— Ты, по-моему, мой друг Андрюха Боев, что иногда охереть как достает меня своей чрезмерной опекой, которую я все же ценю. Точно Роксану не забирал?

— Да сдалась мне твоя Роксана. Раз уж, по всему выходит, тебя на ней сходу так перемкнуло не по-детски, то я лезть к вам не буду больше. Твой лоб, тебе и расшибать. Клиника по вам обоим плачет, бля, — он посопел мне в ухо, и я уже хотел отключиться, размышляя, как бы так посподручнее отыскать вчерашнего залетного карася недобитого. Мало ли… убью, конечно… кого-то. — Давай пробью этого ее дружка-мажорчика. Вдруг к нему подалась на тебя, зверюгу жестокого, жаловаться? И заодно парням по отделениям свистну, нарисуется мало ли, с ее послужным списком приводов и дня твоя погремушка спокойно прожить не может, похоже. Вот нашел же ты себе…

— Давай, а я тут по месту пошарю. Есть у меня идея.

— А, то есть и на районе она уже отметиться чем-то успела? Ну говорю же, ни дня покоя…

— Спасибо, Андрюха, я на связи.

Надо было видеть глаза наших местных пенсионерок, у которых я останавливался спросить, где живет тощий «рыцарь дорог». Хоть я и натянул футболку, но Роксана ночью расстаралась, как могла, и на моей шее хватало видимых следов. Одно меня утешало — я-то ее тоже всю пометил будь здоров. От фантомного вкуса ее кожи моментом пересохло во рту, а в паху свело.

Юный смертничек, коего, оказывается, среди своих кличут Комаром, спустя полтора часа нашелся сам. Прямо на крыльце местного травмпункта. Рука в повязке, и, судя по деревянной позе, ребра тоже под фиксацией. Ну что поделать, так и бывает, когда не внимаешь мудрым советам взрослых людей и суешь свои грабарки, куда не велено. Завидев меня, вылезающего из тачки, карась-комар взбледнул мигом, и, как мне показалось, только присутствие группы поддержки в количестве трех штук таких же дрыщеватых дружков в кожанках удержало его от бегства.

— Роксана где? — рявкнул я.

— Пошел ты, козлина!

Так, у нас тут рецидив борзости.

— Ребра болят? — с недобрым интересом спросил, подступая ближе. — Сильно? Или недостаточно для того, чтобы соображать нормально начал?

Тощий байкер нащупал выпученными зенками след от зубов Роксаны на моем бицепсе и задышал, как паровоз, пятясь к своим друзьям.

— Я тебе, если бы и знал, где она, не сказал бы, ясно? — загавкал он. — Ты, урод моральный, прессуешь девчонку и думаешь, всегда это тебе с рук сходить будет?

— А что, не будет? — ухмыльнулся я, забавляясь его бессильным гневом.

— Нет! Найдется и на тебя управа! Бугай хренов! Знаешь, что с насильниками в тюрьме делают, а?

— Ага. А ты знаешь, что с такими вот мальчонками симпатичными, что ссутся и от нормального рукопожатия, там же происходит? С такой смазливой мордахой у тебя есть хорошие шансы чьей-нибудь Марусей пристроиться.

— Пошел ты! Оставь Рокси в покое!

Врезать ему, что ли? Может, хоть так дойдет?

— Дружок, усвой: Роксана для тебя, считай, вообще на этом свете не существует. Встретишь на улице — переходи в темпе на другую сторону. Увидишь — отвернись и вали. Поймаю тебя еще раз рядом с ней даже, и это будет последнее, о чем ты будешь долго и мучительно сожалеть в своей жизни.

— Не пугай! Клал я на тебя! — вякнул смельчак, практически влипнув спиной в своих дружков.

Тьфу, стая малолетних шавок. Сплюнув им под ноги, я пошел в машину. Мой сотовый как раз разрывался от входящего вызова.

— Что?

— Проставляться будешь? — хохотнул в трубку Андрюха. — Нашел я твою погремушку. В весьма примечательном месте. Езжай ее с крыши собора N-ского снимай. Они там уже полчаса с приятелем выцветаются. Наряд на месте.

Глава 11

— Это, вообще пипец какой-то, Рокси! — ткнул в меня пальцем Длинный, когда я в очередной раз поморщилась, автоматически опершись на пострадавший в нашем придолбнутом столкновении с Гризли локоть. — Знаешь, я всегда признавал твое право выбирать, что и насколько жестко ты предпочитаешь в постели, но это — перебор.

