Охваченная горем, скорбью и страхом, она отперла двери и позвала своего преданного евнуха Асируддина.

— Можно ли воскресить человека, умершего от змеиного яда? — спросила она, когда тот пришел.

— Как можно воскресить умершего? — удивился Асируддин.

— Ты никогда не слышал о подобных случаях?

— Мне говорили, что Хатем Мал занимается такими делами, но сам я не видел.

Зеб-ун-ниса судорожно вздохнула.

— Ты знаешь Хатема Мала? — спросила она.

— Знаю.

— Где он живет?

— В Дели.

— Ты знаешь, где его дом?

— Знаю.

— Можешь тотчас же отправиться к нему?

— Как вы прикажете.

— Тебе известно, что сегодня Мубарак-али, — голос Зеб-ун-нисы дрогнул, — умер от укуса змеи?

— Да.

— Знаешь, где его похоронили?

— Не видел, но знаю, на каком кладбище его должны похоронить. Могила свежая, я сумею ее разыскать.

— Я дам тебе две сотни золотых. Сто золотых ты отдашь Хатему Малу и сто возьмешь себе. Если вам удастся воскресить Мубарака, принесите его ко мне. А теперь ступай.

Взяв монеты, евнух Асируддин удалился.

Растопка. Дария

Маниклал снова пришел во дворец продавать свои товары и снова получил весть от Нирмал. Запертая на ключ каменная шкатулка возвратилась к ней, и, отперев ее, Нирмал увидела в ней почтового голубя. Нирмал спрятала голубя у себя. Как и в прошлый раз, она положила в шкатулку записку.

«Все в порядке, — писала она. — Уезжай, я уже говорила, что приеду вместе с падишахом».

Маниклал закрыл свою лавку и отправился в Удайпур. Приближался рассвет. Не желая вызывать подозрений, Маниклал выехал не через Аджмирские ворота, а с противоположной стороны. У края дороги было небольшое кладбище. Возле одной из могил стояли двое неизвестных. При виде Маниклала и его спутников они бросились бежать. Маниклал слез с лошади и подошел поближе. Рядом с раскопанной могилой лежал труп. При свете утренней зари Маниклал внимательно осмотрел его. Затем, приняв какое-то решение, он взвалил труп на свою лошадь, набросил на него покрывало, а сам зашагал рядом.

Скоро Маниклал вышел за городскую черту. Когда рассвело, он снял труп с лошади и положил его в тени среди зарослей, затем достал из своей сумки пилюлю и приготовил раствор. Надрезав кожу мертвеца в разных местах, он стал втирать раствор в ранки, затем он смочил этой жидкостью язык и глаза умершего. Через некоторое время Маниклал повторил эту операцию. На третий раз мертвец вздохнул, а после четвертого раза открыл глаза. К нему вернулось сознание. После пятого раза он приподнялся и заговорил.

Маниклал приказал принести молока и напоил Мубарака. Когда Мубарак маленькими глотками выпил молоко, у него прибавилось сил и ему припомнилось все, что с ним произошло.

— Кто меня спас? — спросил он Маниклала. — Вы?

— Да, — ответил Маниклал.

— Зачем вы это сделали? Я узнал вас. Я сражался с вами в рупнагарских горах. Вы разгромили мой отряд.

— Я тоже узнал вас, — ответил Маниклал. — Ведь это вы победили махарану. Что произошло с вами потом?

— Сейчас не стоит говорить об этом. Я расскажу в другой раз. Куда вы направляетесь? В Удайпур?

— Да.

— Возьмете меня с собой? В Дели вернуться я не смогу, это вы, конечно, понимаете. Ведь я был казнен.

— Я готов взять вас с собой, но вы очень слабы.

— К вечеру я наберусь сил. Сможете подождать до вечера?

— Смогу.

Маниклал дал Мубараку еще молока. В деревне он купил пони и, посадив его в седло, отправился в Удайпур.

Всю дорогу они ехали бок о бок, и Мубарак рассказал Маниклалу обо всем, что произошло у него с Зеб-ун-нисой. Маниклалу стало ясно, что Мубарак пал жертвой ее гнева.

Тем временем Асируддин вернулся во дворец и сообщил Зеб-ун-нисе, что труп воскресить не удалось. Зеб-ун-ниса прижала к глазам надушенный платок и, рухнув на каменный пол, в отчаянии стала биться о него головой, как обыкновенная деревенская женщина.

Трудно переносить горе, которым ни с кем не можешь поделиться. Такое горе выпало на долю дочери падишаха. «Если бы я могла стать крестьянкой!» — думала она.

