– Погода – как в одном из твоих полных депрессняка рассказов… – Люба скинула в прихожей кеды и поставила мокрый зонтик сушиться, прошла в комнату. – Ещё только какой-нибудь вампирши в подворотне не хватает.

Оксана почему-то стояла к ней спиной, по которой струился блестящий плащ иссиня-чёрных волос – то ли сморкалась, то ли…

– Почему не хватает? А чем я плоха? – Повернувшись, подруга оскалила совершенно натуральные, зверски длинные клыки: – Ы-ы-ы…

– Да иди ты! – Вздрогнув, Люба ощутила, как в сердце вонзилась маленькая острая иголочка – к счастью, только на один миг. – Черепанова, так же до инфаркта довести можно!

Видимо, накладная вампирская челюсть далеко не идеально сидела во рту, поэтому у Оксаны вышло что-то вроде:

– Эшо нажываешша шоковая ферафия.

– Я те щас дам шоковую терапию! – Люба в порыве праведного гнева кинулась на подругу, дабы воздать ей по заслугам, и челюсть, полетев на пол, закатилась под кровать.

С досадливым кряхтением Оксана опустилась на корточки и, далеко выпятив пухлый зад пятидесятого размера, принялась изучать подкроватное пространство с дотошностью учёного-натуралиста, снимающего фильм о термитах. Выудив свой «реквизит», покрытый хлопьями серой домашней пыли, она пробурчала:

– Ну вот, теперь мыть придётся.

– Ничего, ополоснёшь. А вообще, пылесосить не мешало бы почаще. – Люба плюхнулась на кровать, обводя взглядом знакомые плакаты рок-групп. – Сдохнуть охота…

– Это ангст, детка! – подняв палец, изрекла Оксана. – А сейчас у нас с тобой будет hurt/comfort!

– Блин, Рокерша, это уже не фемслэш! – Люба перевернулась со спины на живот. – Это жизнь!

Оксана пододвинула к кровати компьютерное кресло, села в позе врача-психоаналитика.

– Так… Излагайте свободно всё, что вас беспокоит. Ни о чём не умалчивайте, любые детали могут иметь большое значение.

– Да чего тут излагать… – На животе лежать было неудобно, начинала болеть вытянутая шея, и Люба опять перевернулась на спину. – Собственно, вкратце ты уже слышала по телефону. Понимаешь, она у меня стоит перед глазами – с гитарой, такая красивая, в обалденных сапогах и белой рубашке…

– Ну, понятно, имеет место влюблённость в остром начальном периоде, – с умным видом кивнула Оксана. – Но влюблённость и любовь – вещи далеко не идентичные. Первая имеет свойство довольно быстро остывать, а вот критерии второй – тема, над которой бьются и учёные, и мыслители, и простые люди уже много веков.

– Да это-то всё понятно, – вздохнула Люба. – У тебя комп включен?

– Он у меня всегда работает, – ответила подруга. – А ночью – в спящем режиме.

– Пусти-ка, я тебе кое-что покажу. – Люба заняла место в кресле и быстро застучала по клавиатуре – на уже открытой в браузере вкладке с YouTube набрала в поисковой строке «махинджи вар». – Вот, послушай.

Оксана надела наушники, сдвинув их с одного уха, чтоб слышать Любу.

– Это твоя дама сердца, что ли, поёт? – хмыкнула она.

– Не тупи! Сейчас это поёт какой-то мужик, – терпеливо объяснила девушка. – А она эту песню пела у нас на шашлыках… У неё голос… Даже не знаю, как сказать. Сердце будто бархатной тряпочкой гладит.

– О!.. «Будто бархатной тряпочкой». – Оксана придвинула к себе блокнот, страницы которого были вдоль и поперёк исчёрканы корявым почерком, быстро записала. – Надо будет куда-нибудь ввернуть этот перл.

– Ты слушай, слушай, не отвлекайся.

Люба тем временем открыла Яндекс и прошерстила интернет на предмет перевода песни. Поисковик выдал несколько вариантов, но того, который Валерия прочла в тот вечер, с нежной тоской глядя ей в глаза, среди них не было.

– Ну, вот примерно о чём в этой песне поётся. – Разочарованно вздохнув, Люба открыла первый попавшийся текст. – Тот самый перевод я не могу найти: наверно, это Лерин собственный.

Оксана прослушала песню, прочла перевод, глубокомысленно покивала головой.

– Пожалуй, если это пропеть бархатным голосом под гитару, в красивых сапогах и белой рубашке, когда вокруг стоит приятный майский вечер, то женский восторг будет обеспечен. Наверно, она как-то задела тебе голосом сексуальную чакру, поэтому у тебя сейчас такая истерика: «Люблю её, хочу её, жить без неё не могу!»

– Умеешь ты всё опошлить, – надулась Люба, отойдя к окну.

