До нынешнего момента!

– Не уходи, – крикнул он. – Дьявол все побери, мадам, не покидайте меня никогда!

– Вы пьяны, сэр! – крикнула она в ответ. – Вы раздаете свои дары случайным дамам.

Будь он проклят! Будь он проклят!

Светоносная неистовость его чувств могла с тем же успехом пролиться на любую случайно встреченную незнакомку, могла быть отдана так же легко любой даме в белой маске? Ее пробрала дрожь.

Наконец-то она встретила мужчину себе под стать.

При обстоятельствах, наихудших из всех возможных, заключающихся в том, что она торжественно взяла на себя обязательство уничтожить его, обманом проникла в его дом, чтобы шпионить за ним, и теперь уже слишком поздно начинать все сначала, она встретила мужчину себе под стать!

– Ей-богу, мадам! – Он опустился на корточки у подножия статуи и смотрел в небо. – Выходите за меня замуж, а?

– Женитесь-ка лучше на Афродите, – ответила Сильвия, которую душили слезы. – Чугун не холоднее, чем мое сердце.

Едва различая дорожку под ногами, она брела вперед, прочь из лабиринта, а он остался там со своими поцелуями и ласками, которые так неразборчиво дарил, оставшись со своей невостребованной искусностью не у дел.

Тупик за тупиком заставлял ее возвращаться, но наконец она выбралась на дорожку, ведущую к террасам. На площадке перед ледяным замком гости двигались и кружились под новую музыку.

Сбросив маски и домино, гости танцевали.

Сильвия тоже сняла маску и домино, чтобы не выделяться в толпе. И, снова став молодым человеком, безжалостным и непобедимым орудием герцога, она тут же столкнулась нос к носу с леди Грэнхем, дамой, которой Роберт Синклер Давенби некогда отдал свое сердце.

Глава 5

Мег прогуливалась в обществе какого-то джентльмена, темноволосого, довольно интересной наружности и ужасно юного. Джентльмен одарил Сильвию сердитым взглядом, затем поцеловал Мег пальцы и исчез. Мег улыбнулась ей поверх своего веера с искренней, хотя и не лишенной оттенка сожаления, радостью.

– Итак, мы встретились снова, мистер Уайт, – отозвалась Мег, – и на сей раз при несколько более счастливых обстоятельствах.

Сильвия отвесила ей поклон.

– К вашим услугам, мадам.

– Вы меня прощаете?

– Мне нечего прощать вам, мадам, – галантно ответила Сильвия. – Вина целиком и полностью на мне.

Мег продела руку в подставленный локоть Сильвии..

– Нет, виновата я, потому-то я и отослала лорда Хартшема. Я хотела переговорить с вами наедине. Давайте пройдемся, сэр. Расскажите же, как вам понравился новый хозяин?

Сильвия едва не споткнулась. Ее собственные губы все еще горели от его поцелуев. Он, по всей вероятности, провел ночь в гостеприимной постели леди Шарлотты. Но Мег Грэнхем все еще неравнодушна к нему!

– Право, не знаю, что и сказать, мадам. Веер Мег затрепетал и закрылся.

– Вы думаете, он все еще любит меня?

– Я всего лишь его секретарь, леди Грэнхем.

– Не любит. – Юбки Мег шуршали при каждом шаге. – Ему нравится думать, что любит, но я никогда не была любовью всей его жизни.

– Мадам, мне трудно поверить.

– Вы сомневаетесь в моих словах, потому что вы мужчина. Женщина все поняла бы гораздо лучше, сэр. В жизни бывает только одна великая любовь. Может, он и смог бы стать моей любовью. Но я – никогда.

Сильвия изо всех сил пыталась скрыть, в какой ужас ее приводит разговор с Мег.

– Мадам, я совершенно уверен, что он по-прежнему желает вас.

Веер открылся вновь, упав водопадом шелка и кружев.

– О да. Но ничто не вызывает большей жалости, чем женщина, сохнущая по мужчине, который не отвечает ей столь же глубоким чувством. Умоляю вас, сэр, не растрачивайте вашу юность понапрасну.

Мег выпустила руку Сильвии и грациозно опустилась на скамью.

– Я на десять лет старше, чем он, мистер Уайт. У меня пятнадцатилетняя дочь и девятилетний сын. Софи сейчас с моей сестрой в Брюсселе. Огастес со своим гувернером уехал на месяц в Оксфорд. Я не могу предложить мистеру Давенби никакого будущего.

– Но вы прекрасны, – провозгласила Сильвия. – Вы красавица.

