Джоанна Линдсей - Грозовая любовь

— Потому что она застрелила одного из них, а я хотел помочь ей уйти оттуда. Только потом я узнал тебя и сказал об этом Сэм.

— Вот это похоже на правду. Я могу представить, что она помогает какому-то несчастному, но только не мне. Разве она не рада была видеть, как меня пытают?

— Когда она поняла, что это ты, — быстро сказал Лоренсо, — с ней случилось такое, чего я даже не мог предположить. Она свалилась у твоих ног и едва не сошла с ума.

— Черт тебя возьми, Лоренсо…

— Нет. Теперь ты узнаешь все. У меня нет оснований лгать тебе. Я расскажу, как все было. Она совершенно потеряла контроль над собой, и мне какое-то время пришлось держать их всех одному. А они перепугались еще больше, когда увидели ее валяющуюся рядом с тобой, бормочащую и стонущую. Это доказывало, что ты много для нее значишь, и что она от тебя не отступится.

— Чепуха.

— Я только хочу сказать, что это был переломный момент. Для них она была вооруженная женщина, умеющая стрелять, и готовая перестрелять их всех. Она вывела из терпения одного. Он бросился на нее, и она застрелила его. Потом ей пришлось еще одному пристрелить руку, и они притихли. Она держалась уверенно, отдавала приказы, следила за тем, как на тебе разрезали веревки. Даже мне она приказала уезжать вместе с тобой, но я, конечно, не послушался и вернулся за ней.

— Хорошо, Лоренсо, но почему она так поступила? Он пожал плечами.

— Я не спрашивал. Она — твоя жена. Мне это казалось естественным. В конце концов, это не мое дело. Она часами ждала со мной вместе, пока над тобой работал врач. Она ушла только после того, как он сказал, что ты будешь жить. На следующий день она навестила тебя, но ты был без сознания. Она ушла, когда ты начал говорить в беспамятстве.

— И что я сказал?

— Имя, — ответил Лоренсо и ухмыльнулся. — Ты назвал имя другой женщины. Хэнк нахмурился.

— Ты говорил с ней после этого?

— Недолго.

— Она не сказала, почему оставила меня на свободе?

— Нет.

— Черт тебя возьми, что же она сказала?

— Только то, что не будет оспаривать твоих прав на землю. И заставила меня дать слово, что останусь с тобой.

— Она знала, что земля продана?

— Да.

— Dios, теперь все обретает смысл, — спокойно сказал Хэнк. — Она жалеет меня. Она знала, что земля украдена. Она испытывала сострадание к моему «кузену», а теперь ко мне. Но я не нуждаюсь в ее жалости. Лучше я верну им землю! Лоренсо изумился.

— Как тебя понимать? У тебя своя дорога, у нее — своя. Ты получил то, что хотел.

— Это не так важно…

Лоренсо смотрел, как Хэнк выбегает из комнаты.

Он понимал причину недовольства своего друга. Она звалась Саманта Кингсли Чавес, его жена.

— Какого черта вы здесь делаете? — требовательно спросил Хэмильтон Кингсли. Он поднялся из-за стола, лицо у него покраснело от раздражения. — Нам не о чем говорить. Убирайтесь отсюда, Чавес!

Хэнк пропустил эти слова мимо ушей.

— Нам есть о чем поговорить, сеньор.

— Месть? Мне следовало бы догадаться.

— Нет, — ответил Хэнк. — Я решил забыть о том, что делали со мной ваши люди.

— Почему?

— Как вы можете видеть, я выздоровел, — ответил Хэнк спокойно. — Я беспристрастный человек и признаю, что ваши действия были оправданы.

— Более чем оправданы. Если бы я знал тогда то, что узнал позднее…

— Это не имело значения ни тогда, ни сейчас, сеньор. Вы ведь могли добиться моего ареста, но не стали этого делать. Отсюда я могу заключить, что и вы решили забыть обо всем.

— Это не мой выбор, мистер, — холодно ответил Кингсли.

— Тогда чей?

— Так захотела Сэм.

— Почему?

— Если бы я знал! — Кингсли пришел в возбуждение. — Да и какое вам до этого дело? Вы свободны и получили, что хотели.

Хэнк нахмурился. И Кинсгли, и его друг Лоренсо думали, что он должен быть полностью удовлетворен. Никому из них не приходило в голову, сколь важно для него понять, почему Саманта приняла его сторону.

— Вы говорите, сеньор, что выполнили желание дочери, не спрашивая о причинах. Мне трудно в это поверить.

Хэмильтон с отвращением посмотрел на Хэнка.

— Она сказала, что земля значит для вас больше, чем для нее. Она думает… вы достаточно натерпелись. Глаза у Хэнка сузились.