– Поручик Ржевский – моё второе имя, – невозмутимо выгнула бровь подруга.

Зачем-то взяв с полки рецептурный справочник, она вырвала из блокнота листок и принялась что-то писать, а Люба утопала взглядом в дождливой тоске города. Её чувства после Оксаниного «психоанализа» лежали, словно вскрытые и распластанные на прозекторском столе.

– На, влюблённая женщина, держи рецепт. – Оксана протягивала ей листочек с каракулями.

– Боже, что это? – Люба всмотрелась в строчки, которые будто писал правой рукой обкуренный в хлам левша, покрутила листок так и сяк. – Поздравляю, Черепанова, у тебя идеальный врачебный почерк!

– Ну дык, – пожала плечами та. – Стараемся.

Кое-как Люба всё-таки разобрала эти иероглифы. Подогнанный под правила фармакологического оформления «рецепт» в переводе с латыни гласил следующее: «Вино 750,0 мл; фрукты 1000,0 г; кровать 1 шт». После «MDS» было написано уже по-русски: «1 раз в день на ночь, и гори оно всё огнём. Если имеет место простое страдание х-нёй, забить на всё и прекратить выносить мозг и себе, и врачу».

– И в какой аптеке вы посоветуете мне всё это приобрести, доктор? – просмеявшись и вытерев выступившие слёзы, спросила Люба.

– С этим рецептом – лучше в магазин, – был ответ.

Потом они пили чай с пирожными, болтая обо всём подряд.

– Ну вот закончишь ты учёбу, на работу устроишься, допустим… – Откусив половинку «картошки», Люба отхлебнула чай. – Допустим, даже по специальности. И что, будешь всё так же слушать метал, ходить в чёрном и краситься, как готесса?

– Я себе никогда не изменю, – гордо вскинув подбородок, ответила Оксана.

– И как ты во всём этом прикиде собралась людям зубы лечить? – фыркнула Люба. – Входит такой пациент, а тут – ты с чёрными волосами, чёрной помадой и с пирсингом, а в кабинете играет Nightwish. Или нет, лучше Savatage. Я даже знаю, какая песня – «Hall Of The Mountain King». Там такой смешок есть дьявольский – как раз в тему! И ты такая улыбаешься, а у тебя во рту вампирские зубы. «Присаживайтесь, пожалуйста… На что жалуетесь?» Ну и всё, привет, конечная остановка. Пациента выносят.

– Это было бы круто! – Оксана издала зловещий хохоток – совсем как в упомянутой песне, которую она тут же нашла и включила.

Смех этот, наверно, должен был наводить жуть и осыпать кожу мурашками, но сейчас он у них ничего, кроме истерического гогота, вызвать не мог. А когда вокалист зашёлся в воплях, словно под пытками в гестапо, Оксана гыгыкнула:

– Это пациент орёт под бормашиной!

– Садистка ты, – рыдала от смеха Люба. – Хоть ультракаин ему вколи…

– Не-ет, – по-вампирски оскалилась Оксана. – Только новокаин, только хардкор!

– Короче, нельзя тебя подпускать к людям… – Икая и трясясь, Люба сползла под стол. – Ты не человеческий доктор! Иди уж в ветеринары…

– Не, мне зверушек жалко.

В сметанном эквиваленте Люба в этот день получила литров пять смеха – даже боль в сердце забылась. Разглядывая в автобусе мятую бумажку с «рецептом», она чесала в затылке…

– Рокерша, выручи, а? Обеспечь мне алиби перед предками… Если вдруг спросят, подтверди, что я была у тебя.

Раскалённый, душный «пазик» катил по пыльной улице, на коленях у Любы трясся пакет с бутылкой «киндзмараули», увесистой веткой розового винограда и комплектом чистого постельного белья. Также там своего часа ждали ароматические свечи и два хрустальных бокала.

– Алиби? Хм… А что мне за это будет? – В голосе Оксаны слышалась коварно-лукавая ухмылка.

– Ну, я не знаю… Проси всё, что угодно! – Говоря «всё, что угодно», Люба мысленно молила, чтобы подруга не слишком оригинальничала с желаниями.

– Что бы такое попросить? М-м… – мечтательно промычала Оксана, заставляя Любу внутренне сжиматься. – А сфоткай свою ненаглядную в нижнем белье, а? Хоть посмотреть на это чудо-юдо твоё распрекрасное.

– Ну нет, Черепанова, – твёрдо отказалась Люба. – Никаких голых фоток, это непорядочно. Проси что-нибудь другое.

– Ну вот, а говорила, «что угодно», «что угодно», – разочарованно протянула на том конце линии Оксана. – Очень жаль, тогда ничем не могу тебе помочь.

– Отлично, и не надо. – Люба нажала кнопку разъединения и с рассерженным сопением бросила телефон в сумочку.