Вдруг у входа в ее покои поднялся шум. Кто-то настойчиво пытался проникнуть внутрь, несмотря на сопротивление стражи. Зеб-ун-нисе показалось, что она слышит голос Дарии. Стражница не смогла удержать Дарию. Оттолкнув ее, Дария ворвалась в комнату. В руке у нее был меч. Она замахнулась мечом на Зеб-ун-нису и вдруг, отбросив его в сторону, принялась перед ней танцевать.

— Ты плачешь! Как я рада! — закричала она и громко расхохоталась.

Зеб-ун-ниса приказала стражнице схватить Дарию, но та не сумела ее удержать. Дария бросилась бежать. Преследуя ее по пятам, стражница ухватила ее за край одежды, но Дария выскользнула из одежды и нагая побежала дальше. Она сошла с ума, узнав о смерти Мубарака.

Ромео и Джульетта

Постельные уроки великолепного Шинтры пошли впрок. Это могло показаться странным, но после этих занятий я стала совершенно другим человеком. Так интересно знать, что ты одним лишь (конечно же, специальным) взглядом можешь свести с ума любого мужчину! Одним лишь звуком голоса!

Такой талант, внезапно во мне проснувшийся, был достаточно тяжелой ношей. Я даже и не знала, зачем Аллах, да будет благословенно имя его, дал мне его? Чтобы посмеяться надо мною, недостойной? Или зачем-то еще?

Но благодаря во многом Далям я добивалась своего без боя, грязи и интриг. Мой любимый мужчина, будущий император, таял в моих руках, будто сладкий мед. Его выросшая любовь ко мне, конечно же, проявлялась и внешне. Он просто забросал меня подарками, благовониями, изысканными блюдами. Теперь больше всего танцовщиц, музыкантов и факиров было именно в моих покоях. Многие так и жили, прямо там, в нескольких маленьких комнатках. По ночам, когда они думали, что я сплю, они дрались между собой, сражались за мою благосклонность.

Довольна ли была я, отныне любимая жена, таким поворотом событий? Конечно же, нет. Я знала, что еще не достигла вершины своего могущества, что это лишь первый ветерок успеха опьянил меня, непривычную, своим дуновением. А дальнейший сложный путь еще предстоит!

И еще — мне казалось, что я не желаю зла двум остальным женам. Но, конечно же, это было не так! Жить с ними в мире было, увы, невозможно. Я чувствовала себя закованным в броню рыцарем, атакуемым скорпионами. Вроде и удары не страшные, но все равно опасаешься ядовитых тварей.

Наверное, я была все-таки гораздо слабее, чем казалась, потому что мне было страшно. Я чувствовала, что перехожу по тростиночке бездну. Я была готова пойти на что угодно, лишь бы избавиться от этого страха.

Верная Далям хорошо понимала мои чувства.

— Ты боишься, повелительница! — как-то заявила она, проницательно глядя мне в глаза. — Не спорь, я это вижу!

— Боюсь! — через силу призналась я. — Когда-нибудь Ватия и Шанкпури объединятся и нанесут мне удар.

— Они уже объединились, — усмехнулась прислужница.

— Откуда ты знаешь? — При этих словах я даже вскочила с места.

— Из гарема. Из шепотов и странных встреч в его коридорах. Из полных подозрения взглядов и обрывков чужих секретов, которые оказались настолько жгучими, что, как горячий суп в жару, расплескались, ошпарив многих. Две старшие жены, госпожа, уже объединились и хотят нанести удар.

— Они прознали о моих прогулках к Шинтре! — прошептала я, помертвев от ужаса.

— Вполне возможно, — кивнула мудрая служанка. — И, если это так, то они следят за тобой, за каждым шагом.

Было очень жарко, но я ощущала озноб.

— Но что же делать? — воскликнула я.

— Если они следят за тобой, — озорно подмигнула мне Далям, — то они сами отдают себя в наши руки. Мой тебе совет, повелительница, не бойся ничего! Мы с тобой сделаем так, что они попадутся в ту же западню, которую готовят нам.

…Тем вечером Далям переоделась в мои одежды. Она очень удачно подражала мне. Со стороны, да еще и когда ее лицо было скрыто вуалью, нельзя было даже заподозрить, что Далям на самом деле — не я. Она выехала из дворца на паланкине, в окружении многочисленной свиты. Я же, с трепещущим сердцем, осталась у себя.