— Так, значит, все-таки жалость…

— Жалость? — Хэмильтон рассмеялся. — Вы не знаете моей дочери.

— Тогда я хочу увидеть Саманту.

— Нет, — жестко ответил Хэмильтон. Хэнк спокойно посмотрел на него.

— Она развелась со мной? Хэмильтон устало опустился на стул.

— Нет.

— Тогда я имею право видеть ее.

— Но только не в моем доме. Чтобы вам было все ясно, Чавес, вас сюда никто не звал. Скажите о вашем деле и убирайтесь.

На скулах Хэнка заходили желваки. Перед ним была каменная стена, и он очень хорошо это понимал.

— Я приехал оплатить мой вексель, — сказал Хэнк и положил на стол чек.

Хэмильтон с изумлением взял чек.

— Я думал, что никогда не увижу его. Недавно разбогатели?

— По существу, да.

Хэмильтону показалось, что в словах Хэнка прозвучал сарказм.

— Мои рудники? Не так ли? Боже! Вы расплачиваетесь со мной моими же рудниками.

— Нет, сеньор, медные рудники едва оправдывают свое содержание. Я разбогател на колорадском серебре.

— Наткнулись на богатую жилу?

— Так сказал мой партнер.

— В общем-то меня это не волнует, — сказал Хэмильтон. — Вы, Чавес, обладаете способностью выкарабкаться из любого дерьма и после этого благоухать как роза. Вы ведь добились всего, чего хотели?

Хэнк с трудом сдерживал гнев. Каменная стена росла на глазах.

— Верните мой вексель.

— Разумеется. — Хэмильтон выдвинул ящик стола, порылся в нем и положил бумагу на стол. — Больше у вас нет дел ко мне, Чавес. Вы можете считать себя мужем моей дочери, но такую женитьбу я не признаю. Не приходите больше.

— Я ухожу, сеньор. Не могли бы вы сказать Саманте, что я приезжал сюда и хотел встретиться с ней?

— Скажу, но это не имеет ровно никакого значения. Она не хочет видеть вас. — Он сухо усмехнулся. — Последний раз, когда она упомянула ваше имя, то сопроводила его проклятием. Нет, Чавес, у нее действительно нет никакого желания встречаться с вами.

Хэнк повернулся на каблуках и пошел к двери. Гнев его рос по мере того, как он подходил к Эль Рею. Саманта была где-то здесь, но для него недоступна. Он только хотел поговорить с ней. Неужели они думают, что он опять похитит ее? Боже, ведь она его жена! И не сделала ничего, чтобы развестись с ним — пока ничего не сделала…

— Ваша лошадь, сеньор.

— Gracias.

Хэнк сел в седло, но не уезжал. Он огляделся, посмотрел на дом, где, вероятнее всего, была Саманта. Может быть, она поехала на прогулку?

— Вы напрасно ждете ее, сеньор.

Хэнк пристально глянул на старого мексиканца.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве вы не приехали сюда повидаться с Сэм?

— Я приехал заплатить долг, — холодно ответил Хэнк.

— Есть много путей платить долги. Ради одного этого вы бы не поехали.

— Кто ты?

— Мануэль Рамирес. Я был с хозяином еще до приезда его дочери. Нет ничего в этой семье, чего бы я не знал.

— Значит, ты знаешь, где Саманта?

Конечно, как и то, что вы сеньор Чавес, ее Скажи мне, Мануэль, разве ты не согласен, что у мужа есть право видеть жену?

— Конечно, — ответил Мануэль и добавил:

— Если она хотела выйти за него замуж. Хэнк нахмурился.

— Черт побери, я только хотел поговорить с ней.

— Зачем, сеньор? Вы вообще не хотели жениться на ней и сказали, что не возражаете против развода.

— Черт возьми! — выругался Хэнк. — Откуда ты знаешь?

— Сэм много рассказывала моей жене и дочери, пока была здесь.

Хэнк посмотрел на Мануэля внимательно и негромко спросил:

— Ты даже знаешь, почему она помогла мне той ночью?

— Si. Я знаю и это. Но вы можете услышать ответ только от нее.

— Как же мне это слышать, если я не могу ее увидеть…

Мануэль пожал плечами и промолчал. В ярости Хэнк дернул поводья и собрался уезжать. Но что-то в словах Мануэля вдруг поразило его, и он остановился.

— Ты сказал, пока она была здесь? — спросил он. — Значит, сейчас ее нет? Мануэль ухмыльнулся.

— Вы поймали меня. А мне показалось, что вы не поняли.

— Где она?

— Она была несчастлива здесь и уехала на несколько месяцев. Вам придется долго ехать, чтобы повидаться с ней.

