– Лекарство вам принимать еще через двадцать минут, – начала она.

– Бог с ним, с лекарством, – прервал ее я, – мне хочется…

– Доктор сказал, что порошки вам уже не требуются.

– Прекрасная новость! А теперь послушайте меня и не прерывайте. Подойдите сюда и сядьте. Руки прочь от шеренги гадких пузырьков с лекарствами! Доставайте-ка скорее ваше рукоделие. Вот так, отлично! А теперь вернитесь к вашему рассказу о мистере Хитклифе с того места, где вы остановились, и до дня нынешнего. Он получил образование на континенте и вернулся джентльменом? Или ему удалось стать стипендиатом в Оксфорде либо Кембридже? А может быть, он сбежал в Америку и стяжал славу на полях битвы с врагами своей новой родины? Или гораздо быстрее нажил состояние неправедным путем на больших дорогах Англии?

– Возможно, он перепробовал всего понемногу, мистер Локвуд, но доподлинно мне ничего не известно. Я уже раньше говорила вам, что не знаю, откуда у него деньги. Также неведомо мне, как он сумел возвыситься и отринуть дикое невежество, на которое был обречен. Но, с вашего разрешения, я продолжу свой рассказ как умею, если вы сочтете, что он позабавит вас и не утомит. Вы себя сегодня лучше чувствуете?

– Гораздо лучше.

– Вот и прекрасно! Тогда я продолжу. Значит, переехали мы с мисс Кэтрин в «Скворцы». Мои предчувствия, к счастью, не оправдались, потому как вела она себя гораздо лучше, чем я смела надеяться. Казалось, что она души не чаяла в мистере Линтоне, и даже выказывала привязанность его сестре. И Эдгар, и Изабелла очень заботились о ее благополучии. Случилось так, что не репейник склонился к жимолости, а жимолость заключила репейник в свои объятия. Взаимных уступок не было: Кэтрин стояла как скала, а остальные подчинялись. Никто не будет показывать свой дурной нрав и тяжелый характер, если не встречает сопротивления и не сталкивается с равнодушием. Я приметила, что мистер Эдгар просто-напросто боится вывести свою жену из равновесия. Этот свой страх он скрывал от Кэтрин, но если только слышал, что я ей резко отвечаю, или видел, как кто-то из слуг хмурился в ответ на ее приказания, отдаваемые надменным тоном, он выказывал свою тревогу, морщась от неудовольствия, чего никогда не случалось, если дело касалось его самого. Много раз он выговаривал мне за мой дерзкий язык. А уж малейший признак досады на лице его жены был для него как нож острый! Чтобы не огорчать своего доброго хозяина, я научилась прятать свои обиды. Миновали полгода, и все это время порох лежал в пороховнице, безобидный, как песок, потому что никто не подносил к нему фитиль. Временами на Кэтрин нападали приступы уныния, на которые ее муж отвечал понимающим молчанием. Он приписывал их переменам в ее характере, ставшим следствием ее опасной болезни, ведь раньше за ней такого не водилось. Но стоило солнцу ее улыбки выйти из-за туч, как он улыбался в ответ жене. Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что на долю им выпало глубокое и все возраставшее счастье.

Но оно кончилось. Так и должно было случиться, потому что рано или поздно все мы вспоминаем о себе. И пусть добрые и великодушные могут гордиться собой по праву, в отличие от тех, кто подавляет окружающих, но счастье кончается в тот самый миг, когда силою обстоятельств каждый чувствует, что его интересы – не самое главное для другого, близкого ему человека. Как-то теплым сентябрьским вечером я шла из сада с тяжелой корзиной собранных мною яблок. Было уже темно, и луна выглядывала из-за стены, окружавшей двор, заставляя тени трепетать и прятаться в углах за бесчисленными выступами здания. Я поставила свою ношу на порог у дверей в кухню и замешкалась, чтобы вдохнуть полной грудью теплый, напоенный ароматами воздух. Я стояла спиной к дверям и любовалась на луну, когда услышала за спиной чей-то голос:

– Нелли, это ты?

Голос был низкий, и звучал как у иностранца, но то, как было произнесено мое имя, показалось мне знакомым. Я с опаской оглянулась, чтобы узнать, кто говорит, ведь все двери были закрыты, а я никого не видела на пути к кухне. На крыльце кто-то зашевелился, и, подойдя ближе, я увидела высокого мужчину, темнолицего, темноволосого, в темной одежде. Он стоял, прислонившись к двери и взявшись за щеколду, как будто собирался войти. «Кто бы это мог быть? – подумала я. – Мистер Эрншо? Нет, только не он. Голос совсем другой».

– Я жду здесь уже целый час, – продолжал человек на крыльце, а я глядела и глядела на него, но не могла признать, и кругом все было тихо, как на кладбище. – Я не посмел войти. Ты меня так и не узнала! Посмотри, я не чужой!

