В закрытом салоне «Ламборджини» присутствие Джеймса Санта-Марина внушало Габи беспокойство. Бицепсы его обнаженных загорелых рук внушительно вздымались при каждом повороте руля. Вылинявшие грубые джинсы плотно облегали длинные мускулистые ноги, обутые в поношенные рабочие ботинки.

Она не могла отвести от него глаз. Все тот же мужчина, но в совершенно новом облике: джинсы, тенниска, взъерошенные волосы, мрачное лицо. Вид он имел довольно жесткий, даже грубый, как успела отметить Габи.

Джеймс Санта-Марин бросил на нее быстрый взгляд.

— Тебе передали от меня цветы? Розы, — нетерпеливо объяснил он, уловив недоумение в ее глазах. — Четыре дюжины красных роз. Я посылал их в газету.

Через мгновение она все поняла. Букет, который появился на работе. Тот самый, что, по ее предположению, прислали в благодарность за рекламу из какого-то магазина.

— Так это от тебя?! — Ей никак не верилось. — Но с ними не было визитной карточки!

Санта-Марин удивленно повернулся в ее сторону.

— А кто бы еще стал присылать тебе цветы? Я отправил их после… — Он замялся…. — После той ночи, — процедил он сквозь зубы.

Для осмысления последней фразы тоже потребовалось некоторое время. «После той ночи»!

Габи повернулась лицом к окну. Ох, уж эта ночь и то, как она завершилась на кушетке в ее гостиной. До сих пор Габи старалась похоронить эти болезненные воспоминания в тайниках своей памяти.

Она осторожно отодвинулась от него как можно дальше. Кто еще стал бы посылать ей цветы? Он, должно быть, спятил, если считает, что имеет на нее какие-то права.

Когда они остановились перед светофором при повороте на дамбу, Габи сидела к Санта-Марину затылком, притворяясь, что увлечена созерцанием морских яхт в порту Майами.

— Меня не было в городе несколько дней, — произнес он ничего не выражающим голосом. — В противном случае, я бы тебе позвонил.

Можно себе представить, для чего Джеймс Санта-Марин уезжал из города! Нет, Габи не изменила о нем своего мнения. Он был слишком шикарен, производил слишком яркое впечатление и представлял собой слишком большую опасность. Додд ведь предупреждал ее. Даже бабалао смутно намекал на это. Она с ужасом подумала, что Санта-Марин вполне мог быть замешан в сантерию у нее дома. В конце концов, разве он не пытался уже запугать Габи?


«Ламборджини» миновал подъездную дорожку и остановился у парадного входа особняка Кольеров. Джеймс Санта-Марин выбрался из машины и подошел к пассажирской дверце, чтобы выпустить Габи.

— Начнем с самого начала, — сказал он. — С того момента, когда твои друзья довезли тебя до дома и ты обнаружила собаку.

Габи выскользнула из автомобиля и высвободила руку из его цепких пальцев.

— Знаешь, не вмешивайся не в свои дела! После этого дурацкого киднеппинга, который ты мне устроил, я хочу, чтобы ты оставил меня здесь и возвращался к… — она многозначительно оглядела его одежду, — …к тому, чем ты там занимался.

— Я работал на своей яхте. К этому я могу вернуться в любое время. Итак, где ты нашла собаку?

— В чем дело? — спросила Габи, закипая гневом. — Ты что, явился проверить, удачно ли сработали твои козни? Будь спокоен! Чудесно! Из-за этих заклятий сантерии моя мать попала в больницу. Приезжала полиция. — Он двинулся впереди по тропинке. Габи гордо шествовала следом, удивляясь язвительности тона, с которым она говорила. Впрочем, Джеймс Санта-Марин, и особенно его поступки, другого и не заслуживает! — Мы посреди ночи подняли на ноги всю округу. Я была напугана до полусмерти!

Он нагнулся под листвой, отводя царапнувшую его по шее ветку гибискуса.

— Где ты нашла собаку?

— Вон там, — неохотно указала она.

Габи действительно не желала говорить об этом. Ни с Джеймсом Санта-Марином, ни с кем-либо другим. Юпитер был таким славным псом. Он не ждал от окружающего мира ничего, кроме добра. Но кто-то стянул веревку вокруг шеи и удушил его, вероятно, в тот момент, когда бедняга ожидал человеческой ласки.

Санта-Марин опустился на одно колено, шаря рукой по земле.

— Собаке не вспороли живот или что-нибудь в этом роде?

Вспороли живот? Одна мысль об этом вызывала ужас. Габи отвернулась, чувствуя тошноту.

— А тебя-то почему это интересует?

Он поднялся на ноги.

— Меня интересует все, что ты рассказала. И то, что кто-то явился сюда, и то, что тебя напугали до полусмерти какой-то чепухой.