— Куда?

— Туда, где она родилась.

— Она в Англии? — спросил пораженный Хэнк…

— Поторопитесь, Сэм, иначе вы не успеете.

— Ох, оставь меня, Лана, — пробормотала Саманта, прижимая ко лбу влажное полотенце. — У меня ужасно болит голова, кажется, я простудилась.

— Просто вы ищете причину, чтобы не вылезать из теплой постели.

— Чепуха. Что из того, что здесь немного холодно. Сейчас середина зимы, я уже привыкла мерзнуть.

— Привыкли не больше, чем я, — съязвила Фролиана. — Если у вас простуда, то благодаря утренним прогулкам в парке.

— По-твоему, я вообще не должна выходить из дома?

— Только в хорошую погоду. Правда, такой погоды нет уже больше месяца. Что касается головной боли, то, провалявшись весь день в постели, просто смешно говорить о ней.

— Ну, если ее и не было до твоего прихода, то уж после — обязательно. Честное слово, ты еще хуже матери. Делай то, делай это. Если бы я знала, как ты настырна, я бы оставила тебя дома.

— А кто бы тогда заботился о вас?

— Черт тебя возьми, Лана, я не ребенок! — воскликнула Саманта.

— Вот и ведите себя как взрослая. И вставайте с постели.

— Не спорь со мной. Лучше пойти к брату и объясни, почему я не могу обедать с ним. — Она глубоко вздохнула и откинулась на подушку. — Послушай, Лана, я просто не могу одеваться так тщательно для обычного обеда. Официальность Шелли доведет меня до сумасшествия. Если бы он мог, то заставил бы меня выходить к завтраку в бальном платье.

— Вы забываете, что это не простой обед. Его невеста приедет, чтобы встретиться вечером с вами.

— О, Боже, — застонала Саманта. Она сбросила с себя три теплых одеяла и устало поднялась. — Я совсем забыла. Почему ты не сказала об этом сразу? Дай мне платье из темно-желтого бархата и желтые туфли. И не забудь шаль — я не собираюсь мерзнуть в большой холодной комнате, чтобы доставить моему братцу удовольствие…

— Она опаздывает? — спросила Саманта Шелдона, входя в гостиную и увидев, что он один.

— Это свойственно женщинам, дорогая.

Она пропустила его замечание мимо ушей, хотя только что провела сумасшедшие полчаса, занимаясь своим туалетом, чтобы не опоздать. Сказанное было вообще характерно для Шелдона. Иногда он просто раздражал ее своей чопорностью и снобизмом, и она начинала сомневаться, любит ли она вообще своего брата.

Саманте частенько приходилось напоминать себе, что Шелдон ее брат, поскольку он оставался чужим после нескольких недель ее пребывания в Англии. Ей хотелось откровенно поговорить с ним, но это желание быстро улетучилось, когда она увидела полное отсутствие интереса к ее делам. Он не спросил, почему она приехала в Англию, сколько времени собирается оставаться здесь или почему ее муж не приехал вместе с ней. То, что он не расспрашивал ее о Хэнке, облегчило ее жизнь, но то, что он не спросил даже о здоровье отца, изумило Саманту.

Вообще Шелдон, видимо, считал, что каждый живет своей жизнью, и поэтому ничего не рассказывал о себе. Все, что она поняла в нем, произошло только благодаря ее наблюдательности. Или случайностям. Именно таким образом она узнала о Терезе Паласио, невесте Шелдона. Однажды утром он объявил, что женится на ней весной…

— Не хочешь ли ты немного вина перед обедом? — спросил Шелдон голосом, лишенным какого-либо чувства.

Саманта отрицательно покачала головой, лишний раз удивившись, как может молодая женщина влюбиться в такого бесчувственного человека. Все же она должна была признать, что он красив. И богат — бабушка оставила ему семейное поместье. Но он был… таким занудой.

— Может быть, ты выпьешь чая?

— Я подожду, когда приедет твоя novia.

— Novia. Какое странное слово, однако, — сказал Шелдон, немало изумив Саманту. — Тереза так зовет меня. Она настаивает, чтобы я выучил испанский, но мне что-то не хочется.

— Она не говорит по-английски?

— Не слишком хорошо. Саманта усмехнулась.

— Как же вы сумели договориться о женитьбе? Задав вопрос, она поняла по лицу Шелдона, что делать этого не следовало. Его взгляд выражал крайнее неодобрение, хотя тому, кто мало знал Шелдона, было бы трудно что-либо прочитать на его бесстрастном лице. Но Саманта ловила на себе похожие взгляды достаточно часто — всякий раз, когда по своей привычке задавала импульсивные вопросы.