Галина Чередий - Гризли

— Хм-м… Тупо наркотой.

— Выходит, так. Но отец ее был из весьма уважаемого и статусного семейства, так что сердце было слабое, ага.

Мы с покойной Евгенией Титовной прожили тихо-мирно через стенку больше пяти лет, после того, как я купил свою половину, и я, бывало, спрашивал ее о родне. Она всегда утверждала, что те живут далеко, за границей, что ли, и поэтому навещать ее часто не могут. Хотя я их вообще ни разу не видел. Хороши родственнички, жили, считай, рядом, а к старушке никто и носа не казал, зато теперь приперлась эта наследница хамовитая. Короче, мое намерение прежнее: избавится от такой соседушки — и делу конец.

— Ты телефон Миргородского мне не раздобудешь?

Внезапно рокер за стеной заткнулся на полуслове.

— Обижаешь, мы свою работу знаем! — Андрюха кинул на стол передо мной визитку и вдруг весь подобрался. — Вышла! Намылилась куда-то, похоже. Слушай, дружище, я побегу, ага? Мало ли, может, без твоей мрачной рожи на периферии я ее и подцеплю.

И он, не дожидаясь моего ответа, бросил все недопитым и недоеденным и ломанулся к двери. Ну-ну, смотри, чтобы не подцепил от этой заразы такого, чего ни один венеролог не вылечит. Хотя к такой ни одна инфекция, небось, не прилипнет. Сдохнет от яда еще на дальних подступах.

Пирсинг в языке… Да етить-колотить!

Забрав у Шрека пустую тарелку, я выполоскал ее и остальную посуду и взял картонный прямоугольник со стола. Пусть себе озабоченный Андрюха бегает за этой погремушкой, высунув язык, а я займусь вопросом ее выселения к чертям.

— Господин Миргородский? Добрый день, Ярослав Камнев вас беспокоит.

— Камнев? — после недолгой паузы переспросила трубка. — Что-то знакомое, но не припомню… По какому вопросу?

— Половина дома по Садовой двадцать два, принадлежавшая раньше Ольшанской Евгении Титовне, — не стал ходить вокруг да около я.

На этот раз молчание продлилось дольше, и я буквально уловил повисшее в эфире напряжение.

— И? Что с ним?

— Я бы хотел приобрести ее. Как можно быстрее.

— Ну так приобретайте, я-то тут при чем? — мой собеседник явно начал раздражаться.

— Разве на данный момент туда вселилась не ваша дочь? Меня она в качестве соседки категорически не устраивает. Меня вообще никакие соседи не устраивают.

— Миргородская Роксана действительно вселилась туда неделю назад, так как сие жилое помещение является доставшейся ей по наследству собственностью, — стал прямо-таки чеканить слова юрист. — И меня совершенно не касается, устраивает она вас или кого-то еще в любом качестве. Ни по каким вопросам, связанным с данной особой, ко мне прошу впредь не обращаться. Не хотите соседствовать с ней — делайте что вздумается. Я сейчас вас вспомнил, Камнев. Вы ведь раньше работали в уголовке, в отделе убийств, так? Неужели у бывшего мента с хорошими связями не найдется методов, чтобы избавиться от одной взбалмошной невыносимой девчонки?

— Вы на что это намекаете? — охренел я от поворота этой беседы. Папаша-то у гадючки крашеной, очевидно, тот еще подарок. Совсем достать его умудрилась?

Но даже если и так, как можно говорить подобные вещи, по сути, отрекаться, демонстрировать, что девчонка без защиты семьи, чуть не подстрекать меня на дурное? Откуда ему знать, может, я совсем без башни? Кто так со своей родней поступает вообще?

— Ни на что не намекаю. Прямо заявляю, что никоим образом участвовать в судьбе Роксаны и интересоваться чем-либо с ней происходящим не намерен. Всего хорошего, удачи в начинаниях и прощайте, надеюсь!

Говнюк оборвал связь, а я шокированно уставился на кота.

— Это ж надо, а? Повезло нашей погремушке с семейкой.

— Рокси! Дуй в темпе в центр, или давай я за тобой подскочу! — пробился сквозь орущую музыку возбужденный голос Длинного.

— А что за срочность? — Я на ходу стала натягивать джинсы. Что бы там ни затеял Антоха, я всегда только «за».

— Я нам работу нашел! — радостно проорал он, и я зависла.

— В смысле — нам? С каких пор ты работать собрался?

— Вот как тебя с этим прижало, так и собрался.