— Чепухой? — Габи изумленно посмотрела на него.

— Да, чепухой! — Его глаза сверкнули. — Мне все равно, что болтал тебе Кастанеда. Это ерунда. А сумасшедший, который проделал все это в твоем доме, должен быть посажен в тюрьму. Отведи меня на веранду, — приказал он. — Ведь там обнаружили следы билонго?

— Там уже все убрали. — Санта-Марин шел по боковой тропинке, Габи следовала за ним. — Ты не все мне говоришь! — в досаде крикнула она. — Могу поспорить, ты знаешь, чья это работа!

— Нет, — ответил он, не оборачиваясь. — Но клянусь, черт возьми, что я это узнаю. — Санта-Марин продрался через неподстриженные кусты к Двери на веранду. — Мне говорили, тебе кажется, что за тобой следят.

Несмотря на легкий ветерок, веявший над бирюзовыми водами Бискайнского залива и ерошивший волосы Габи, на веранде стояла невыносимая жара.

Санта-Марин повернулся к Габи, щурясь на солнце. Его смуглое красивое лицо казалось таким же блестящим, как ослепительно яркий солнечный диск. Однако глаза горели злобным, опасным светом.

— Э-э-э… длинный черный лимузин. — Габи была уверена, что он не поверит ей. — Машина преследовала меня по дороге с работы.

Как ни странно, Санта-Мартин принял ее слова с должным вниманием.

— В Майами миллион таких автомобилей. Ты можешь сказать, кто был внутри? Мужчина или женщина? — Он замялся на долю секунды. — Может быть, двое мужчин?

Габи чуть не задохнулась.

— Боже мой, за мной следят твои колумбийские наркодельцы!

— Господи, что за ерунда! — Санта-Марин был искренне встревожен. — Только не торопись с необдуманными выводами. К тому же я не знаком ни с одним колумбийским наркодельцом.

Однако стоило ему направиться к двери веранды, как Габи крикнула ему вслед:

— Ты от меня так просто не уйдешь! Около твоего дома были колумбийцы. Я их сразу заметила. В этом-то все и дело, правда? Я увидела то, что мне не следовало видеть!

Санта-Марин немного помедлил, затем вновь двинулся вперед.

— Пойдем внутрь. Хочу, чтобы ты мне рассказала, какие звуки слышатся тебе по ночам.

Он знал даже о таких подробностях. Габи пришла в бешенство.

— Кто тебе проболтался? Твой друг с компьютером? — Как она теперь сожалела, что не прикусила язык в офисе бабалао. — Ты знаешь, что, по мнению бабалао, кто-то пытается убить меня?

— При помощи сантерии? — Он смерил ее презрительным взглядом. — Шутишь, что ли? Неужели ты веришь в эту чушь?

— Теперь я уже не знаю, во что мне верить, — вздохнула она. — Ну и денек выдался! Сначала маленькая африканская ялоха, потом твой школьный дружок со своим компьютером. Представление разыгрывалось только ради меня? Чтобы снова сбить меня с толку? Боже мой! — Отворачиваясь, она застонала. — Как я устала от этих людей!

— Каких таких людей? — Санта-Марин схватил ее за руку и силой развернул к себе. — Что вы хотите сказать, мисс Кольер? — тихо спросил он. — Вы имеете в виду нас, неотесанных грубых латиноамериканцев?!

Габи вздрогнула.

— Нет, нет. Извини, у меня вырвалось. Я вовсе не хотела это сказать.

— Как же, черт возьми, не хотела. Я знаю, что думают о нас коренные американцы, мисс Кольер, вам необязательно произносить это вслух. — Он так неожиданно отпустил Габи, что она едва не упала. — Наверное, ты думала, что я чем-то отличаюсь? Может быть, Кастанеда болтал о благородном кастильском происхождении моей матери? Конечно, хвастался своей славной смуглой кожей? Что ж, жаль тебя разочаровывать, но я кубинец, как и мой отец, который до сих пор находится на острове. — Санта-Марин чеканил каждое слово. — Один из политических узников режима Кастро. Старик в кресле-каталке, перенесший удар. Он находится под двадцатилетним домашним арестом. Наверное, отец так и умрет в заключении.

Санта-Марин отвернулся, пряча от нее глаза, в которых отражались и гнев, и печаль.

— Я здесь только потому, что не хочу, чтобы ты запуталась в наших невежественных суевериях. Когда выясню, кто напакостил вашему благородному семейству с Палм-Айленд, то собственноручно выдавлю этому типу глаза. По-варварски. Самым омерзительным образом. Довольна?

Габи была шокирована.

— Это несправедливо! Ты меня не так понял. Не знаю, почему у меня такое вырвалось. Просто этот сегодняшний визит к ялохе, потом к компьютеризированному верховному жрецу… — Ее голос становился все тише. — Я не просила тебя приезжать сюда, — напомнила она. — Почему бы тебе не отправиться назад на свою яхту?

