— Смотрю, ты любимец всевозможных тружениц торговли, — не сдержала-таки желчи я уже на улице.

Ляпнула и утопала в сторону дома, не оборачиваясь. Яр шел следом, без приглашения ввалился в мою половину и загрузил покупки в холодильник под мое гневное сопение. Встать в позу и начать тут цирк «ничего мне от тебя не надо»? Часть моей гадской натуры на это так и подмывала, но разумная половина ее побеждала. Это было бы глупо, ни черта не практично и вообще брехня. Потому что… кое-что мне от него все же надо. Аж руки зачесались подойти, пока он стоит, согнувшись, перед холодильником, искушая облапать его суперскую задницу. Но не пойду. Не-а. Я вчера сама приходила. Его очередь. Ну да, Роксана, и ты еще умничала про детсадовское поведение.

— Слушай, гризли, а ты это прям серьезно с утра про «если зашла, то навсегда»?

— Да.

— Несправедливо получается. Типа мне к тебе можно только с условием, а тебе ко мне просто так?

— Если хочешь, чтобы остался насовсем — скажи, — ответил так, будто речь шла об остаться чайку попить, а не о чем-то окончательном.

— А без «насовсем» и всяких там условий никак, что ли?

— Рокс, это не условие. Это осознанный выбор.

— Какой он, к херам, осознанный? Ты на меня давишь!

— Это не так.

— Да неужели? То есть, если я сейчас предложу тебе трахнуться без всяких этих твоих заморочек, ты согласишься?

— А ты действительно этого хочешь? — спросил Яр мигом просевшим голосом, поворачиваюсь ко мне.

— Хочу ли я трахаться? Да, хочу. И не пытайся мне прогнать, что ты — нет. Я твой стояк и отсюда вижу.

— То, что у меня на тебя стоит всегда, мы вроде еще на речке выяснили. Но мне нужна ты вся, Рокс, а не частями и уж тем более не частями исключительно тела.

Вся — это много. Вот до хренище. Я уже через это проходила. И до сих пор прохожу. Вся — это когда у тебя тебя-то как раз уже больше не остается. Ничего не остается. Нет.

— Вот! — обвиняюще ткнула я в него пальцем. — Говорю же: ты на меня давишь!

— Это не так.

— Тогда подойди и вставь мне.

— Нет. Вчерашнего было достаточно, погремушка.

— Мне — нет.

— И тебе выше крыши.

Он направился к дверям, явно давая понять, что разговор окончен.

— Идиотизм все это! — крикнула ему вслед. — Не сработает, Яр! Не будет по-твоему.

Вот как-то так мы и жили следующие дни. Хрен поймешь, в каких отношениях, но однозначно в них. Пошла я вывешивать героически постиранное белье на веревки за домом и обнаружила, что почти всему моему дорогому кружевному белью пришла п*зда в бабушкиной стиралке, да и вообще многие вещи чудным образом преобразилась не в лучшую сторону. На мои вдохновенные матерные вопли из-за угла появился гризли, босой и голый по пояс. Тут же досталось и ему. А какого хера шляется он в таком виде? Сука, почему-то именно вид его босых здоровенных ступней пробрал меня больше остальной обнаженки. Короче, все закончилось расшвыриванием испорченного тряпья и моим позорным бегством в дом, или бы тупо сама на него взобралась, как на дерево. Похотью так по мозгам шарахнуло, что они за малым не отключились полностью.

А утром кроме завтрака на столе красовались пакеты из магазина дорогого нижнего белья. Все мой размер. Я хотела сходить поблагодарить. Но передумала. Условия же у него, и он мне тоже кое-что попортил, так что должен был.

Вечером, борясь с желанием двинуть куда-нибудь оттянуться (а ломало знатно, такое чувство, что в тюрьме какой-то, в добровольном, мать его, заточении), я снова занялась дикцией. Неделя уже почти прошла, до начала работы всего ничего, не хотелось бы сразу закосячить. Как раз положила, как рекомендовалось в видео, карандаш за клыки и начала, скалясь своему отражению, зачитывать текст из первой попавшейся бабулиной книги, когда без стука явился гризли с какой-то коробкой в руках. Посмотрел на меня, я на него, ни слова не было сказано. Я продолжила читать и гримасничать, будто его и нет, он же принялся распаковывать и устанавливать новый музыкальный центр.