Тот уже через пятнадцать секунд зазвонил.

– Мать, ты чего психанула? Шуток не понимаешь, что ли? – Довольный смешок-хрюк, и Оксана уже серьёзно добавила: – Ладно тебе… Я и так тебя прикрою, без ответных услуг.

– Вот за что я тебя люблю, Рокерша, так это за твоё искромётное чувство юмора… весьма своеобразное временами, – вздохнула Люба. И благодарно улыбнулась, расслабленно наваливаясь на спинку сиденья: – Спасибо тебе. Я перед тобой в долгу.

– Давай, удачи тебе там. Чтоб со щитом, а не на щите! Слу-ушай… – Голос подруги пробасил в динамике с внезапной вспышкой энтузиазма. – Я так в тебя верю, что решила раз в кои-то веки закончить рассказ хэппи-эндом. Вампирша Адель и её «жертва» Кристина будут жить долго и счастливо, о как! Ну… пока Адель нечаянно не выпьет любимую досуха, не рассчитав меры.

– Тогда это уже не хэппи-энд получается, – усмехнулась Люба.

– Ну, Рокерша была бы не Рокерша, если бы не омрачила ложкой дёгтя даже счастливый конец. Трагедия – это моя стихия, гы-ы! – Смешок раздался на том конце линии, и Люба даже представила себе безжалостно-свирепую мину, которую сейчас, наверно, скорчила Оксана. – Но это случится только через энное количество лет, после долгой жизни душа в душу, так что можно считать этот «энд» вполне себе «хэппи». Посвящаю этот рассказ тебе, и попробуй только со своей дамой сердца не слиться в пэйринге! Пусть сила моей творческой воли вам в этом поможет!

– Давай-давай, пиши там свою вампирскую лав-стори с хэппи-эндом. Чур, я – первый читатель!

Попрощавшись с Оксаной, Люба убрала телефон, но на её лице ещё долго сама собой то и дело разгоралась улыбка.

Сказав родителям, что останется ночевать у подруги, она тряслась в «пазике» на дачу. В шесть вечера она вышла на остановке и зашагала по полным цветущих яблонь, черёмух и сирени улочкам; пакет с «джентльменским» набором для соблазнения приятно оттягивал ей руку, врезаясь ручками в пальцы, а её тень скользила по заборам победоносно и уверенно.

– Не подкачай, дружище, – шепнула она старому дивану, раздвигая его и расстилая на нём постель. – Если ты сломаешься в самый ответственный момент, это будет эпичнейший провал.

Знакомый чёрный внедорожник показался в половине восьмого. Валерия вышла из него в летнем брючном костюме с короткими рукавами и дымчатых очках – светлая, милая, свежая, с новой, укороченной по случаю жары стрижкой, благодаря которой открылась и удлинилась шея. Что-то дерзкое, мальчишески-озорное просматривалось в очертаниях её головы. Хоть брюки были и достаточно свободного покроя, но её точёных упругих бёдер они не скрывали, а, напротив, мягко обрисовывали до сладкой, будоражащей и влекущей тоски. Перехватив в одну руку два просвечивающих пакета с продуктами, Валерия открыла калитку и прошла в дом. Люба выждала полчаса для приличия, а потом постучалась.

– Лера! Добрый вечер… Можно тебя на минутку?

Та же минута ожидания была теперь полна солнечных лучей, запутавшихся в ветвях цветущих яблонь, а за спиной Любы развернулись тёплые крылья из лоскутков небесной синевы.

– Привет, Любушка. – Валерия вышла к калитке – уже в шортах и топике на тонких бретельках, домашняя и спокойная.

– Я… Мне надо тебе сказать несколько очень важных слов, – начала Люба. Банально, избито, стёрто до дыр, но ничего больше не приходило в голову.

– Я слушаю тебя. – Глаза Валерии посерьёзнели, из светло-чайных став почти чёрными.

– Лучше будет, если мы пройдём ко мне. Так мне будет проще, а то я что-то немного волнуюсь. – Краткая и кроткая улыбка дрогнула на губах девушки. Хоть это и было «военной хитростью», но холод волнения и правда захлёстывал её тугой петлёй, чистый и хмельной, как яблоневый дурман.

– Хорошо, как скажешь, – озадаченно кивнула Валерия.

Родные «стены», а вернее, сад немного помогал, но всё равно пальцы Любы заледенели среди майского тепла, что Валерия и заметила, когда их руки нечаянно соприкоснулись на ручке двери.

– Ты чего в жару мёрзнешь?

– Давай зайдём, – проронила девушка еле слышно.

Вино, свечи и тарелка с кистью великолепного и крупного, дымчато-розового винограда, покрытого соблазнительными капельками воды, заставили Валерию насторожиться.

– А что это тут за романтика? Ты кого-то ждёшь?