– Ты нашел Хитклифа, осел? – перебила его Кэтрин. – Ты искал его, как я тебе приказала?

– Лучше бы я вашу лошадь поискал, – отвечал он. – Толку было бы больше. Но ночь стоит такая темная, что ни человека, ни лошадь не сыщешь: черно как в трубе! А Хитклиф – такая бестия, что на мой свист не выйдет. Вот если бы вы, мисс, покричали, может, у него слух и прорезался бы.

Вечер и вправду был очень темным, совсем не летним. В грозовых тучах мелькали зарницы, и я сказала, что лучше бы нам всем посидеть дома, а приближающийся дождь загонит парня под крышу без нашего участия. Но Кэтрин было никак не успокоить – она металась от ворот и к дверям, не зная устали, пока не замерла у стены, отгораживающей усадьбу от дороги. Она так и стояла там, не обращая внимание ни на мои уговоры, ни на набирающие силу раскаты грома, ни на первые тяжелые капли, зашлепавшие вокруг нее, и только звала, прислушивалась, звала снова, а потом зарыдала. Она всхлипывала так неудержимо, как даже Гэртон или любой другой ребенок никогда не плакали.

Около полуночи, когда мы все еще были на ногах, гроза набросилась на дом со всей силой. То ли один из яростных порывов ветра, то ли удар молнии сломал как спичку одно из деревьев за углом здания, огромный сук упал на крышу и отломал с восточной стороны кусок трубы – в камин на кухне с грохотом посыпались камни и сажа. Мы решили, что молния ударила прямо между нами, и Джозеф пал на колени, заклиная Господа нашего вспомнить патриархов Ноя и Лота[18] и, как в библейские времена, пощадить праведников и покарать нечестивцев. Мне же подумалось, что суд Божий настал для всех нас, включая мистера Эрншо, запершегося в кабинете, как Иона во чреве кита[19]. Я изо всех сил подергала ручку двери его убежища, чтобы убедиться, что хозяин еще жив. Он ответил громко такими страшными ругательствами, что Джозеф пуще прежнего взмолился о милости для святых вроде него самого и о каре для грешников вроде его господина. Но гроза отгремела за двадцать минут, не причинив нам вреда. И только Кэти промокла до нитки, потому что упрямо отказывалась укрыться от ливня и стояла без шляпы и шали под потоками воды. Вода буквально струилась с ее волос и платья, когда она вошла в залу, упала на скамью у очага, отвернулась к спинке и закрыла лицо руками.

– Ах, мисс! – воскликнула я, тронув ее за плечо. – Вы же не хотите уморить себя вконец? Знаете, который час? Уже половина первого. Ступайте же скорей в постель! Теперь бессмысленно ждать вашего сумасбродного дружка: наверняка он пошел в Гиммертон и там останется. Он, небось, думает, что мы все не будем ждать его допоздна, а только разве мистер Хиндли, и уж точно не хочет, чтобы дверь ему открыл хозяин.

– Нет ему пути в Гиммертон, и не рассчитывайте, – заявил Джозеф, – он наверняка в трясине сгинул. Эта гроза – знак Господень, и вам, мисс, следует быть начеку – может, вы следующая! Давайте же возблагодарим небо за все! Благо да пребудет с теми, кто избран и отмечен Господом и, как сказано в Писании… – Тут он пустился твердить священные тексты, не упуская ни главы, ни стиха Библии.

Я так и не уговорила упрямую девчонку встать, чтобы снять с нее мокрую одежду, и оставила ее вдвоем с Джозефом. Последний проповедовал без устали, а Кэти дрожала в ознобе. Я уложила в постель маленького Гэртона, который посапывал так сладко, как будто все вокруг него спали крепким сном, и примостилась рядом. Какое-то время еще слышался голос Джозефа, потом по лестнице прошаркали его медленные шаги, и я заснула.

На следующий день я спустилась вниз позже обычного, разбуженная лучами солнца, которые пробивались сквозь прорези ставней моей спальни. В зале я увидела мисс Кэтрин, сидящую в той же позе у камина. Дверь в залу была распахнута, свет потоком лился из незакрытых окон. Хиндли уже вышел и стоял у кухонного очага, бледный и заспанный.

– Что стряслось, Кэти? – спросил он, когда я вошла. – Ты выглядишь как мокрая и ощипанная курица! Почему ты такая бледная и несчастная, малышка?

– Я попала под дождь, – пробормотала она, – и никак не могу согреться, только и всего.

– Ох, мистер Эрншо, – воскликнула я, видя, что хозяин сравнительно трезв, – только взгляните на эту негодницу! Вчера вечером ее промочил насквозь ливень, и она так и просидела здесь всю ночь, и я не смогла ее с места сдвинуть.