Через полчаса тишина в доме была разбавлена музыкой, и часть давящего на мои нервы груза растворилась. Закончив, Яр умостил задницу на диване и так и остался до самой ночи, изображая пялящуюся на меня мебель. Делать вид, что его тут вроде нет, ощущая на себе каждую секунду его взгляд, — та еще дурость. Но это не я придумала правила.

На следующий день все та же песня: готовый завтрак, он приходит-уходит без стука, как у себя дома, я злюсь на это, но молчу. Когда долго не приходит, злюсь тоже. Еще сильнее. Я ничего не могу поделать с тем, что слежу за всеми его передвижениями, он сидит на моем диване весь вечер, пока занимаюсь артикуляцией. Стоит над душой, когда что-то себе сама готовлю. Действует на нервы, наполняет каждую минуту своим чрезмерным присутствием, но я почему-то не слетаю совсем с катушек и не пытаюсь его выгнать.

На третий день я сбежала, позвонив-таки Длинному.

— Прости, что я свалила молча, — извинилась в лоб при встрече, и у друга брови поползли вверх.

— Да нормально все, Рокси. Я же приезжал позже и узнал, что ты в порядке.

Ах вот оно что. Потому и не дергался. И, выходит, общался с гризли, я-то была в отключке.

— Нормально?

— Ага, — кивнул Антоха, хлебнув кофе и рассеянно разглядывая улицу за окном кафе.

И что, ни словечка про гризли? Вот про Комара даже и то высказался со своим «не одобряю», а тут молчит.

— Что-то происходит? — с подозрением спросила его.

— Не-а.

— Брехня ведь.

— Рокси, не происходит ничего, о чем я мог бы тебе сказать. — Длинный глянул на меня непривычно серьезно.

— Ну и фиг с ним! — вспылила я и умотала. Домой.

В следующий раз я увиделась с Антохой уже на проходной радиостанции утром нашего первого рабочего дня. Потряхивало меня от волнения душевно, так что привалиться к его боку в лифте было очень кстати.

Двенадцать часов промчались как пять минут. Меня то и дело начинало трясти, в голове каша какая-то, все казалось: ни черта не понимаю, не запоминаю и вообще я полный ноль и дерганая тупица и ничему ни за что не научусь. Поэтому когда в конце смены все встречные, чьи лица у меня от нервяка сливались и не откладывались, стали хвалить нас, я поймала себя на том, что еще чуть — и разревусь. Да что за ерунда такая?

Устала неимоверно, зверски хотелось есть и спать. И черная бэха у входа, с распахнутой пассажирской дверью, показалась настолько удачно уместной, что и ерепениться желания не возникло.

Оглянулась на Длинного.

— До завтра, Рокси, — кивнул он в сторону тачки Яра и махнул рукой, уходя как ни в чем не бывало. Словно и не смотрел он на гризли всего какую-то неделю назад как на злейшего врага.

Что-то точно происходит, но выясню я это потом.

Глава 30

— Сынок, пойди хлебни кофейку в приемной, — велел Каверин-старший, уже минут двадцать молча и внимательно изучавший материалы, которые мы с Андрюхой нарыли на Миргородского. В том числе и из-под земли, в обход некоторых законных процессуальных норм. Нет практически ничего, чего нельзя получить в нашей стране, отстегнув определенную сумму или нажав на нужные кнопки, читай, людей и их припрятанные грязные делишки.

— Папа, я тебе пацан, что ли, чтобы выставлять меня, пока взрослые дядьки дела серьезные порешают? — сразу набычился Антон. — Я хочу все знать, Рокси для меня не чужой человек.

— Сын, если ты хочешь моего участия в этом, то твое заканчивается прямо вот на этом моменте, — добавив изрядно металла в голос, сообщил депутат. — И это мое основное условие.

— Но пап…

— Решай. Ты выходишь в приемную пить кофе и отныне не суешь в это нос, да и вообще держишься пока от девушки подальше, или же вы покидаете мой кабинет вдвоем с господином Камневым и я найду способ, как держать тебя от Роксаны на расстоянии, вместо того чтобы изыскивать средства помочь ей.

— У тебя нет права указывать мне, с кем общаться! — вспылил депутатский потомок.

— Неужели? Будем при постороннем озвучивать причины, почему оно у меня все же есть и что я им, не сомневаясь, воспользуюсь?

Парень скрипнул зубами и гневно покосился на меня. Я не стал транслировать ему мое желание, чтобы он уже валил поскорее, ведь тут ясно как день: его участие окончено. Что же и на том спасибо.

Выдохнув что-то матерное, Антон сдался и свалил.