— Забудь об этом. — Некоторое время они стояли молча, скрестив взгляды. Оба были увлечены поединком, и ни один не желал уступать другому даже на дюйм.

Наконец Санта-Марин отвернулся.

— Я хочу осмотреть внутренние помещения.

Он направился к дому. Габи медленно брела следом, завороженно глядя на его узкобедрую, длинноногую фигуру. Она вспомнила слова бабалао. Тигр. Шаровая молния. Джеймс Санта-Марин обещал, что выдавит кому-то глаза. Он говорил, что его отец по-прежнему находится в заключении на Кубе. Двадцать лет. Габи содрогнулась от такой жестокости судьбы. Однако Санта-Марин так и не ответил ни на один ее вопрос. Впрочем, разве кто-то другой сказал ей что-то разумное?

Он поджидал ее у входа на веранду.

— Ты говорила, что слышала ночью какие-то звуки, — натянуто произнес он. — И что-то насчет магнитофонной записи.

Габи вынула ключи и отперла дверь.

— Теперь я уже сомневаюсь, что слышала, — призналась она. — В стенах нет никакого магнитофона. Я сказала это просто так.

Особняк был закупорен от жары и пах плесенью, как все жилища, стоявшие вдоль берега. Их шаги по кафельному полу громко разносились по дому. Габи не могла удержаться от тревожных воспоминаний о ночной буре, когда Джеймс Санта-Марин впервые появился в ее доме. В зале она избегала смотреть на старую зачехленную кушетку. Слишком живо она представила себе, как лежала здесь в темноте полуобнаженная и чуть ли не поощряла его заняться с ней любовью. И его страстные губы, стройное тело, лежавшее поверх нее, трепещущие руки, ласкавшие ее обнаженную грудь.

— Мне нужно выпить воды, — громко сообщила Габи и направилась по коридору к передней части особняка. — Во всяком случае, я не смогу описать эти звуки. Вероятно, во всем виновато мое воображение.

— Подожди, — сказал Санта-Марин.

На кухне она торопливо налила себе воду. Воспоминание об его мощном, сексуальном теле преследовало ее, будто огненный призрак. Габи пронеслась по холлу, распахнула переднюю дверь и выскочила на улицу, жадно глотая насыщенный влагой воздух. Она с ужасом поняла, что одного его взгляда достаточно, чтобы заставить ее совершить непоправимую ошибку. Он скверный, злой, опасный! Он замешан в дела с наркотиками! Сейчас же прекратить думать о нем!

— А как насчет семьи, которая здесь жила? — спросил Санта-Марин у нее за спиной. — Ты осматривала эту квартиру с тех пор, как они пропали?

— Нет. — Ей пришла в голову отчаянная мысль, что если выйти на дорогу к «Ламборджини», он, быть может, поймет ее намек и уедет. — Там побывала полиция, а мне так и не удалось заглянуть туда.

Санта-Марин двинулся к гаражу.

— Ты хотя бы знаешь, не возвращались ли они? Может, они забрали что-то из своих вещей?

— Нет. — Ей пришлось пуститься бегом, чтобы не отстать. Всеми правдами и неправдами надо от него избавиться, твердила себе Габи. Он выводил ее из равновесия, рождал в ней странное волнение сексуального свойства, с которым ей не удавалось справиться. Он должен уйти, иначе Габи совсем сойдет с ума. Ко всему прочему, ей необходимо сегодня же вернуться в газету. Она не лгала. — Не знаю, взяла ли я с собой ключ от гаражного помещения, — сказала Габи. Джеймс Санта-Марин не отреагировал бы на обыкновенный приказ убраться с частной территории. Ей приходилось идти на обходной маневр. — Наверное, он остался дома. Скорее всего нам не удастся войти внутрь.

Он уже добрался до цели. При повороте ручки дверь неожиданно поддалась, открывшись в темноту.

— Тебе и не понадобится ключ, — сообщил он. — Здесь кто-то уже побывал.

12

Габи в изумлении блуждала по квартире. Спальня еще больше, чем гостиная, походила на поле после битвы. Массивная мебель осталась на месте, но Эскудеры прихватили занавески, плетеные коврики, дочиста выгребли всю кухонную утварь. Исчез даже чехол матраса с разобранной кровати. Кто-то в такой спешке срывал занавески в спальне, что почти в дугу согнул металлическую рейку.

Габи распрямила поврежденный стержень и положила его на подоконник. Вентилятор все же не унесли. Она повернула выключатель, чтобы проверить, не оставлен ли он из-за неисправности. Прибор с гулом заработал, подавая в комнату мощные струи долгожданного свежего воздуха.