Он пожал плечами:

— Детская выходка.

— Вы — болван, Бартон, — спокойно заметила Рита. — Вы нальете мне виски или нет?

— О, конечно.

Пол достал наполовину опустошенную бутылку и указал глазами:

— Ничего? Я знаю, что в России не принято угощать из початой бутылки.

— Да ради Бога! — нетерпеливо отозвалась она. — Налейте скорее! Я хочу напиться.

— Зачем? — насторожился Пол.

— Чтобы изнасиловать вас.

Она захохотала, указывая на него пальцем:

— Испугался! Вы — трус, мистер Бартон!

Спорить Пол не стал, потому что сам только четверть часа назад говорил себе это, и еще потому, что Рита уже вела себя как пьяная. Подав ей виски, он налил немного и себе, чтоб быть с ней на равных. Потом вспомнил о предстоящем визите, второпях дал себе слово не напиваться.

Рита выпила по-русски — залпом и протянула бокал:

— Еще!

Пол пожалел, что на его посуде, как на заздравном кубке Говарда, не выгравированы призывы к умеренности.

— Рита, если будете себя плохо вести, я выставлю вас под дождь, — пообещал он, подливая.

Она согласно кивнула и проглотила вторую порцию. Затем с облегчением перевела дыхание, точно всего лишь утолила жажду. Пол сделал глоток и выжидающе посмотрел на нее.

— Когда вы уезжаете, Рита?

— Не терпится выпроводить меня с вашего драгоценного острова? — усмехнулась она и забралась рядом с ним на диван, поджав ноги.

Пол посмотрел на ее крупные, глянцевые колени и расстроенно подумал, что такому негодяю, как он, вообще нельзя впускать женщин в свой дом. В присутствии любой из них все его мысли начинали работать в одном направлении. Он уже готов был сжать ее неестественно загорелое среди зимы колено, как вдруг Рита сказала:

— Пол, возьмите меня замуж.

— Что? — он сразу очнулся. — Что это вам взбрело в голову?

— Вы же хотели русскую жену? Я никогда не причиню вам боли. Я уже перебесилась, понимаете? А Томка еще нет.

— Если в ее душе и есть бесы, то лишь те, которых я сам загнал.

Рита фыркнула:

— Ну, чистый русский интеллигент! Бартон, у вас в роду не было наших эмигрантов? Почему вы склонны винить во всем самого себя? Даже свои киношедевры вы вменяете себе в вину. Зачем?

— Мои фильмы не были шедеврами. Шедевр может быть только от Бога.

— Вот непробиваемый католик! Пол, вы должны снимать кино! Хотите, я помогу вам найти деньги, у меня это неплохо получается. Вы меня слышите? Нельзя зарывать свой талант в землю!

Пол терпеливо возразил:

— Я и не зарываю. Я учу детей. Для этого нужен еще больший талант. Если я воспитаю хотя бы несколько порядочных людей, то, может, искуплю свою вину за те фильмы.

Рита резко сказала:

— Иногда вы производите впечатление полного кретина со своей правильностью!

— Я и есть кретин.

— А хотите я скажу вам кое-что? Это примирит вас с моим появлением… Если б вы продолжали злиться, я не сказала бы. Но вы ведь больше не злитесь?

— Не злюсь, — согласился Пол, хотя и особой радости тоже не испытывал.

Стальные Ритины глаза потеплели:

— А я забрала вашу девочку!

— Девочку?

— Алену. Да вы же помните! Не притворяйтесь.

— Алену?!

— Пол, вы же понимаете, о ком идет речь!

— Конечно, понимаю. Но как вы… Как вам это удалось?!

Она деловито объяснила:

— Сейчас в нашей стране самый расцвет товарно-денежных отношений. Ее папочка продал свою подпись. Некий чиновник продал мне место в очереди на усыновление. Вернее, удочерение. Ну, и так далее.

Не скрывая огорчения, Пол признался:

— А мне и это не удалось.

— Значит, мало дали. Или не с тем человеком связались. Паталогически честным.

— Зачем она вам? — хмуро спросил он, чувствуя, как на свет пробивается нечто похожее на ревность.

С неожиданным восторгом Рита воскликнула:

— Да что вы! Она такая прелесть! Мой муж просто без ума. Оказывается, он давно хотел иметь ребенка, а я и не подозревала… К тому же… Как я еще могла заслужить ваше одобрение? Вы ведь меня похвалите?

— Вы просто молодец… Я не ожидал.

— Думали, что я законченная стерва?

