— Просто я хочу сказать, чтобы вы были поосторожнее, — добавила служанка. — Не для того мы родили младенца, чтобы какой-нибудь неуклюжий медведь его уронил.

— Ради Бога, — вступилась Мейриона, поудобнее устроив рыжеволосого малыша на своем бедре, — дома у нас их трое. Думаю, что мои муж и шурин знают, как держать на руках ребенка.

Служанка смутилась, попятилась и, собрав с пола мокрые пеленки, вышла из спальни.

— Твоя жена многое нам прояснила, — сказал король.

— Моя… жена? — Джеймс в недоумении взглянул сначала на короля, потом на Бренну.

— Она явилась сюда, чтобы спасти твою шкуру, — сказал Годрик. — Хотя ты этого не заслуживаешь после того, как неделями держал ее в цепях.

— Мы верим в твою честность, примем твою клятву верности и вернем твои земли, — провозгласил Эдуард. — И можешь забрать свою жену при условии, что ты компенсируешь кое-какие затраты.

Хм, Эдуард, как всегда, был хитер. Джеймс уже чувствовал, как пустеют его сундуки. Он заставил себя улыбаться, хотя ему очень хотелось высказать все по поводу того, как с ним поступили. Но тогда он не получит обратно ни свои земли, ни свое доброе имя.

— Я благодарю вас за ваше великодушие, ваше величество.

— Но только в том случае, если ты согласен выкупить ее.

Наконец-то! Наконец-то он увидит, как она понесет заслуженное наказание, подумал он с облегчением.

— Но она только что родила ребенка и приехала в Лондон, чтобы защитить тебя. Так что ты, может быть, сочтешь возможным быть к ней снисходительным, как это сделали мы, — продолжал король.

Джеймс вдруг понял, почему ему отдали ребенка до того, как его привели в ту же комнату, где была Бренна. Эдуард — хитрый дьявол. Король знал, что Джеймс невиновен, и давал ему возможность самому решить, как поступить с Бренной — принять ее или оставить гнить в долговой яме.

Эдуард сделал царственный жест и сказал:

— И еще остается вопрос, что делать с твоими кандалами. — Король запустил руку под мантию и достал ключ. — Леди Бренна, мы доверяем этот ключ вам. А теперь, лорд Годрик, леди Мейриона, давайте оставим их, и пусть они сами решают, что делать дальше.

Годрик сжал плечо Джеймса.

— Тебе надо поговорить с женой. А пока дай мне ребенка. С тобой он еще будет многие годы.

Взглянув на сидевшую в постели Бренну, Джеймс передал сына на руки брату. Он слабо представлял себе, что ему делать с Бренной. Следует ли ему заплатить за нее выкуп? Если он не оставит ее в долговой тюрьме, может, отправить ее в какой-нибудь отдаленный монастырь?

Его брат улыбнулся, и вокруг его голубых глаз образовались морщинки.

— Ну что, малыш, — промурлыкал Годрик, нежно поглаживая ручку младенца, — пойдем со мной, и я расскажу тебе, как глуп твой отец.

Мейриона толкнула мужа в бок:

— Прекрати.

Годрик ухмыльнулся и, нагнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, вышел из комнаты вслед за королем и своей женой.

Когда все вышли, Джеймс и Бренна еще долго молча смотрели друг на друга. «Как странно стоять перед ней в цепях и думать, что ее судьба находится в твоих руках», — думал Джеймс. Это была еще одна любимая забава Эдуарда — задавать головоломки.

Ее взгляд был ясным, и он почувствовал, будто она втягивает его своими зелеными, как изумруд, глазами. Опасная территория.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Ему хотелось бы ей поверить, но между ними накопилось слишком много вражды, чтобы он попался на эту удочку.

— Мне бы хотелось тебе поверить…

— Так поверь, Джеймс!

Она схватила со столика какой-то предмет и протянула его ему на раскрытой ладони. t'occhio del diavolo.

— Я сохранила его для тебя, — тихо произнесла она.

Он молча смотрел на кинжал, и ему вспомнилось все, что было с ним связано: как она напала на него, как он брил ее лобок, как с треском разрезал на ней платье, как держал кинжал у ее горла, когда он ее поймал. Сколько же между ними всего произошло!

Когда он брал кинжал, он задел пальцами ее руку, и его тут же окатила волна жара.

— Почему ты мне его даешь?

— Я знаю, что это не бог весть какой подарок, но… — она сглотнула, спустила е плеч сорочку и откинула назад голову.

Это был жест полной капитуляции. Сначала она ударила его кинжалом; потом его пытали и бросили в королевский застенок из-за ее картин. Вместе с тем они пережили столько моментов сжигающей страсти, такие минуты искреннего смеха! А сейчас она — просто и откровенно — предлагала ему себя. Он мог выбирать — остаться с ней или убить. Убить и забрать ключ от кандалов или простить ее и получить ключ от ее сердца.

Его недоверие и подозрения были велики, но ее символический жест затронул в его душе струны, которые значили для него больше, чем все ее извинения. Она сломала те же самые барьеры, как в тот день, когда заснула у него на руках. Он мог объяснить, почему она сердится, но у него не было ответа на вопрос, почему она ему доверяет.

Он отодвинул в сторону полог и сел на кровать рядом с ней.

Намеренно медленным движением он провел лезвием кинжала по ее шее. Он мог бы потребовать, чтобы она отдала ему ключ от кандалов.

Она ему доверяла настолько, что не только не вздрогнула, но даже не моргнула, когда холодный металл коснулся ее нежной кожи. Он засунул кинжал между ее грудей — в то место, где он был в тот роковой день, когда они поженились.

