кто?

Лазарус покачал головой.

— В любом случае я больше не могу брать вас с собой в Сент-Джайлс. Пока этот убийца на свободе.

Темперанс молча кивнула, но нахмурилась. Подчинилась она ему или проявит свое неповиновение позднее? Эта мысль тревожила его — он не имел власти над Темперанс. Она могла делать все, что хотела.

Вскоре закипела вода в котелке, и она заварила чай. Кэр последовал за ней в маленькую гостиную. Темперанс села в кресло, а он присел перед камином, раздувая огонь. Затем опустился на табурет и подумал, что был бы не прочь проводить каждый вечер своей оставшейся жизни, глядя, как она делает первый глоток горячего чая.

— А как ваша сестра? — через некоторое время спросил Кэр.

Она удивленно взглянула на него, и это вызвало его раздражение.

— Сайленс, кажется? Она оправилась после столкновения с О'Коннором?

— Не знаю, — вздохнула Темперанс. — С тех пор я ничего о ней не слышала. Уинтер не говорит со мной; он просто занимается своим делом и ничего не обсуждает. Конкорд очень рассержен или, может быть, разочарован.

— А дети? — спросил он. — Как они поживают? Она обхватила чашку ладонями.

— Как обычно. Вот только Мэри Уитсон ходит за мной по пятам как тень, как будто боится, что я исчезну, если она упустит меня из виду.

Он кивнул, не зная, что сказать. Его знакомство с семьями, вернее, с чувствами, было крайне недостаточным. Темперанс вздохнула.

— А вы? Как ваше плечо?

— Почти как новое.

Она помолчала, а затем спросила:

— Как вы думаете, почему Мари никогда не говорила вам о своем брате?

— Вероятно, потому, что я никогда не спрашивал ее о семье. — Он пожал плечами. — Дело в том, что мы почти не разговаривали. При наших отношениях в этом не было необходимости.

— Так, значит, когда вы встречались, вы просто…

— Совершали половой акт. Да. — Он наблюдал за выражением ее лица, ожидая увидеть отвращение. — Больше ничего я от нее не хотел.

— А от меня? — прошептала она. Он глубоко вдохнул.

— От вас я хочу большего, много большего.

Этот день Мег провела в своей тесной темнице в одиночестве, ибо никто не приходил навестить ее. Она занялась уборкой темницы, а затем вымылась водой из ведерка и расчесала свои длинные золотистые волосы. Она уже собираюсь ложиться спать, когда в дверь постучали. В темницу вошли три камеристки и очень элегантный парикмахер, и не успела Мег опомниться, как на нее надели сверкающее голубое платье, украсили волосы жемчугом и обули в прекрасные туфельки на каблуках.

— Да что все это значит? — в изумлении воскликнула она.

Парикмахер поклонился и ответил:

— Сегодня вы обедаете с самим королем…

«Король Ледяное Сердце»

Темперанс смотрела на это странное существо, на этого человека из другого мира, который говорил, что ему нужно от нее что-то большее. «Насколько большее?» — хотелось ей спросить, но она боялась услышать ответ.

Поэтому просто поставила чашку.

— Очень хорошо.

Он кивнул, глядя в разгоревшийся камин. Она чувствовала жар, разливавшийся по ее телу. Она тоже хотела «большего».

— Вы не рассказали мне о своей семье. Он раздраженно покачал головой:

— Неправда. Я рассказал вам о своей сестре, о своей матери.

— Но не об отце, — понизила она голос. Она не знала, откуда взялось это неожиданное желание узнать все его тайны. Возможно, оно возникло из разговоров об убийце, выслеживавшем своих жертв на улицах Сент-Джайлса, а возможно, из дуновения смерти. Она хотела узнать его, этого мужчину, которому она отдала свое тело. Кэр холодно взглянул на нее.

— Мой отец был аристократом. Больше о нем сказать нечего.