Луч света упал на его лицо и осветил землистые щеки, наполовину скрытые черными бакенбардами, насупленный лоб, запавшие глаза. Вот их-то я и узнала.

– Неужели! – вскричала я, всплеснув руками в изумлении и не понимая, живой человек передо мной или призрак. – Ты действительно вернулся? Ты ли это?

– Да, это я – Хитклиф, – отвечал он, переводя взгляд с меня на окна, в которых отражалась вереница мерцающих лун, но ни огонька, ни отсвета изнутри. – Они дома? Где она? Нелли, ты не рада, но не волнуйся и не бойся меня. Она здесь? Хочу перемолвиться хоть одним словечком с твоей хозяйкой. Ступай же и скажи ей, что ее хочет увидеть кое-кто из Гиммертона.

– А ты подумал, что она почувствует, увидев тебя? – воскликнула я. – Что с нею станется? Я сама не своя от удивления, а она так и просто ума лишится. Но ты… вы и вправду Хитклиф! Но как вы изменились, просто уму непостижимо! Вы что, в армии служили?

– Ступай и передай своей госпоже мои слова, – нетерпеливо перебил он меня. – Я в аду сгорю дотла, если ты этого не сделаешь.

Он поднял щеколду, и я вошла в дом, но когда оказалась у дверей гостиной, где сидели мистер и миссис Линтон, то не смогла заставить себя войти. Я замешкалась у дверей, но потом решила, что войду и спрошу, не зажечь ли им свечи. С этой мыслью я отворила дверь.

Они сидели вместе у распахнутого в сад окна, за деревьями которого стеной стояла пышная разросшаяся зелень парка и еще дальше открывался вид на Гиммертонскую долину. По ней почти до самого ее конца поднимался туман. Шел он от ручья, который, как вы, наверное, помните, сэр, прямо за церковью вбирает в себя воды с болота и бежит вниз по косогору. Грозовой Перевал вздымался прямо из серебристой мглы, но нашего старого дома видно не было, он прятался на другой стороне. И комната, и люди в ней, и вид, которым они любовались, дышали миром и покоем. Я не могла себя заставить раскрыть рот и доложить о посетителе. Я уже совсем собралась уйти, ничего не сказав после того, как спросила про свечи, когда сознание того, что я веду себя глупо, принудило меня вернуться и пробормотать: «Вас хочет видеть какой-то человек из Гиммертона, мадам!»

– Что ему надобно? – спросила миссис Линтон.

– Я не спрашивала его.

– Ну хорошо, задерни шторы, Нелли, – сказала она, – и принеси нам чай. Я сейчас вернусь.

Она вышла из гостиной. Мистер Эдгар небрежно спросил, кто там пришел.

– Один человек, которого госпожа не ждет, – ответила я. – Это Хитклиф – вы ведь помните его, сэр? Он жил в доме мистера Эрншо.

– Как! Цыган, деревенский парень? – воскликнул он. – Почему ты прямо не сказала этого Кэтрин?

– Тише, не называйте его так, сэр, – взмолилась я. – Зачем огорчать хозяйку лишний раз. У нее и так чуть сердце не разорвалось, когда он сбежал. А теперь его возвращение ее несказанно обрадует, это уж точно.

Мистер Линтон подошел к другому окну, выходившему во двор. Он отворил его и высунулся наружу. Наверное, Кэтрин и Хитклиф были как раз под окном, потому что он тут же воскликнул: «Не стой там, дорогая! Пригласи того, кто пришел, в дом, коль скоро ты его знаешь!» Вскоре раздался лязг щеколды и Кэтрин взлетела вверх по лестнице, запыхавшаяся и в полном смятении. Лицо ее отражало такую бурю чувств, что его даже нельзя было назвать радостным. Казалось, в дом пришло несчастье.

– Ах, Эдгар, Эдгар! – только и могла промолвить она, едва переводя дыхание и обвивая руками его шею. – Мой дорогой Эдгар! Представляешь – Хитклиф вернулся!

И она еще крепче сжала свои объятья.

– Ну, будет тебе, – сердито ответил муж. – Вернулся – и что из того? Разве это повод совсем меня задушить? Мне он никогда не казался бесценным сокровищем. Зачем же с ума сходить?

– Я знаю, ты не слишком его жаловал, – сказала она, чуть умерив свой радостный пыл, – но ради меня вы должны стать друзьями. Мне пригласить его сюда?

– Сюда? – воскликнул он. – В гостиную?

– Куда же еще? – спросила она.

Он с досадой объявил, что кухня Хитклифу подойдет больше. Миссис Линтон смерила его насмешливым взглядом – наполовину сердясь, наполовину посмеиваясь над его разборчивостью.

