Мег сама открыла дверь своей гостиной. Она еще не сняла длинный плащ, а в руках держала муфту. Должно быть, карета только-только привезла ее из города, потому что на лице ее все еще оставались следы слез.

– Вот и весна, – произнесла она. – Говорят, в лесу уже видели подснежники. Так как ты все равно уже совершенно промок, мой дорогой Дав, и перемазался не хуже охотничьей собаки, то, может, ты хочешь пойти посмотреть на подснежники?

– Ты пыталась сбежать за границу? – спросил герцог. – Даже не повидавшись прежде со мной? Боже мой, Сильвия! Неужели ты подумала, что кто-нибудь из нас троих желал тебе зла, а тем более смерти на виселице за государственную измену?

В камине весело пылал огонь, и ее замерзшие лицо и руки постепенно отогревались. Лакей препроводил ее к герцогу без всяких вопросов. Она предстала перед ним как важная дама – в шелках и атласе, с перьями на шляпе и с меховой муфтой.

Ившир принял ее в той самой голубой гостиной с маленькой башенкой-балконом, где она сегодня утром упала в обморок.

– Ты пришла выбранить меня за Берту? Я заслужил упреки. Я использовал твою горничную, не поставив тебя в известность.

– У нее свои проблемы. Возможно, она использовала вас как второстепенное лицо своей собственной драмы. Уже не важно. Она сбежала. Но как же странно я себя чувствую, сидя здесь в надетой на меня позаимствованной сбруе и делая вид, что я настоящая дама!

Герцог откинулся в кресле и свел ладони перед собой домиком. Кожа его приобрела сероватый оттенок, как старая бумага, и отчетливо выделялся красный след пореза на щеке.

– Но ты и есть настоящая дама! Теперь, когда с миссией, которую ты выполняла для меня, покончено, Джордж Уайт может исчезнуть навсегда. Собственно говоря, мы приняли идеальное решение.

Она протянула руки к огню. Собственные пальцы показались ей какими-то другими. Чужими. Совсем женские руки. Она не могла уже ни закинуть ноги на край каминной решетки, ни развалиться в кресле, ни заложить руки за голову. Она теперь дама.

– Не уверена, что мне будет так уж приятно расстаться с Джорджем Уайтом.

– У всех у нас сегодня выдалось утро не из легких, – продолжал герцог. – Мне тоже не так-то легко признать, что я оказался глубоко не прав, мстя мистеру Давенби за смерть Эдварда.

Сильвия попыталась улыбнуться.

– Дав тоже виноват.

– У него существовали свои причины. – Ившир сжал рукой подбородок. – Я не знал очень многого о своем брате. И не хотел знать. Очень уж легко было свалить все на Давенби. Я возненавидел его, потому что не хотел смотреть правде в глаза. Чем больше, слухов доходило до меня, чем больше доказательств попадало мне в руки, тем сильнее становилась моя ненависть к человеку, который оказался невиновен, потому что иначе пришлось бы признать, что мой брат – воплощенное зло и мой отец несправедливо защищал его.

– Он же ваш брат. Что бы ни натворил лорд Эдвард, вы имели полное право и дальше его любить.

– Если бы я знал, что он совершил, я уничтожил бы его собственными руками. – Губы герцога скривила горькая усмешка. – Я сегодня утром приложил все силы к тому, чтобы зарезать Роберта Давенби.

– Я тоже пыталась, – Сильвия. – Он так умеет выводить из себя, что удивительно, отчего никто больше не пытается.

Герцог вскинул голову.

– Ты пыталась зарезать Давенби? Пальцы ее мяли голубой шелк.

– Да. На губах герцога появилась тень улыбки.

– И что случилось?

– Он мгновенно обезоружил меня. Он неуязвим.

– Ты что же, хотела, чтобы он позволил проткнуть себя шпагой?

– Нет! Я сдержала бы удар в последний момент. Ившир пристально смотрел на нее.

– Ты до сих пор влюблена в него?

– По-вашему, это любовь? Он подавляет меня, уничтожает. Я стала настоящей рабыней своих чувственных желаний. Если я допущу, чтобы он прикоснулся ко мне хотя бы еще один раз, то я навсегда останусь его очарованной пленницей. – Она пыталась найти в себе довольно мужества, чтобы признаться, объяснить своему единственному другу, что в душе она трусиха. – У меня такое чувство, что я погублю себя из-за любви к нему.

– Как именно ты погубишь себя?