Преодолевая неприязнь, Пол улыбнулся и, как уже было когда-то, погладил ее щеку. И она также порывисто прижала его руку плечом.

— Как же вы собирались за меня замуж, если теперь у вас дочь, и ваш муж к ней привязан?

Судорожно вздохнув, Рита выпустила его ладонь:

— Зачем вы спрашиваете, Пол? Вы же знаете, что ради вас я и родного ребенка бросила бы… Это какое-то помешательство. Идефикс. Я и сама это понимаю.

Не желая обидеть ее, Пол все же заметил:

— А я всегда считал, что русские — очень преданные матери.

— Очень, — подтвердила Рита. — Но я ведь из другой породы. Только что выведенной. Вы сами мне об этом напомнили как-то раз… У меня еще нет устоявшихся инстинктов.

И тут же с раздражением воскликнула, угадав его мысль:

— Да-да! Ваша драгоценная Томочка так бы не поступила! Она безропотно тащила бы свой крест по жизни и тихо умирала от любви к вам. Но я-то не собираюсь умирать! Слышите, мистер Бартон?!

— Когда вы уезжаете? — спросил он уже настойчивее.

— Завтра.

Ее согревшаяся рука прижалась к щеке Пола, еще небритой. Повернув его голову, она горячо задышала в губы, и Пола чуть не стошнило от смешанного запаха сигарет и виски.

— Я не хочу, — твердо сказал он, глядя в требовательно устремленные на него глаза. — Тогда хотел, а теперь — нет.

— Вот, как все просто, да? — она касалась губами его губ, но не могла их оживить. — Хотел и расхотел. А я вот не расхотела. Что же делать?

— Принять прохладный душ.

Он представил ее тело под душем и в панике отстранился: "Черт! Так я не выдержу…" Но все в нем уже было против этой женщины. К тому же Пол отдавал себе отчет, что два раза — это уже система. Отказать в повторении, конечно, жестоко, но допустимо. В третий же раз это будет выглядеть просто глупо. А в четвертый вообще немыслимо. И значит, это будет повторяться снова и снова, как только она окажется в Лондоне. А уж Рита приложит все усилия к тому, чтобы вообще не вылезать с острова.

— Ну что мне еще для вас сделать, Пол? — вдруг закричала она и ударила кулаками по дивану. — Может, сплясать вам "Барыню" на столе? Или через костер прыгнуть? Вы ведь такими представляете русских? Я все для вас сделаю, только скажите!

— Мне ничего не нужно, — ровно произнес Пол, проклиная себя за то, что довел ее до такого состояния.

Он больше не мог обманываться и убеждать себя, что сделал это бессознательно. Нет, ему нравилось, что Рита охотится за ним, ведь он то и дело слегка поощрял ее. И вот теперь все обострилось до того, что было больно смотреть друг на друга.

— Почему, Пол? — она сжалась и выглядела совсем потерянной. — Чем Томка так ослепила тебя? В ней ведь и огня-то настоящего нету… Так, лучинка тлеет.

— Это не лучина. Это лампада.

Рита выпрямилась, и глаза ее холодно вспыхнули:

— Глупо, Пол, глупо! Через пятнадцать лет вы будете стариком, а она — молодой женщиной, обуреваемой страстями. Что вы тогда станете делать?

Бартон спокойно напомнил:

— Я могу и не прожить эти пятнадцать лет…

Отодвинувшись по дивану, Пол решительно встал и, нашарив в ящике ножницы, подошел к приоткрытому окну. Не говоря ни слова, он перерезал нитку, и шарик радостно метнулся к небу. "Еще одна капля крови в угоду небесам", — мрачно подумал Пол и решился оглянуться. Рита не двинулась с места и выжидала, собравшись всем телом, как большая, битая жизнью кошка.

— Если ваша одежда еще не высохла, я сейчас схожу и куплю вам новую, — он заметил, что нервно щелкает ножницами.

— Не надо.

Поднявшись, Рита молча ушла в ванную. Ее энергичная походка победительницы сменилась тяжелой поступью стареющей женщины. Пол в сердцах швырнул ножницы и сжал кулаки. Он не видел никакого выхода. Он ничем не мог ей помочь.

Она опять ушла не попрощавшись, а Пол до последней минуты подыскивал слова, которые могли бы хоть чуточку ее ободрить. Весь остаток дня его не оставляло разочарование в самом себе. Ситуация была самая банальная, а он не сумел достойно выйти из положения. Униженная им женщина сейчас бродила по чужим для нее улицам и задыхалась от одиночества, потому что кроме него, Пола Бартона, в мире не было человека, способного ей помочь.