Это был один из тех, немногих вечеров, которые мой повелитель проводил не со мной. Коварная Ватия пошла на немыслимое ухищрение, но сумела вывезти из далекой Англии труппу артистов, которые сейчас давали в ее покоях представление «Ромео и Джульетта». Ах, как я, с детства страсть как любящая сказочные истории про любовь, хотела бы посмотреть на это чудо! Но сегодня мне предстояли дела несколько иного рода.

Я в наряде служанки спряталась за портьерой у выхода из дворца. И видела, как сразу следом за Далям выходит, пряча лицо под вуалью, переодетая швеей надменная Шанкпури в окружении нескольких наперсниц. Мое сердце радостно екнуло.

…Далям не торопилась. Она велела слугам двигаться по рынку нарочито медленно, чтобы преследовательница Шанкпури не потеряла ее из вида. Достигнув шатра Шинтры, Далям вышла из паланкина и решительно прошла внутрь.

Увидев это, Шанкпури прошептала одной из наперсниц:

— Беги!

И та помчалась во дворец.

Коварная старшая жена не знала одного. Что Далям вовсе не стала задерживаться в шатре изумленного Шинтры, а, бросив ему золотую монету, пробежала к другому выходу из палатки усластителя. На прощание она сказала ему:

— Ты подаришь наслаждение той женщине, которая войдет сюда следом за мной!

…Я все так же ждала за пологом. Вскоре во дворец вбежала взбудораженная служанка второй жены, метнулась к покоям Ватии, где проходило представление. Я, незамеченная, последовала за ней.

…Мой принц нежился в ненавистных объятиях Ватии, с интересом наблюдая за представлением. В тот момент, когда ворвалась служанка, действие достигло своего трагического финала — влюбленная девушка принимала яд. Все в точности так, как у нас в Индии.

— Измена, господин! — закричала прислужница, прерывая ход представления.

— Что такое?! — недоуменно воскликнул мой господин, конечно же, недовольный тем, что его оторвали от забавы.

— Одна из твоих жен сейчас предается бесстыдным утехам в объятиях базарного обольстителя! — воскликнула служанка.

Тут поднялся переполох. Вскочили с ног приближенные, сам же Кхуррам до крови закусил губу. Озирались англичане-актеры. Умершая было Джульетта прямо на сцене восстала из мертвых.

— Не сносить тебе головы, если ты солгала! — сказал ей принц.

Ему, по его приказу, поднесли саблю. Ватия, предвкушая мой позор, вызвалась ехать вместе с любимым мужем.

…Шанкпури в обществе своих наперсниц стояла у шатра, напряженно прислушиваясь. Но тут произошло нечто неожиданное. К шатру стали приближаться разбойники. Их клинки страшно блестели в лунном свете.

— Где-то здесь должна быть богатая госпожа! — сказал предводитель разбойников.

— А вот и ее паланкин! — воскликнул разбойник помладше.

При этих словах слуги с паланкином, как и было им велено ранее, бросились наутек, под смех и улюлюканье разбойников.

Надо ли говорить, что и эти грабители работали на самом деле на меня. Далям щедро им заплатила, и сейчас они разыгрывали свой спектакль, призванный очень сильно напугать коварную Шанкпури.

— А что это за милая госпожа здесь стоит? — воскликнул самый вертлявый из разбойников.

— Давай-ка ее пощупаем! — расхохотался другой.

Они стали зловеще надвигаться на принцессу.

И вот тогда-то коварная Шанкпури допустила самую главную ошибку в своей жизни — она решила скрыться в шатре. И тут же попала в объятия усладителя.

— Иди же сюда, милая моя! — вкрадчиво зашептал тот.

О! Божественный Шинтра умел очень быстро пробудить к жизни огонь сладострастия! Добавьте сюда еще и смертельный страх, который снедал нашу принцессу! Если бы она так не боялась, то не потеряла бы голову.

А потом в шатер ворвался разъяренный принц и узнал в изменнице свою вторую жену.

— О, позор мне! — воскликнул он.

А затем выхватил клинок и отрубил обольстителю голову.

(Прости меня, божественный Шинтра!)

И я жалею об одном — о том, что не видела в тот момент лиц обеих принцевых женушек и не насладилась местью сполна!

…Через несколько дней обесчещенная Шанкпури была с позором отправлена в родительский дом. Из Дели ее вывезли верхом на нечистой свинье. Бедняжка сидела на ней задом наперед. Весь город улюлюкал ей вслед. Падишах тут же воспользовался этим обстоятельством и отобрал у отца принцессы его небольшое княжество. Свою тоску мой, ставший рогоносцем, муж утолял в моих объятиях.