Темперанс подняла голову. Он, не отрываясь, смотрел на огонь, и было совершенно ясно, что он многое мог бы рассказать.

— Как он выглядел? Кэр удивился.

— Он был… крупным мужчиной.

— Выше вас ростом? — спросила она.

— Да. — Он задумался. — Вернее, нет. К тому времени, когда я вернулся из Оксфорда, я был выше его. Он просто казался… большим.

— Почему?

— Я не хочу говорить об этом, — резко сказал он.

— Но вы хотите большего от меня, — возразила она. — Разве я, в свою очередь, не должна больше узнать о вас?

Он криво усмехнулся:

— Вы ставите жесткие условия, миссис Дьюз. Что вы хотите знать обо мне?

— Может быть, я хочу знать все, — храбро заявила она.

— Разве может один человек знать все о другом человеке?

— Вероятно, нет, — сказала она, вставая.

Она сделала пару шагов и остановилась перед ним.

— Вероятно, мы всю свою жизнь остаемся чужими друг другу, — прошептала она, усаживаясь к нему на колено, и начала развязывать его шейный платок. — Мы никогда не сможем узнать друг друга по-настоящему. Разве не это вы хотите услышать от меня?

Он кашлянул.

— Я не задумывался над этим.

— Конечно, задумывались, — с притворной нежностью сказала она. — Вы — человек с интеллектом, и при этом очень циничный. Я полагаю, вы провели неизмеримо долгое время, размышляя о нашем мире и о своём безграничном одиночестве в нем.

Он сглотнул, и адамово яблоко шевельнулось под ее пальцами.

— А разве это не так?

— Возможно. — Она мельком взглянула на него, сосредоточенно развязывая шейный платок. — И поэтому вы связываете их?

— Кого?

— Я никогда не думала, что вы трус, Лазарус.

Он вздохнул и закрыл глаза.

— Может быть. Я не знаю.

Она начала расстегивать его жилет.

— Вы не знаете, почему связываете их, или не хотите в этом признаться?

— Как вы суровы, мадам. — В его тоне можно было расслышать намек на предостережение.

— Да. — Она кивнула, не отрывая глаз от своей работы. — Но я думаю, что иначе я бы никогда не получила от вас ответа. Неужели их близость причиняет вам боль? Неужели мысль, что вы отделены от них, не вызывает у вас страдания, которые вы испытываете, когда до вас дотрагиваются?

— Ваша проницательность ужасает меня. — Он помог ей снять с себя жилет. — Я не понимаю, почему чувствую боль.

— Это боль физическая или душевная?

— И та, и другая.

Она кивнула и принялась расстегивать его рубашку. Она ощущала жар его кожи и видела темные волосы на его груди, заметные под тонким полотном.

— Тогда, может быть, вы связывали их, чтобы они не причиняли вам боли?

— Возможно.

— Или, — она посмотрела ему в глаза, — вы связывали их, чтобы не признавать их принадлежности к человечеству?

Он поднял брови:

— Разве это не делает меня дьяволом?

— А разве делает? — осторожно спросила она. Он отвел взгляд, избегая смотреть ей в глаза.

— Вы боитесь их взгляда? И для этого завязываете им глаза?

— Может быть, я не хочу, чтобы они видели мои глаза.

— Почему?

— Возможно, я не хочу, чтобы они увидели мрак в глубине моей души.

Она минуту всматривалась в глубину его изумительных голубых глаз, и он выдержал этот взгляд.

— Вы не связываете меня. — Темперанс чувствовала, как бурно забилось ее сердце. Ей хотелось снять с Кэра рубашку, но она не желала снова причинять ему боль. Она погладила через полотно его пышущие жаром мускулы. У него была красивая грудь, широкая, мощная, на плечах и предплечьях обозначились рельефные мышцы.

— Нет, не связываю.

— И это потому, что я для вас значу больше, чем те, другие, или меньше?

— Больше. Определенно больше.