"И все потому, что в прошлый раз я опять позволил Режиссеру взять над собой верх! Да нет, хватит все сваливать на Режиссера… Кроме меня, никто в этом не виноват", — Пол со злости допил виски, потом спохватился и прислушался к себе — не захмелел ли? Но он был слишком возбужден, чтобы на него подействовала небольшая порция.

Проверив, не дрожат ли руки, Пол побрился, удрученно отметив, что в его щетине совсем не осталось темных волосков. То и дело поглядывая на часы, Пол неторопливо оделся, подошел к зеркалу и вскрикнул, увидев Режиссера. Тот насмешливо скалил крупные зубы:

— Великолепно, Бартон! В святые метишь? Все равно ведь не попадешь… Какого ж черта тогда отказывать себе в удовольствии?

— Уйди по-хорошему, — попросил Пол. — Просто исчезни.

— Может, мне вернуться в Россию? — как бы раздумывая, медленно проговорил Режиссер, кося из-под темных очков хитрым глазом.

— Что?! — вскинулся Пол. — Только попробуй!

Тот восторженно хлопнул в ладоши:

— Великолепно! Я снял бы тебя сейчас. Праведный гнев. Ты фотогеничен, Бартон. Раз уж из тебя не вышло хорошего режиссера, может, тебе попробоваться актером? Правда, придется сесть на диету…

— Моя работа меня вполне устраивает, — отрезал Пол.

— А помнишь, что сказал тебе тот русский мальчишка? В учителя подаются одни неудачники, нереализованное тщеславие которых требует хоть какого-то выхода. А самые неудачливые из неудачников отправляются учительствовать в Россию.

— Я не считаю себя неудачником.

— Великолепно! Отчего же ты бесишься?

Бартон ответил тем же тоном:

— От избытка сексуальной энергии. Вот женюсь, и все будет нормально.

Неожиданно Режиссер отступил вглубь зеркала и стал меньше любого из учеников Гринвичской школы. Откуда-то издалека донесся его непривычно печальный голос:

— Ты никогда не женишься, Бартон. Ты всю жизнь будешь стремиться к своей русской звезде… Но ты никогда ее не достигнешь.

— Достигну! — закричал Пол и рванулся к зеркалу, но там уже никого не было.

Он вновь бросился в ванную, умылся ледяной водой и спрятал лицо в мягкое полотенце, тонко пахнущее ополаскивателем. Манжеты сорочки оказались мокрыми, но Пол решил плюнуть на это. Визит Режиссера разбудил в нем злой задор. Ему хотелось действовать и немедленно. Ведь по большому счету у него вообще оставалось не слишком много времени.

Сбежав по лестнице, он запер дом и вывел из гаража машину. Его "Rover" был не первой молодости, но Пол и сам давно не походил на юношу. К дому Эммы Вайз он долетел за десять минут, но тут же дал задний ход, спохватившись, что не купил даже цветов.

В небольшой книжной лавке на углу он обнаружил альбом "Третьяковская галерея" и решил, что Эмме будет приятно получить его вкупе с букетом роз. Его отец хорошо знал, какого цвета дарят по какому случаю, а Пол вечно забывал. Чтобы не попасть впросак, он купил нежно-розовые — в тон ее лицу.

Эмма была в восторге. Наспех познакомив его с Эриком Вайзом, она уткнулась в альбом, но мужчины быстро утешились хересом из маленького графинчика.

— Наверное, вам уже надоели расспросы о России, — виновато заметил Вайз. — Но меня это тоже интересует просто до неприличия! До прошлого года я ни разу не видел живого русского. Теперь их здесь хоть пруд пруди… Но это — туристы. С ними не пообщаешься. А вы узнали кого-нибудь из них достаточно близко?

Полу показалось, что веселые карие глаза его собеседника лукаво блеснули. "Наверняка Эмма уже все ему рассказала, так что не стоит ломать комедию", — решил он.

— Ближе некуда, — ответил Пол. — Я даже влюбился в одну русскую девушку и жил с ней… какое-то время. Она удивительный человек!

У Вайза даже скулы напряглись — так мучительно сдерживал он рвавшийся из него вопрос. Пол не стал его мучить:

— Я не привез ее потому, что я — круглый дурак. Но я собираюсь это исправить. Эмма! — окликнул Пол. — Я хочу списаться с русской школой и предложить обмен группами. С самой обыкновенной школой, а не каким-нибудь престижным лицеем… Как вы думаете, получится?

Она так и подскочила, бросив альбом:

— Они все-таки вас уговорили?

— Я им здорово помог себя уговорить…