– Нет, – сказала она после непродолжительного молчания, – негоже мне сидеть на кухне. Накрой здесь два стола, Эллен. Один будет для хозяина и мисс Изабеллы – они ведь у нас дворяне, белая кость, а другой для меня и Хитклифа, как людей из низшего сословия. Тебя это устроит, дорогой? Или мне затопить камин в другой комнате? Если так, то, будь добр, распорядись. А я побегу вниз – боюсь, как бы мой гость не исчез. Я так рада, что мне все время кажется, что он сейчас растворится в воздухе!

Она повернулась, чтобы опять убежать, но Эдгар задержал ее.

– Ты, Нелли, ступай и попроси его подняться, – твердо сказал он, обращаясь ко мне. – А ты, Кэтрин, в своей радости постарайся не делать из себя посмешище. Негоже всем слугам в доме видеть, как их хозяйка принимает их ровню, да еще и беглеца, как своего брата.

Я спустилась в сад и увидела Хитклифа на крыльце. Он явно ждал, что его пригласят в дом и, не тратя лишних слов, последовал за мной. Я ввела его к господину и госпоже, чьи пылающие щеки выдавали недавнюю ссору. Но лицо хозяйки дома зажглось новым чувством, стоило ее другу появиться на пороге. Она бросилась навстречу ему, взяла за обе руки и подвела к Линтону, а потом насильно соединила руки хозяина и гостя. Теперь, при свете свечей и камина, я еще больше поразилась преображению Хитклифа. Он превратился в высокого, атлетически сложенного, статного мужчину, рядом с которым мой хозяин выглядел худосочным юнцом. Выправка гостя наводила на мысль о том, что он служил в армии. Из-за сурового выражения лица с резкими чертами он казался старше, чем мистер Линтон. Теперь весь его облик дышал умом и не сохранил никаких следов прежней униженности. В грозно сдвинутых бровях и глазах, горевших черным огнем, еще пряталась былая злоба отверженного, но открыто она не проявлялась. Его манеры были даже благородны, пусть и без изящества, но и без грубости. Чувствовалось, что мой хозяин изумлен не меньше моего, если не больше, и не знает, как ему держать себя с этим «деревенским парнем», как он его раньше называл. Хитклиф позволил своей руке выскользнуть из некрепкого пожатия Линтона и холодно смотрел на хозяина, ожидая, когда тот заговорит.

– Садитесь, сэр, – промолвил наконец Эдгар. – Миссис Линтон в память о прежних днях хочет, чтобы я оказал вам сердечный прием, и я, конечно, только рад возможности ей угодить.

– Я тоже, – ответил Хитклиф, – особенно если я имею к этому хоть какое-то касательство. С удовольствием посижу у вас часок-другой.

Он сел напротив Кэтрин, которая не сводила с него глаз, как будто бы боялась, что стоит ей отвести взгляд, и Хитклиф исчезнет. Наш гость, напротив, не часто решался посмотреть на нее в ответ, но каждый раз, когда их взоры ненадолго пересекались, он все свободнее глядел на нее, как будто бы впитывая то непритворное счастье, которым лучились глаза Кэтрин. Они слишком были поглощены своей общей радостью, чтобы чувствовать хоть какую-то неловкость. О мистере Эдгаре сказать этого было нельзя: он даже побледнел от досады и весь напрягся, когда его жена встала, пересекла комнату, застеленную ковром, и вновь взяла руки Хитклифа в свои. Она засмеялась так, как будто бы совсем потеряла голову.

– Завтра мне покажется, что это был только сон! – воскликнула она. – Ни за что не могла поверить, что опять смогу видеть тебя, держать тебя за руку, говорить с тобой. Но ты, Хитклиф, так жесток! Ты не заслужил радушного приема. Как ты мог исчезнуть на целых три года и не подавать о себе вестей? Ты подумал обо мне?

– Я думал о тебе поболе, чем ты обо мне, – пробормотал он в ответ. – Недавно я узнал о твоем замужестве, и когда я стоял здесь внизу во дворе, то твердо решил: всего лишь раз взгляну в твое лицо, увижу на нем удивление и, быть может, притворную радость, а потом разделаюсь с Хиндли и, чтобы не попасть в руки закона, своей рукой покончу счеты с жизнью. Но то, как ты обрадовалась нашей встрече, заставило меня выкинуть эти мысли из головы! Но берегись встретить меня в следующий раз с другим выражением лица! Нет, больше ты меня никогда не прогонишь! Ты ведь правда жалела, что меня нет рядом? А меня самого жалела? Поверь мне, есть за что жалеть. Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти с тех пор, когда я последний раз слышал твой голос, и прости меня, потому что я делал это только ради тебя!