— Насколько четко ты, Камнев, осознаешь, что все это, — Каверин сходу перешел к конкретике и постучал по папке с доками, — херня, которой ни за что не заинтересуются серьезные люди.

— Прекрасно осознаю.

Да, по сути, мы раздобыли массу инфы на Миргородского, включая обстоятельства скоропостижной смерти деда Рокс прямо после поминок его дочери на девятый день. Оно, конечно, все выглядело достоверно: у мужика сердечный приступ прямо за столом в ресторане при всем честном народе начался, вот только мы нашли и поприжали врача той «Скорой», что увозила его, и патологоанатома еще, что должен был делать полноценное вскрытие, но не стал по настоятельной и щедро подкрепленной зелеными просьбе безутешной вдовы и зятя. Но все это дела внутрисемейные, которые уже сейчас никак даже в уголовные чудным образом не обратишь, потому как в суде все в глухой отказ пойдут и никакие эксгумации и экспертизы не помогут.

— Все, что мы можем тут предпринять, — это организовать в прямом смысле наезд по беспределу. Я попрошу очень-очень авторитетных, сам понимаешь, в каких кругах, людей вписаться за интересы несправедливо обделенной наследницы, но не мне тебе растолковывать: такое задаром не бывает. Тем более учитывая, что за Миргородским тоже типа серьезные человечки стоят. По факту, шушера местечковая одна, но пены зато много могут поднять, вереща про понятия и все такое. Готова будет Роксана отстегнуть часть возвращенного наследства?

— Нет, исключено, — мотнул я головой. — Рокс вообще в ситуацию мы не станем вовлекать и посвящать. Я заплачу сколько нужно, только предпочел бы сам не тереть напрямую с этими…

— Сколько лет не мент, Камнев, а все замараться брезгуешь? — Я счел за лучшее промолчать. Если бы дело касалось меня, то я бы в принципе с подобным связываться не стал. Ну взападло мне с бандюками, корчащими из себя бизнесменов, якшаться. Но то я, а то Рокс. Она все, что ей причитается по закону, получит, а я не облезу уж как-нибудь.

— И еще. Думаю, тебе объяснять не надо, Камнев, что за девчонкой сейчас какое-то время контроль неусыпный нужен? Если этот Миргородский пошел на устранение тестя, а кто знает, вероятно, и жены, то логично, что он может попытаться и от Роксаны физически избавиться. Нет наследницы — нет претензий, не за кого и базар вести.

Нет, чую, мать моей погремушки с задачей угробить себя сама справилась. А вот потом уж псевдопапаша действовал по обстановке. Предполагаю, что дед что-то в сердцах сказал ему про конец хорошей жизни для него, раз за его дочерью недобдел, вот и спровадили его по-быстрому на тот свет. Тем более оказалось, что молодую новую женушку деда Миргородский потрахивал.

— Уже все сделано, — кивнул я. Когда за Рокс не ходил я сам, то ее пасли наши ребята. Они же и дежурили возле дома и перед радиостанцией. Хорошо, что она у меня не любительница сильно по сторонам смотреть и не страдает паранойей, а то засекла бы уже что-нибудь.

— От профи никто ее не прикроет, — покачал головой депутат, и я не стал отрицать. Здесь мужик прав, даже запри я свою погремушку под землей, настоящий киллер найдет способ добраться. Да только разнюхано уже было, что среди урок, к чьей помощи прибегал Миргородский, никого настолько серьезного не было, так, гопники и быки тупые одни, только и способные пенсионеров и алкашей из квартир выживать да в лесу если что прикапывать. А сунется искать в другом месте — слух тут же до меня дойдет. И тогда я уж церемониться не стану, сработаю на опережение, плевать, что грех на душу повешу. На мою же, мне и в аду потом гореть, была бы моя зараза языкатая цела и невредима.

— Предупреждаю, если все это хоть каким боком сына моего зацепит… — Каверин вперил в меня такой взгляд, что кто посыкливей штаны обмочил бы.

— Я только за то, чтобы он держался от моей женщины как можно дальше.

— Ну вот и все на этом. Свяжусь, когда надо. Не смею задерживать, — кивнул мне чиновник с видом «свали уже на хер, гемор ходячий».

— Я не отвалю, что бы он там ни говорил, — заступил мне дорогу Антон на улице. — И ты даже не рыпайся меня отгонять.

— Я и не буду. — Как ни крути, пацан был мне нужен. — На тебе присмотр за Рокс все время, пока вы на работе. Куда захочет выйти, свяжется с ней кто — сразу маякуй мне напрямую или ребятам, что за ней ходят.