– Когда я смотрюсь в зеркало, я почти вижу лицо той старой дамы, в которую когда-то превращусь. Если бы я действительно могла стать его великой любовью, разница в возрасте не имела бы значения. Мужчину же, который мог бы отдать мне свое сердце целиком, я упустила много лет назад. Если любовь действительно предмет моих желаний, то я слишком долго тянула. – Она вздохнула. – Кроме того, любовь требует безоговорочной капитуляции. А я никогда не могла пойти на такой риск.

– Так что вы сохранили власть за собой? Мег засмеялась.

– Власть над Давом? Вы шутите, сэр? Ни одна женщина никогда не сможет держать его в своей власти. Я просто удалилась с достоинством, прежде чем он сам отпустил бы меня.

– Так боритесь за него, – дала совет Сильвия. – Боже мой, мадам. Если вы хотите его, то боритесь за него.

– Вы говорите так, потому что вы молоды, сэр. Молодые люди полагают, что страсть – то, ради чего стоит умереть, и что она навсегда. Они ошибаются. Только любовь – навсегда. Вы когда-нибудь любили, мистер Уайт?

– Нет, миледи. Никогда.

– Тогда вы не понимаете, о чем я говорю. У нас, дам, не так-то много времени. В распоряжении мужчины вся его жизнь. Как несправедливо, правда?..

Последние слова ее заглушили громкие рукоплескания и выкрики. Музыка прекратилась. Все разговоры смолкли. Воцарившуюся тишину нарушили громкое фырканье и безумный трезвон бубенцов. Мег встала и оперлась о парапет рядом с Сильвией.

– А! – воскликнула она. – Сани!

Оставляя черные следы на снегу, целая кавалькада выехала из-за террасы. Шесть пар русских саней, запряженных тройкой. Огромные дуги увешаны множеством отчаянно звенящих бубенцов. Возле каждой упряжки ехали верхами по два конюха, державшие под уздцы лошадей, которые шарахались и рвались. Пар шел от лошадиных ноздрей и блестящих спин.

– Боже! – Сильвия. – Такие лошади вообще-то приучены ходить в упряжке?

– Полагаю, что да, мистер Уайт, – прошептал Дав ей в ухо. Она развернулась и уставилась на него. Без маски и домино, аккуратный и ничуть не помятый, в своем серебряном парике и шелковом камзоле, он улыбался ей улыбкой волокиты. – Но, может, приучили их не далее как вчера? И, увы, отнюдь не к тройке.

Прихватив легонько за локоть своего секретаря, Дав увлек ее в сторону, подальше от давки. Ее глаза синели, яркие, как васильки под летним небом, но в складке губ появилось что-то едва ли не насмешливое, что-то колючее и неприступное. Поверить трудно, что он только что целовал ее пухлый рот! Более того – она отвечала на его поцелуй с жаром, ласкала его бесстыдно, открыто, дрожа от желания.

Он едва сумел тогда совладать с собой. Ладонь его руки, которой он цеплялся за холодную статую, осталась вся в царапинах и ссадинах, так трудно ему удавалось подавить желание коснуться ее. И, однако, она покинула его, разгоряченного, изнывающего от желания, ради того, чтобы сохранить свою тайну, а Афродита смеялась, и луна бесстрастно взирала на него с небес.

Выпустив ее руку, он облокотился о парапет. Она встала рядом с ним, в точно такой же позе, как и он, скрестив ноги в туфлях с пряжками.

Чего-чего, а мужества ей не занимать.

Желание до сих пор настоятельно, дикарски томило его. Ему хотелось сорвать с нее парик и мужское платье и уволочь в какой-нибудь альков в ледяном замке, устланный теплыми мехами.

Но не сейчас еще! Не прежде, чем он узнает, почему она пошла на такой ужасный риск в лабиринте. Не прежде, чем он узнает, кто она на самом деле такая.

Толпа принялась кричать:

– Гонки! Гонки!

Группа мужчин приблизилась к Мег. Лакей протрубил сигнал. Все лица обратились к ним. Смеясь и болтая, гости собрались кружком вокруг хозяйки. Русский посол сунул ей в руки медную вазу. Мег запустила в вазу руку и вытянула клочок бумаги, за ним другой.

– Что они делают? – спросила «Джордж».

Дав засмеялся. У него голова шла кругом от одолевавших его чувственных мыслей. Вдали, в полях, всадник с факелом один за другим стал зажигать похожие издали на свечки огни.

– Будут гонки, заезд саней, – объяснил Дав. – Участники должны преодолеть несколько миль по полям. Маршрут отмечен зажженными кострами. Леди Грэнхем вынимает записочки с именами джентльменов, которые имели глупость заявить о своем участии в заезде.

– При такой яркой луне все гости прямо отсюда смогут насладиться зрелищем увечий, которые получат участники. А помимо сломанной шеи предполагаются еще какие-нибудь призы?