Он не станет силой отнимать у нее ключ. Если она хочет, чтобы он оставался ее мужем, она должна сама отпереть замок.

Она улыбнулась, давая понять, что понимает этот жест — он тоже ей доверяет. Круг их взаимоотношений замкнулся. Ее глаза напоминали ему изумруды. Ему захотелось обнять ее, прижать к груди и никогда больше не отпускать.

— Бренна, я не понимаю, как тебе удалось убедить короля выпустить меня из тюрьмы.

— Я сыграла на его тщеславии и написала его портрет.

— Ты написала новый портрет Эдуарда?

— Да, чтобы заменить все старые.

— На этих картинах король был голый? — вдруг заревновал Джеймс.

Она засмеялась:

— Не совсем. На нем была королевская мантия. Но на новом портрете я изменила пропорции его мужского достоинства, чтобы польстить ему. Чтобы двор ему позавидовал, а не делал бы из него посмешище.

Джеймс нахмурился. Ему совсем не нравилось, какой оборот приняла их беседа. Он взглянул на t'occhio del diavolo и про себя поклялся убить любого мужчину, который окажется голым рядом с его женой. Даже короля.

— Ты больше не будешь писать портреты обнаженных мужчин.

Она села и поудобнее устроилась на подушках.

— Я вижу, ты уже начинаешь мне диктовать, что именно я должна писать.

— Бренна… — предупредил он.

Она обняла ладонями его лицо и поцеловала.

— На портрете у короля не его достоинство.

— Нет?

— Нет.

— Ты не видела его? А тогда каким образом…

— Это было твое.

Джеймс так расхохотался, что заскрипела кровать. Значит, королевская голова и его… э-э…

— Мне показалось, что это подходящее наказание за те недели, что Его Королевское Тщеславие держал тебя взаперти.

Ему понравилась ее задумка. В этой женщине ему вообще нравилось многое. Ее ум. Ее запах. Ее страсть. Ее желание доверять ему, которое было достаточным для того, чтобы приехать в Лондон и заступиться за него.

— Джеймс, я испугалась, что может с тобой случиться. Я во всем виновата. Мне не следовало соглашаться с братом и бежать.

— Да, не следовало, — согласился он. — Ты моя.

Она хитро взглянула на опутывавшие его цепи:

— Похоже, это ты мой. Весь.

— Бренна, мы должны это обсудить. Когда я женился, я думал, что моя жена останется в замке Монтгомери, а я буду изредка ее навещать. Что это будет вполне сносная жизнь двух малознакомых людей, которые не любят друг друга, но вынуждены быть вместе. Я был эгоистом в прошлом и считал, что мне не нужна жена… Но сейчас я не хочу оставлять тебя в замке Монтгомери. Мои дела требуют долгих отлучек из дома. Меня слишком долго держали взаперти, и мне надоело жить на земле. Я хочу чувствовать на своем лице соленые брызги моря. Я хочу показать нашему сыну воду океана и волны и многие страны. Если ты не хочешь сопровождать меня в такой жизни, лучше позови королевскую стражу, покрепче зажми в кулаке ключ и оставь меня в цепях. Но если ты будешь там, где я смогу до тебя добраться, я увезу тебя с собой. Все эти месяцы, что мы были врозь, я только о тебе и думал.

Ее глаза заблестели от слез.

— Я хочу поехать с тобой. Мое искусство ужасно страдало, когда я жила в монастыре. От той скучной жизни мои картины получались безжизненными.

— Так вот в чем настоящая причина, по которой ты меня разыскала. Потому что тебя вдохновляет наша страсть и от этого твои картины становятся лучше.

— Нет, конечно… — начала она, но запнулась, понимая, что он просто ее поддразнивает. — Я люблю вас, милорд. Я верю, что вместе мы можем создать семью. Наша совместная жизнь будет лучше той, которую вел каждый из нас, когда был одиноким. После того как я узнала, что такое океан, даже Италия стала для меня слишком маленькой. Я доказала, что умею писать, и писать хорошо, на корабле.

Он был в восторге от ее слов. Он начал безудержно ее целовать.

— Значит, ты последуешь за мной?

— Да, милорд, с радостью. Когда мы встретились, я была заперта в своей комнате, а вы меня освободили.

Он обнял ее, насколько ему позволяли цепи, и на несколько минут в комнате наступила тишина.

— Мне многое надо рассказать тебе о моем прошлом, — наконец прошептала она. — Я узнала страшные вещи о своем детстве и о моей семье.

— Вместе мы справимся. У нас впереди целая жизнь, чтобы решить все проблемы. В твоем прошлом нет ничего такого, что имеет для меня значение, — важно лишь будущее.

Поскольку она все еще, по-видимому, не решила воспользоваться ключом, он поднял руки, чтобы она увидела наручники.

— Сними с меня эти цепи, жена. Настало время начать наше совместное будущее.

— Не спешите, милорд, — лукаво сказала она. — Сначала заключим сделку.

— Я заплачу за тебя выкуп, если это тебя заботит.

— Нет, сделка, о которой я говорю, не имеет к королю никакого отношения.

Он улыбнулся, понимая ее игру. Их отношения всегда были чередой сделок. Причем некоторые из них были… очень даже приятными.

— И что же желает миледи?

— Хм… Мне надо подумать.

Он пощекотал носом ее шею.

— Только думай не слишком долго, иначе вопреки тому, что мне дано право выбирать, я нападу на тебя и отниму у тебя ключ.

Она рассмеялась, поцеловала его и запустила пальцы ему в волосы.

— Звучит интересно, милорд.

— Я люблю тебя, Бренна. Ты всегда будешь моей пленницей-женой.

Ее глаза сияли.

— И ты никогда меня не освободишь?

— Никогда.