– Всю ночь? – повторил мистер Эрншо, уставясь на нас в изумлении. – Ума не приложу, что ее могло подвигнуть на это! Неужели гром ее так напугал? Но гроза уже много часов как кончилась…

Никто из нас не хотел признаваться в исчезновении Хитклифа, пока этого можно было избежать. Я ответила, что не знаю, что на нее нашло, а сама Кэтрин ничего не сказала. Утренний воздух был свежим и бодрящим, и я распахнула окно – в комнату хлынули сладкие ароматы сада, но Кэтрин раздраженно крикнула: «Эллен, закрой сейчас же окно! Мне зябко!» У нее и вправду зуб на зуб не попадал, и она жалась к почти погасшим углям.

– Она больна, – сказал Хиндли, попробовав пульс на ее запястье. – Наверное, поэтому и в постель не идет. Проклятье! Надоели вы мне все с вашими болезнями! Какого черта ты болталась под дождем?

– Опять бегала за мальчишками, как и всегда, – проскрипел Джозеф, воспользовавшись нашим нерешительным молчанием, чтобы вставить злобное словцо. – На вашем месте, хозяин, я бы захлопнул перед ними двери дома – только и всего! Дня не проходит, когда вы в отлучке, чтобы сюда не пробирался молодой Линтон, а мисс Нелли – тоже хороша! Сидит на кухне у окна и караулит ваш приход. Стоит вам войти в одну дверь, а кавалер вашей сестры уже выскакивает в другую! После наша молодая госпожа забывает о своей гордости и сама бегает за другим парнем! Хорошенькое дело – гулять по полям после полуночи с мерзким и ужасным цыганским отродьем. Мисс Кэти и Хитклиф, верно, думают, что я слепой, но не тут-то было! Я полюбовался на приход и уход молодого Линтона, и я видел, как ты, – тут он направил свой обличительный перст на меня – презренная, нечестивая душа, шмыгнула в дом, едва заслышав стук копыт хозяйского коня по дороге.

– Замолчи, гнусный, подлый любитель наушничать! – закричала Кэтрин. – Хватит дерзить мне! Эдгар Линтон вчера оказался здесь случайно, Хиндли, и я велела ему уйти, потому что знаю, что тебе совсем не захочется встречаться с ним в том виде, в котором ты был вчера.

– Ты лжешь, Кэтрин, – отвечал ее брат, – и в этом нет никаких сомнений. Не думай, что я тебя не раскусил! Но оставим Линтона на время… А теперь отвечай – ты прошлую ночь провела с Хитклифом? Говори правду! Не бойся ему навредить – хоть я и ненавижу его всей душой, но недавно он отплатил мне добром, так что совесть не позволит мне сломать ему шею, хоть у меня и руки чешутся. Я просто ушлю его куда подальше с глаз моих, а когда его тут не будет, советую тебе вести себя тише воды и ниже травы, потому что настанет пора взяться за тебя как следует.

– Клянусь тебе, я ночью Хитклифа в глаза не видела, – сказала Кэтрин, сквозь слезы, – а если ты его выгонишь, то и я уйду вместе с ним. Но, думается, ты не сможешь этого сделать, он исчез… – И тут она зарыдала так сильно, что оставшихся ее слов было уже не разобрать.

Хиндли обрушил на нее поток оскорблений и брани, а потом велел тотчас уйти к себе и не плакать попусту. Я заставила ее подчиниться, и никогда не забуду той сцены, которую она устроила мне в спальне. Кэтрин меня страшно напугала: я подумала, что она сходит с ума, и упросила Джозефа сбегать за врачом. У нее явно начинался бред. Мистер Кеннет после осмотра тут же объявил, что мисс Кэтрин опасно больна. Она вся горела в лихорадке. Доктор сделал ей кровопускание, велел мне кормить ее пахтой и кашей на воде и следить, чтобы она не выбросилась в пролет лестницы или из окна. С этим он ушел, потому что ему хватало забот в нашем приходе, где коттеджи отстояли друг от друга на две-три мили и навещать больных было непросто.

Хоть я и не была терпеливой сиделкой, от Джозефа и хозяина вовсе было мало проку, а сама Кэтрин была упряма и несносна, как могут быть только больные, она поправилась. Миссис Линтон – мать Эдгара – несколько раз побывала у нас, чтобы обеспечить больной должный уход, и всех нас заставила побегать, пока все в доме не завертелось по ее указке. Когда Кэтрин уже выздоравливала, она настояла на переезде девушки в «Скворцы», чему мы только обрадовались. Но бедная старая леди поплатилась за свое милосердие: они с мужем заразились лихорадкой и сгорели в несколько дней, скончавшись один за другим.