Я добралась до него неожиданно быстро. Как только от всей души исполосованная моими ногтями, широченная спина психа соседа скрылась за дверью, я вскочила с постели и, мигом смыв с себя пот и прочие телесные жидкости, натянула одежду и смылась. Срочно захотелось проветриться. Покурить, скажем, без всяких рыканий. Мне повезло моментально поймать частника, которому было по пути. Дедок-пенсионер ехал на рынок. В его «копейке» не было даже заднего сидения — все заставлено ведрами с разнообразными цветами. Смесь ароматов в салоне стояла такая, что у меня аж в голове поплыло. Он с любопытством косился на меня всю дорогу, но никак мой и всегда-то экзотичный, а сегодня и крайне живописный вид не прокомментировал. А глянуть было на что. Тупой гризли на меня как ошейник надел из кучи засосов, не считая потертостей от его щетины, распухших губ, вкупе с негасимым шальным блеском глаз, которые и сама видела в зеркало.

— Не было никакого перебора. — Я поерзала на высоком табурете, наслаждаясь легкой болезненностью внутри. Да, я вот такая, бля, ненормальная — мне по кайфу ощущать, что у меня вчера был секс. Очень-очень хороший секс. В моем понимании. Пожалуй, лучший в моем опыте. И плевала я на мнение окружающих и их восприятие этого. Даже если это мой лучший друг.

— Рокси, ты выглядишь как жертва насилия, — возразил Антоха, посмотрев снова на мою шею и поморщившись. — Пиши на него заяву, и поехали протоколировать все это. Я папашу подключу, и мы этого твоего соседа посадим запросто.

Видел бы ты спину медведины, переносицу, распухшую от встречи с моей пяткой, и губу прокушенную. И да, заманчиво, конечно, избавиться от не в меру навязчивого соседства с помощью такой подставы. Вполне в моем духе. Но пока нет. С этой зверюгой я поиграю еще чуток.

— Не-а. У нас был… — я ухмыльнулась, вспомнив его формулировку, — секс по сомнительному согласию. Причем с его стороны.

— Это, собственно, как? — подсунул мне тарелку с бутерами и кофе друг.

— Это я его целенаправленно спровоцировала, а он поддался.

— Ты не упоминала, что он тебе нравился. Скорее уж наоборот.

— Не нравился. — Что это вообще за определение такое детсадовское? — И все еще не нравится. Слушай, Антох, не глуми голову! Я с ним переспала, а не чуйствами внезапно прониклась. Что тут такого?

— Твой внешний вид.

— Со мной все нормально. Я тебе разве врала когда? Нор-маль-но! Ты делаешь то же самое со всеми своими куклами наивными и считаешь это нормой. Чего ко мне-то прикопался?

— Мои наивные куклы не ходят потом с засосами и синяками неделями.

— Это мелкие частности. Ты со мной на собор-то полезешь? Панцирь написал в группе, что там ремонтные работы начали и замки поснимали, можно без кусачек даже идти. Если промухаем, он с дружками туда точно первый залезет.

— Ага, счаз, первый! — тут же завелся Длинный.

У них с Панцирем давняя конкуренция по лишению девственности всех высотных объектов в нашем городе и окрестностях.

— Ну так одевайся! К вечеру ливень обещают, я же не совсем психованная туда под дождем лезть.

— Совсем, Рокси, поверь мне, совсем, — рассмеялся Антоха, натягивая футболку. — Ну ладно, если ты уверена, что с тобой все норм, кто я такой, чтобы доставать тебя. Но дальше-то что делать будешь?

— Подумаю.


***

— У-у-у, ка-а-айф! — промурлыкала я, с удовольствием вытягиваясь на прогревшихся под солнцем наклонных листах железа с давно уже померкшей от времени позолотой.

— Ага, увидел? — плюхнулся рядом Длинный, что только что закинул в руферскую группу все отщелканные нами фотки. — Сосешь ты опять, дружище! Длинный и Рокси круче всех, а вам остается за нами только пыль глотать! Вечный намба ту, ты, Панцирь!

Я улыбалась его этой почти детской радости. Мальчики — такие мальчики. То ли дело взрослые мужики с замашками деспотичных зверюг. Мысли о том, чем же обернется мне вчерашняя безголовость, начиная от приглашения на палку чая Комара и заканчивая секс-провокацией, подкусывала меня с каждым часом все ощутимее. По зрелом размышлении, самый типичный вариант дальнейшего хода событий: гризли осознает, что он, мерзавец пьяный, натворил, проникается угрызениями совести, делает попытку извиниться ну или сторговаться. Ведь не дурак и понимает, что реально могу же жизнь ему заявой испортить. Дальше он начинает стараться поменьше попадаться мне на глаза, страдать херней-виной, и мы живем как настоящие современные соседи, типа знать друг друга не знаем. Второй вариант — никакой совести у него отродясь не водилось, и, наоборот, станет лезть ко мне, пытаясь использовать для секса и дальше, как приспичит.