– Он именно такой, как вы говорили, как говорил ваш брат, и даже более того. И он так блистателен, что просто опьяняет! Никто не может устоять перед таким обаянием: герцогини, поэты, музыканты, леди Шарлотта Рэмпол, лорд Хартшем, леди Грэнхем. Даже моя горничная Берта, хотя она возненавидела и себя, и его из-за своей влюбленности. Даже Таннер Бринк. Даже вы – теперь, когда позволили себе посмотреть на него беспристрастно. Даже ваш брат.

Глаза герцога горели как угли на бледном лице.

– И ты полагаешь, что затеряешься в толпе обожателей, плененных обаянием мистера Давенби?

Она вздрогнула.

– Надеюсь, дело не только в гордости, но я, право, не знаю. Я знаю только одно: я словно превратилась в камень.

– Почему? Почему ты боишься? В конце концов, ты сама – женщина того же типа.

– Что вы хотите сказать? – встала она.

– А почему, по-твоему, тебе так удавалась твоя работа? – Герцог тоже поднялся на ноги и взял ее за локти. – Боже мой, Сильвия, неужели ты сама не понимаешь своей силы? Даже в роли Джорджа, молодого человека без положения в обществе и состояния, ты произвела ошеломительное впечатление в лондонском свете. Когда я впервые встретил тебя, еще совсем девчонкой, ты уже сияла среди других как бриллиант.

– Если вы и заметили какое-то сияние при нашей первой встрече, то, вне всякого сомнения, лишь отраженный свет, – промолвила она.

Пальцы его сжались крепче.

– Я был старшим сыном герцога, а теперь я сам герцог Ившир. Такое положение само по себе придает некоторый блеск. В то время как ты, будь ты даже последней судомойкой, сумела бы очаровать любого мужчину. Ей-богу, вы с Давенби просто созданы друг для друга!

– Нет, – возразила она. – Вы не понимаете. Он сильнее меня. Я не в силах совладать со славой, которая его окружает. Не знаю, является ли чувство, которое я испытываю, любовью или влюбленностью, но, если я попытаюсь жить с ним, у нас ничего не получится и брак...

– Он просил тебя выйти за него?

– Я постаралась предотвратить разговор о браке. Я не могла иначе. Почему, вы думаете, я набросилась на него со шпагой?

Ившир выпустил ее и отошел к окну. Силуэт его отчетливо вырисовывался на фоне яркого солнца.

– Тогда ты можешь занять место рядом со мной, если захочешь.

– Какое место?

– Должен ли я еще раз перечислить свои привлекательные качества? Я герцог. Я несметно богат. У меня шесть обширных загородных имений, дворец в Лондоне, целая сеть предприятий и немало удачных капиталовложений. Обещаю стать покладистым мужем...

Сильвия так и села. Сердце ее отчаянно колотилось.

– Вы предлагаете брак? Мне?

– Почему бы и нет? И мне следовало жениться на тебе давным-давно. Сильвия Джорджиана, герцогиня Ившир – неплохо звучит! – Герцог протянул ей руку ладонью вверх. – Я предлагаю вам свою руку, мадам. Ни одна женщина в своем уме не откажется от подобного предложения. Ну скажи же «да», Сильвия, и герцогство твое.

– С чего бы мне вдруг захотелось пойти смотреть подснежники? – спросил Дав.

– Чтобы вспомнить, что существует невинность, – ответила Мег, – и вещи, которые очень просты.

Он стянул перчатки и бросил в сторону.

– Что, черт возьми, может быть простого в каше, которую мы заварили?

– Ты не веришь, что она любит тебя? Дав запустил обе руки в волосы.

– Я знаю, что она любит меня. И, возможно, также сильно, как и я ее. Но она думает, что для нас любовь невозможна.

– Где она сейчас?

– Она вернулась к Ивширу.

– Но, может, его милость герцог – человек, чуждый страстей? – произнесла Мег.

Дав посмотрел ей в глаза.

– О нет! Он человек очень сильных страстей. И он мне нравится. И даже если он считал меня конченым негодяем, в Сильвию он всегда верил безоговорочно.

– А ты не веришь?

– Я ее люблю. Люблю. Но она – одинокая тигрица и лишает меня надежды. Она права. Недоверие, которое мы между собой посеяли, совершенно невыносимо.

Шурша шелковыми юбками, Мег присела.

– Ах, мой милый! Какие же мы все глупцы!

«Я предлагаю вам свою руку, мадам. Ни одна женщина в своем уме не откажется от подобного предложения. Ну скажи же «да», Сильвия, и герцогство твое».

Комната завертелась вокруг нее. В два прыжка герцог подскочил к ней.

– Дыши глубже! – приказал он. – Наклони голову.

Сильвия опустила голову к коленям. Ившир быстро прошел к буфету, налил бренди и вложил стакан ей в руку. Бренди обожгло горло, и она едва не задохнулась.