— Твой предок будет против. — Отец Антохи действительно полагал, что сын должен для начала получить достойное образование, а потом уже все остальное.

Меня он, конечно, считал отвлекающим и сбивающим отпрыска с пути истинного фактором, к тому же содействующим постоянному ущербу репутации, но за годы нашей дружбы смирился как с неизбежным злом.

— Я ему прогнал, что это только на лето… да не парься ты! Лучше спроси, что за работа!

— И что? — Я вырубила наконец притарабаненный Антохой музыкальный центр и, нацепив на одно плечо легкую куртку, выскочила на крыльцо, не забыв, однако, сначала выглянуть с опаской на предмет присутствия во дворе бешеного гризли.

— На новую радиостанцию набирают диджеев! И у нас с тобой есть шанс туда воткнуться. Через час собеседование и прослушивание начинается. Так что в темпе!

— Да я же… блин, у меня опыта никакого… — растерялась я.

— Да у кого он есть-то?! Катька мне сказала, главное — в музле разбираться, внятно прогноз погоды читать и в перерывах между треками трещать прикольно. Все про тебя, Рокси! Или хочешь пойти утюги-сковородки продавать?

Нет, ничего такое меня не воодушевляло, а другого в объявлениях пока не попадалось.

В спину практически шибануло мощным басом гудка, от которого я взвилась в воздух.

— Ты охерел совсем! — с разворота заорала я на скалящегося сквозь лобовое стекло темно-синей бэхи лысого номер два.

— Кто там? — встревожился Антоха.

— Никто, блин. Казанова свинообразный, вот кто! — рявкнула в гостеприимно открытую дверь тачки.

Лысый бугай оскалился еще шире, поигрывая светлыми бровями, и уже раззявил свою пасть, наверняка намереваясь сразить меня своим говнокрасноречием, но тут с нами поравнялся давешний абориген на байке. Показав подержанному пикаперу средний палец, я с нахальной рожей подлетела к парню и вскочила в седло мотоцикла сзади.

— В центр, плиз! — сказала с лучезарной улыбкой офигевшему местному байкеру и обняла его со спины, как родного, приникнув грудью к не слишком широкой спине.

Видно, под впечатлением от моей наглости, а может, и от того бешенства, что мигом перекосило морду бритого громилы, мой неожиданный извозчик втопил с места так, что я чуть не опрокинулась.

— Комар! — представился мне парень, когда мы притормозили перед светофором.

— Рокси. — Я присмотрелась к нему повнимательнее.

Ничего так, молодой, правда, совсем, лет восемнадцать. Сто процентов по нему осенний призыв уже плачет.

— Куда в центре? — решил уточнить он, и я на ходу отстучала Длинному эсэмэс, спрашивая адрес.

— А ты теперь у нас на районе живешь? — последовал новый раунд общения на очередном перекрестке на красный свет.

— Да. — К сожалению.

Болтать с ним я не слишком-то хотела, но внезапно посетила светлая мысль, что наличие собственных колес делает этого Комара вполне полезным.

— Одна живешь?

— Если ты про то, есть ли у меня парень, то можешь сразу начинать выдвигать свою кандидатуру, ибо его нет.

И умолчим, что не будет. Пускай себе парниша верит в лучшее и трудится на неблагодарном поприще поражения меня в самое черствое сердце.

Секунду понадобилось Комару, чтобы переварить сказанное мной. Он даже зеванул включение зеленого, а потом мигом весь вспыхнул, уши вон аж пунцовые стали. Говорю же — молодой и наивный.

Мы подкатили к месту, где у столба перед офисной высоткой нетерпеливо топтался Длинный, пуская в небо облака сигаретного дыма.

— Ну наконец-то! — обрадовался он, а вот бедолага Комар помрачнел лицом.

Он мне еще, вероятно, пригодится, так что я решила развеять пока его печаль.

— Мой лучший друг — Длинный, он же Антон, — представила я их, слезая с байка. — Мой, возможно, новый друг — Комар.

Парни пожали друг другу руки, и я, поблагодарив своего водителя-спасителя от приставаний лысого пикапера не первой свежести, хотела уже уйти, как он схватил меня за рукав куртки.

— Рокси… ты… это… — Боже, не блей уже давай! Мужик ты в перспективе или где? — Когда назад? В смысле, я могу подождать и подвезти.

— Слушай, я пока не знаю. Тут как пойдет. И меня вон Антоха подвезет. Но если что, я на Садовой живу.

— Я знаю. — Да сколько же можно краснеть-то и глазками асфальт ковырять, не девица же ты застенчивая в самом-то деле! — Вечерком подкачу?