– Победитель может забрать себе свою упряжку.

– Какая жалость, что лошадям предлагаемая затея явно не по вкусу!

– Лошади не любят снега. И крика. И костров.

– И фейерверков, – заметила, она.

Обезумевшие от грохота и шипения, запряженные в сани лошади забились. Один из конюхов вылетел из седла, когда его упряжка запуталась в постромках. Избавившаяся от всадника лошадь умчалась прочь. Не прошлой секунды, как злосчастная упряжка превратилась в водоворот бьющих копыт, расщепленного дерева и раздавленных бубенцов. Второй конюх перерезал постромки, чтобы освободить лошадей, и увел их с поля.

– Только пять имен, мадам, – крикнул Дав, обращаясь к Мег. – Не шесть.

Мег засмеялась.

– Пять так пять, сэр.

В оставшихся упряжках лошади исходили паром и шарахались так, словно ждали Апокалипсиса. Сильвия нарочно не смотрела на него, на его сияющий белизной парик и твердый подбородок. Ее обуревали ужасные подозрения, что затевается какая-то шутка, непосредственно касающаяся ее.

Она помнила поцелуй этого человека, потрясший ее до глубины души. Каждый нерв ее звенел как струна, будто никогда раньше никто не целовал ее. Вся кровь ее тосковала по нему, словно она и не знала мужского тела. Ившир был прав, когда настоял, чтобы она переоделась юношей. С ним она не осмелилась бы тягаться в ином обличье.

Мег хлопнула в ладоши и принялась читать имена, написанные на клочках бумаги, которые она вытягивала из вазы. После очередного имени публика разражалась аплодисментами.

– Мистер Джордж Финбэнк Луишем. – Громкие крики приветствовали джентльмена, который, едва держась на ногах, опустошил еще один стакан вина и принялся кричать вместе со всеми. – Лорд Хартшем...

Разразилась настоящая буря ликования. Новый любовник Мег засмеялся и отвесил публике поклон.

– Очень безрассудный молодой человек, – сухо заметил Дав.

– Лорд Боун. – Сверкнуло зеленое шитье – барон приветствовал публику поднятым стаканом. – Мистер Чарлз Мейхью.

Мейхью только моргал и ухмылялся.

– Полку безрассудных молодых людей прибыло, – заметила Сильвия.

Дав наклонился к ней:

– А себя вы к ним не относите, мистер Уайт?

– Я секретарь, сэр, а не балованный повеса в поисках острых ощущений.

– Тем хуже для тебя, – заметил Дав.

Мег взяла последний клочок бумаги, и лицо ее так и озарилось весельем, когда она повернулась лицом к Даву.

– И мистер Роберт Синклер Давенби.

– Боже, сэр! – выдохнула Сильвия, в то время как приветственные крики гремели по всей террасе. – И вы тоже вызвались?

– Я хочу получить серых меринов.

– Так вы пили для храбрости?

Он повернулся и посмотрел на нее своими темно-карими глазами.

– А для чего еще, по-твоему, мужчине пить?

– Неужели вы так низко цените свою шею? Лошади совершенно неуправляемые.

– Вы так печетесь о моем благополучии, мистер Уайт?

– Вовсе нет, – она с мальчишеской бравадой. – Но если вы убьетесь, я потеряю работу. Я пекусь о своем месте.

– Как неудачно, – посочувствовал Дав, – ибо ты сохранишь свое место только в случае, если будешь сопровождать меня.

Сердце у нее так и упало. И тут же она едва не рассмеялась, сообразив, в какую западню попала. Она не боялась лошадей и умела править упряжкой. Такой вызов безумству ни один настоящий молодой человек никогда в жизни не пропустил бы, но любая женщина сочла бы такую затею или смехотворной, или ужасающей. f

– Или вы едете со мной, сэр, или считайте себя безработным. – И он посмотрел в залитое лунным светом небо. – Я буду вынужден принять меры, чтобы за долги тебя заключили в тюрьму.

– Ах, ублюдок! – вырвалось у Сильвии. – Я же не могу заплатить долг!

Его лицо в раме сияющего белизной парика повернулось к ней, и он надменно посмотрел на нее сверху вниз:

– Я найденыш. Неизвестно, являюсь ли я также ублюдком или нет. Но как бы то ни было, мистер Уайт, прошу вас впредь не забываться.

Краска смущения жаркой волной залила ее щеки. Не сходит ли она с ума? Такие выходки совершенно не в ее характере. Однако она была в ярости от того, что ее принуждали ввязаться в подобную глупость. И, возможно, к ярости примешивался довольно сильный страх.

– Примите мои извинения, мистер Давенби, – чопорно наклонила она голову. – Обещаю, что подобное не повторится.