– Я никак не ожидал, что предложение руки и сердца может стать причиной обморока, – заметил герцог сухо. – Тем более для тебя!

Сильвия поставила стакан.

– Мой дорогой друг, большая честь для меня услышать такие слова, но не всерьез же вы делали свое предложение?

Он принялся шагать по комнате.

– Мы не влюблены друг в друга, но мы старые друзья. Ты знаешь, что я никогда не стану принуждать тебя спать со мной, хотя в свое время мы находились в довольно нежных любовных отношениях, чем не могут похвастаться большинство супружеских пар. – Он остановился. – Ты станешь моей женой и герцогиней, и будущее твое будет надежно обеспечено.

Руки ее сжали голубую ткань.

– Но что я могу предложить вам, когда без памяти влюблена в другого? Зачем вам жениться на мне?

– Так ты отказываешь мне? Я знаю, что твою благосклонность нельзя купить просто деньгами. Но ты и в самом деле хочешь настоящей любви?

– Хочу ли я любви? – Сильвия подняла на него глаза. – А разве не того же и вы хотите, ваша милость?

Морщины пролегли в углах егй рта, он улыбнулся с иронией.

– Как и все мы, я хочу того, чего не могу получить. Неужели ты до сих пор не поняла, что Давенби всякий раз забирал то, что составляло предмет моих желаний?

Она всмотрелась в темные глаза, и ее вдруг осенило.

– О Боже! Как я прежде не догадалась! Вы влюблены в леди Грэнхем?

– Когда-то я надеялся сделать ее своей женой, но мы поссорились. И Боже мой! Теперь я припоминаю, что ту ссору спровоцировал Эдвард! И она вышла за лорда Грэнхема. Позже, когда она овдовела, мне показалось, что судьба дарит мне второй шанс. Однако Мег предпочла мне своего безнравственного любовника. Подвергая Давенби несправедливым преследованиям, я только углубил пропасть между нами.

– Но как еще вы могли поступить? Дав разорил вашего брата, привел его к гибели.

Герцог опустился в кресло.

– Я уже говорил тебе о слухах, о гнусностях. Слухи оказались верными. Гнусности – более чем реальными. Существовало тайное общество, члены которого предавались самым извращенным наслаждениям, используя для своих целей женщин, детей и юношей, употребляя наркотики. – Герцога передернуло. – Подбирали деревенских девушек, приехавших в Лондон в поисках работы, прямо у почтовых карет, а потом бросали на улице. Если девушка умирала, то ее и хватиться оказывалось некому, – а они иногда умирали.

Сильвия нервно сглотнула.

– Я предполагала нечто подобное.

– Мой брат говорил, что во главе тайного общества стоял Давенби. – Царапина на его щеке вдруг показалась очень яркой на побелевшей коже. – Мег никогда прямо не опровергала подобные слухи. Но преступником был лорд Эдвард Вейн собственной персоной!

Онемев от жалости к герцогу, Сильвия закрыла лицо ладонями. Наконец она смогла выговорить:

– И леди Грэнхем все знала? Герцог кивнул.

– Но почему она, черт возьми, ничего не сказала мне? Почему они не предали преступления Эдварда огласке тогда же? Зачем Давенби затеял вместо этого свой крестовый поход, такой ужасный и бесчестный?

– Наверное, он дал леди Грэнхем клятву, вот и все.

– Значит, есть что-то еще. – Ившир встал и подошел к окну. – Тайна настолько ужасная, что связала его и Мег навсегда. У Давенби теперь ни гроша. Книгопечатня его разорена. Все прочие его средства связаны, они в трастовом фонде Сент-Джонса. Впрочем, если бы дело обстояло только в бедности, то ты стала бы жить с ним и на улице, и она тоже.

– Нет, – покачала головой Сильвия. – Она не станет. Плечи его застыли.

– Я принужден простить Давенби смерть моего брата, но неужели ты не понимаешь, что у меня словно нож поворачивается в сердце при одной мысли, что он сейчас с Мег? У меня есть шпионы и помимо тебя, Сильвия. Когда она уехала отсюда сегодня утром, то направилась прямо в Грэнхем-Холл. Давенби отправился туда вслед за ней. Гнал лошадь галопом, как сущий черт.

– Потому что он обязан ей всем, – покачала плечами Сильвия.

Герцог стремительно обернулся к ней.

– Предупреждаю тебя, Сильвия, если подтвердится то, чего я опасаюсь, то я вполне могу и проткнуть его!

– Тогда вы лишите его жизни только за то, что я отвергла его.

Он подошел к ней.