Мне не подходят оба. Первый значит, что спровоцировать его еще перепихнуться будет проблематично, а я бы хотела. Именно вот так: сошлись, покувыркались, разошлись. Пусть и дальше потом сидит в своей берлоге и ко мне не суется. А второй меня не устраивает тем, что быть используемой — мерзко в принципе и мне не подходит ни в коем разе. И мне плевать, что многие люди не узрели бы разницы между ты используешь — тебя используют, типа один хрен это бл*дство и нездоровые отношения. Главное для меня то, как это вижу я. А я вижу, что между тем, когда ты решаешь, когда, чему и сколько раз произойти, пусть твоему партнеру это не всегда и очевидно, и когда решают за тебя — расстояние отсюда и до Луны.

Где-то до боли знакомо взвыл движок подъемника. Ну вот, кто-то сейчас будет пытаться обломать нам всю малину.

— Чего там, Длинный? — спросила, не открывая глаз, как вдруг рядом об железо грохнуло и раздался вскрик друга.

Я мгновенно взвилась с теплого местечка и нос к носу столкнулась с явно снова пребывающим не в благостном расположении духа гризли. Перед ним, едва ли не на коленях, согнутый пополам застыл Антоха. Рука до предела заломлена за спину, губа закушена, видно, чтобы просто не заорать.

— Какого хрена ты творишь? — заорала я.

— Сюда подошла! Медленно и осторожно! — скомандовал медведина.

— Хрен тебе! Отпусти Антоху!

— Отпущу. Вниз, если не подойдешь сама по-хорошему.

— Больной? Только посмей что-то сделать…

Не говоря ни слова, чокнутый сосед поднял не такого уж и тщедушного Длинного и пихнул к шаткому ржавому ограждению на краю крыши.

— Ну?

— Сядешь, урод! — прошипела я, в ужасе глядя на побелевшее лицо Антохи, что, похоже, и дар речи потерял. — Отпусти моего друга.

— Это… — Скотина безбашенная тряхнул Длинного, как какую-то ветошь. — Не друг! И даже если я сяду за то, что угроблю этого червяка-мажора, что потакает всей херне, творящейся в твоей башке, Рокси, пока ты не убьешься, то и тебе это даром не пройдет. Будешь себя всю оставшуюся жизнь винить за смерть этого твоего недодруга. Ну?

Я, прожигая его злобным взглядом, потопала к нему.

— Аккуратнее, сказал! — рявкнул гризли, и только я поравнялась с ним, отпихнул Длинного от края на кровельное железо и схватил меня за запястье, тут же защелкивая на нем один из браслетов наручников, в то время как второй красовался на его руке.

— Ты *банулся совсем? — опешила я. — Как теперь спускаться?

— Так же, как я поднимался, — кивнул он на металлическую корзину застывшего у края крыши подъемника. — Медленно и безопасно.

— А это на хрена? — дернула я нашими сцепленными руками.

— Для стопроцентной безопасности.

— Придурок!

— Пошла! — Он не толкал меня к корзине, только направлял, намертво ухватив свободной конечностью за пояс джинсов.

Очутившись в подъемнике, я обернулась на Антоху, что рванулся за нами, явно еще пребывая в шоке от такого поворота событий.

— Пойдешь, как сюда пришел, — отрезал Ярослав.

— Ты кто такой?! — крикнул парень, возмущаясь. — Отвали от Рокси! Я тебе такие проблемы устрою — под землей не спрячешься.

Железная платформа после отмашки гризли пошла вниз, и тут я реально вспотела от страха. Лезть на любую высоту самой, когда только от тебя зависит твоя безопасность и положение в пространстве — это одно. А доверять какой-то ржавой рухляди под чужим управлением — да в ж*пу!

— Успокойся, Роксана, — сказал мне на ухо псих. — Здесь все надежно.

— Пошел ты.

— Уже пришел.

Внизу нас встречал, как обычно, наряд злых матерящихся ментов, но ко мне они не сунулись, а вот медведине одобрительно закивали, когда он бесцеремонно, как псину на поводке, поволок меня к своей бэхе.

— Так ее! — вякал кто-то. — Вправь мозги этой заразе шумоголовой.

Я им показала средний палец.

— Ну все, отпускай! Кончай цирк этот! — приказала, задергав впившийся в кожу браслет.

Реакции — ноль. Открыв пассажирскую дверь, Ярослав бесцеремонно стал запихивать меня в салон, забивая на сопротивление.