Наша молодая госпожа вернулась к нам еще более необузданной, вздорной и дерзкой, чем раньше. Хитклиф как в воду канул с той самой грозовой ночи. И однажды я имела глупость, когда она совсем уж вывела меня из себя, прямо обвинить ее в исчезновении Хитклифа, что вообще-то было правдой, и она сама это знала. После этого несколько месяцев Кэтрин вообще со мной не разговаривала, только иногда бросала приказы, как последней служанке. С Джозефом она вела себя так же, однако его так просто было не пронять, и он по-прежнему постоянно поучал ее и отчитывал, как маленькую девочку. Для Кэтрин это было тяжело, ведь она воображала себя взрослой женщиной и нашей госпожой, а ее недавняя тяжелая болезнь давала ей право, как она считала, требовать к себе повышенного внимания и заботы. Потом доктор заявил, что ей в ее состоянии не стоит перечить, лучше ей уступать, и с тех пор она так смотрела на любого, кто отваживался ей сказать хоть слово поперек, что могла бы убить таким взглядом. От мистера Эрншо и его дружков она держалась подальше, а ее брат, в свою очередь запуганный доктором Кеннетом и не желавший повторения болезни сестры после припадков ее ярости, старался ей во всем потакать, чтобы не разбудить лишний раз ее скрытое безумие. Он излишне часто шел на поводу ее прихотей, но двигала им не привязанность, а гордыня. Он всей душой хотел, чтобы Кэтрин возвысила их семью, породнившись с Линтонами, и покуда она не мешала ему жить, как ему вздумается, он позволял ей помыкать нами, как жалкими рабами. На нас ему было наплевать! А Эдгар Линтон, как и многие мужчины до и после него, совсем потерял голову от любви. Он казался себе самым счастливым человеком на свете, когда через три года после смерти своего отца повел ее к алтарю Гиммертонской церкви.

Мне, вопреки моему желанию, пришлось оставить Грозовой Перевал и переехать вместе с молодой миссис Линтон сюда, в «Скворцы». Малышу Гэртону в то время исполнилось пять лет, и я только-только начала учить его грамоте. Горьким было наше расставание, но слезы Кэтрин перевесили наше горе. Когда я отказалась переезжать с ней и не поддалась на ее посулы, она пожаловалась мужу и брату. Эдгар Линтон предложил мне прекрасное жалованье, а Хиндли Эрншо велел собирать вещи. Он заявил, что не собирается держать женскую прислугу в доме, где нет хозяйки, а моего подопечного Гэртона пора сдать с рук на руки священнику для дальнейшего обучения. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Я прямо сказала хозяину, что он гонит от себя всех приличных людей, чтобы ускорить свою погибель. Потом я поцеловала Гэртона, попрощалась с ним, и с тех пор мы стали друг другу чужими. Странно, но он совсем позабыл, кто такая Эллен Дин, и о том времени, когда он был для меня всем на свете и даже больше, а я – для него!

В этом месте своего рассказа экономка взглянула на часы на каминной полке и ужасно удивилась, увидев, что стрелки уже показывают половину второго. Она и слышать не хотела о том, чтобы остаться со мной хоть на минуту. По правде говоря, я и сам не возражал, чтобы услышать продолжение ее истории в другой день. После того как она отправилась почивать, я еще предавался раздумьям некоторое время, а затем собрал все силы, чтобы скинуть с себя оцепенение, преодолеть боль в голове и ломоту в теле и тоже пойти спать.

Глава 10

Нечего сказать, прекрасное вступление в жизнь отшельника! Четыре недели мучительного кашля, ломоты и тошноты. Ах, эти студеные ветры, суровое северное небо, занесенные снегом дороги и неторопливые сельские эскулапы! Одни и те же лица вкруг одра болезни и мрачный приговор доктора Кеннета: до весны мне, скорее всего, не придется выйти на улицу.

Мистер Хитклиф только что почтил меня своим визитом. А неделю тому назад послал мне пару куропаток – последних в этом охотничьем сезоне. Каков негодяй! Ведь в моей болезни, без сомнения, есть и его вина. Надо было бы сказать ему об этом, но – увы! – как мог я оскорбить человека, сподобившегося больше часа просидеть у моей постели и проговорить на темы, не касавшиеся пилюль, микстур, пластырей и пиявок. Сейчас я пошел на поправку, но еще слишком слаб, чтобы читать. Так и хочется послушать занимательную историю. Почему бы не позвать миссис Дин, чтобы она завершила свой рассказ? Я могу восстановить в памяти основные его события до того момента, когда ей пришлось прерваться. Да, да – я прекрасно помню, что главный герой сбежал, и три года о нем не было ни слуху ни духу, а героиня вышла замуж. Звоню! Моей экономке наверняка понравится мой бодрый голос. Вот и миссис Дин.