— Ага.

— Покатаемся?

— А как же!

— Это что еще за новая блажь? — фыркнул Антоха, когда мы поднимались в лифте. — Я уже думал, у него самовоспламенение на месте случится. Он тебе зачем?

— За надом. Вон возить будет и вообще…

Сто пудов моему соседушке такой вот гость у меня не понравится. А все, что не нравится ему, по умолчанию нравится мне. А если гризли будет пофиг, то мне избавиться от этого Комара — раз в ладоши хлопнуть.

— Ясно, игрушка новая, — Длинный посмотрел в стену и выдал: — Не одобряю.

— Ч… что-о-о? — Я даже воздухом поперхнулась.

Никогда, с самых истоков нашей дружбы, мне не случалось услышать от него подобное. Антоха просто априори всегда был за все то, что бы я ни творила, как и я поддерживала все его замутки. Максимум, что мы могли себе позволить, — высказать разумные сомнения, озвучить риски там. Но чтобы давать хоть какую-то оценку любому безумству друг друга, одобрять или нет…

— Я сказал, что не одобряю этого.

— Чего, блин?

— Изначально — самой твоей идеи упереться и остаться жить в этом сарае с психованным соседом.

— Ну, допустим, мало найдется соседей, психованней меня.

— Рокси, он — здоровый мужик, да и дружки у него, ты сказала…

— Один. Один дружок, который пытается ко мне типа подкатывать.

— Ты живешь одна. Хрупкая девушка, с языком, что притягивает проблемы для твоей задницы. И так-то плохой расклад, а теперь еще и этот юноша, краснеющий щеками и глядящий на тебя с дыханьем, спертым в зобу. Знаешь, что может с тобой сделать этот околоуголовный воздыхатель, когда его задолбает подкатывать к тебе по-хорошему? А как может вымкнуть этого пацана, когда он поймет, что ты им просто игралась? Думаешь, он благородно пожелает тебе счастья и отойдет в сторонку? Парни нынче куда как мстительней и изобретательней, чем дуры-телки. А ты, повторюсь, теперь живешь одна. Никакой защиты.

— Господи, Длинный, ну нах ты меня накручиваешь? Сто тыщ миллионов женщин живут одни, и с ними ничего не случается.

— Они — не ты.

— То есть не ищут постоянно неприятности на свою жо…

— То есть мне нет ни до кого из них дела. Перебирайся ко мне. Пока хотя бы. Потом разберемся.

— Я подумаю.

Из офиса новой радиостанции с пафосным названием «Голос поколения» мы с другом вывалились через пару часов, перепрыгивая толстые жгуты проводов и обходя рабочих, практически официально трудоустроенными личностями. Новое ощущение для меня, однако. Та самая Катерина, которая проводила с нами прослушивание, не была слишком уж довольна тем, что нас ей, по сути, навязали по знакомству, но смирилась и велела тщательно работать над дикцией.

— В интернете есть видео-уроки, или наймите, что ли, преподавателя, — проворчала она. — До официального открытия две недели, время есть поднатаскаться. Надеюсь, вы не совсем безнадежные и не совершенно безответственные.

— Ну что, давай ответственно обмоем это дело? — довольно ухмыляясь, предложил Длинный. — Заваливаемся ко мне?

Возражать я не стала, и вскоре мы уже обосновались на его сверкающей хромом и стальной посудой кухне, на предпоследнем этаже недавно достроенной высотки. Отец придарил Антохе эту двушку примерно месяц назад, и заказанная где-то в Европе мебель еще не прибыла, так что обставлена и укомплектована была только она. В гостиной имелись лишь хаотично разбросанные кресла-мешки вырви глаз красного цвета, телек на полстены и колонки с меня ростом. В спальне — надувной матрас.

— Блин, я бы все так и оставил, — заметил насчет обстановки друг. — Меня все устраивает. Но мама против.

— То есть спальное место у нас с тобой на сегодня одно?

— А когда это было проблемой, Рокси?

Черт знает… С того разговора в лифте я ощущала внутри странное напряжение. И сейчас оно возросло, учитывая, что взгляд Антохи не особенно-то и скрывал, что он опять собирается поднять вопрос о быстром переходе сегодня нашего веселья в горизонтальную плоскость. Эта его настойчивость начинала раздражать. Что, блин, с ним такое?

— А если к тебе заглянет какая-нибудь очередная Надя, мне в кресле спать? — попыталась я все перевести в шутку, закидываясь роллом.