Она кивнула, осторожно касаясь его руками. От мысли, что она так важна для него, к глазам подступили слезы.

— А я важен для вас? — тихо спросил он.

Конечно, он важен. Но она отбросила все вопросы. Ее интересовала его уязвимость, а не своя собственная.

— Вам сейчас больно? Если я дотрагиваюсь до вас через одежду?

— Нет.

Она наклонилась и поцеловала его в плечо.

— Я рада.

— Я ответил на ваши вопросы, а вы на мои не ответили. Она покачала головой:

— Я не могу. Пока еще не могу, не давите на меня. Она наклонилась и с нежностью лизнула через полотно рубашки его сосок.

Кэр затаил дыхание.

Влажная ткань была почти прозрачной, и она видела его темный сосок.

— А-ах.

Она улыбнулась.

— Темперанс.

— Не давите. — Она прижала ткань к его груди, чтобы лучше видеть маленький бугорок отвердевшего соска.

— Как вы давите на меня?

— А я давлю на вас?

— Без сомнения.

В наказание она дернула его за волосы.

— А вы спрашиваете себя, зачем вы давите на меня? — проворчал он.

— Нет. — Она положила руки на его плоский живот. Живот был твердым и горячим.

— А пожалуй, следовало бы.

— Гм. — Ее внимание привлекла застежка на его бриджах и то, что было за ней.

— Темперанс…

— Нет. — Она соскользнула с его колен и присела на пол между его ног. Расстегивая пуговицы, она спросила:

— А сейчас вам больно?

Он как завороженный смотрел, как ее пальцы расстегивают его бриджи.

Но она не собиралась так легко отпустить его.

— Лазарус? Я причиняю вам боль?

— Если и причиняете, это утонченное ощущение.

— Хорошо, — сказала она и расстегнула бриджи. — Лазарус?

— Да? — ответил он.

— Вам бы не хотелось когда-нибудь связать меня?

Он заморгал, словно просыпаясь, и в его глазах мелькнуло беспокойство.

— Нет. Нет, конечно, нет.

— Так кто же лжет? — тихо спросила она, сжимая его пенис, как бы проверяя на твердость. — Вам будет больно, если я выну его и потрогаю?

Кэр тяжело задышал.

— Думаю, я смог бы это вынести.

— Смогли бы?

— Пожалуйста.

Мольба, звучавшая в его голосе, заставила Темперанс решиться.

Он был действительно великолепен, сидя в ее потрепанном кресле. Он все еще оставался в рубашке и бриджах, в чулках и башмаках. Он походил на короля, высокомерного и уверенного в своей мощи.

— Мне нравится смотреть на вас, — сказала Темперанс.

— Правда? — прошептал он голосом, похожим на кошачье мурлыканье.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я раскинулась на вашей кровати? Бессильная и беспомощная перед вашим желанием?

Его глаза были полузакрыты, а щеки горели от вожделения.

— Я… я… может быть.

— Может быть? — прошептала она. Надо признаться, что ее интерес к игре угас. — Я никогда не замечала в вас неуверенности.

Она чувствовала мягкость его кожи и железную твердость стержня.

— Черт. Возьмите его в рот. — Он выгнул бедра.

Она ошеломленно прикусила губу. Никогда раньше она не делала этого.

— Темперанс, — громко произнес он. Она наклонилась, нерешительно высунула язык, лизнула и поморщилась.

Над ней прозвучал его стон.

— Пожалуйста.

О, слышать, как он просит. В ней было что-то такое, что-то порочное и низменное, это оно вылилось в мольбу в его голосе.

Она чувствовала, как он гладит ее по голове, вынимает из волос шпильки и осторожно распрямляет ее локоны. Она немного отклонилась назад, чтобы посмотреть ему в лицо.

Он смотрел на нее.

Это еще больше возбудило ее.

Он скрипнул зубами, блеснувшими в свете камина. Его лицо было напряжено, на плечах выступили мускулы.