– Кэтрин, если ты не хочешь, чтобы мы пили совсем холодный чай, пожалуйста, садись за стол, – перебил Линтон, стараясь сохранить ровный тон и достаточную учтивость. – Мистеру Хитклифу предстоит долгий путь до места его ночлега, а мне хочется пить.

Она села разливать чай, как и положено хозяйке. На звонок пришла мисс Изабелла, а я, подав им стулья, вышла из гостиной. Десяти минут не прошло, как с чаем было покончено. Чашка Кэтрин так и осталась пустой – от волнения она не могла ни есть, ни пить. Эдгар немного плеснул в блюдце, но сделал от силы один глоток. Их гость оставался в тот вечер в доме не больше часа. Когда он уходил, я спросила, держит ли он путь в Гиммертон?

– Нет, на Грозовой Перевал, – ответил он. – Мистер Эрншо пригласил меня пожить у него, когда я утром посетил его.

Я не верила своим ушам: мистер Эрншо пригласил его? Он посетил мистера Эрншо? Когда он ушел, я вновь и вновь мысленно повторяла эти слова. Неужели Хитклиф заделался таким лицемером, чтобы, вернувшись в наши края, сеять раздор под личиною дружбы? В глубине души у меня возникло предчувствие, что лучше бы ему вообще было к нам не приезжать.

Только я заснула, как около полуночи меня, бесцеремонно дернув за волосы, разбудила миссис Линтон, прокравшаяся в мою комнату.

– Не могу заснуть, Эллен, – сказала она, как будто извиняясь, – я должна сейчас непременно поделиться хоть с одной живой душою своим счастьем. Эдгар сердится, потому что меня радует то, что ему совершенно неинтересно. А когда раскрывает рот, то только для того, чтобы сказать глупость или в очередной раз укорить меня. Заявил, что с моей стороны жестоко и безответственно затевать с ним пустую болтовню, когда ему плохо и хочется спать. Вечно ему плохо, чуть только что-нибудь ему не по нраву! Я сказала всего пару слов в похвалу Хитклифу, а он заплакал. То ли голова у него болит, то ли он так сильно ему завидует. Я тут же ушла.

– Зачем же в его присутствии превозносить Хитклифа? – ответила я. – Мальчиками они друг друга терпеть не могли, и Хитклиф столь же болезненно воспринимал любые похвалы молодому Линтону – такова человеческая природа. Не упоминайте Хитклифа при муже, если не хотите открытой ссоры между ними.

– Но разве это не свидетельствует о его слабости? – настаивала она. – Я вот совсем не завистлива – разве могут меня уязвить золотые локоны Изабеллы, белизна ее кожи, ее изящество, привязанность к ней всех членов их рода. Даже ты, Нелли, если у нас вдруг возникает спор, тут же принимаешь сторону Изабеллы. А я всегда уступаю, как будто я – слепо обожающая ее мать, ласково с ней разговариваю и льщу ей без меры, пока она не прекратит дуться. Ее брату приятно, что между нами царит приязнь, а мне приятно, что он доволен. Они ведь так похожи. Оба – избалованные дети и считают, что весь мир устроен только для их удовольствия. Я хоть и потворствую обоим в их прихотях, но думаю, что хорошая порка в детстве была бы для них не лишней.

– Ошибаетесь, миссис Линтон, – сказала я. – Это они потворствуют вам. И уж я-то знаю, что с вами сладу нет, если этого не делать. Вы уступаете им в мелочах, пока они усердно предупреждают любое ваше желание, но в один прекрасный день вы можете разойтись во мнении о чем-то жизненно важном, и тогда те, кого вы почитали слабыми, могут оказаться такими же упрямыми, как и вы сама.

– И тогда у нас начнется битва не на жизнь, а на смерть! – рассмеялась Кэтрин. – Нет, не бывать этому! Знаешь, я так верю в любовь Линтона, что, кажется, могу его на куски резать, а он даже не будет защищаться.

Я посоветовала ей еще более ценить его любовь.

– Я ценю, – ответила она, – но не терплю, когда он ноет и убивается по пустякам. Что проку лить слезы, как дитя малое, только из-за моих слов о том, что я считаю Хитклифа достойным всяческого уважения, и первейший из наших соседей должен почитать за честь стать его другом. Моему мужу самому следовало их произнести и радоваться вместе со мной моему счастью. Он привыкнет к Хитклифу, и, возможно, настанет день, когда сможет полюбить его. Если учесть, сколько Хитклиф претерпел от Эдгара, он вел себя в высшей степени достойно!

– А как вы оцениваете его возвращение на Грозовой Перевал? – спросила я. – Видно, он просто переродился, стал настоящим христианином и протягивает руку дружбы всем своим врагам.

– Он объяснил мне, – ответила она. – Я сама была в недоумении не меньше тебя. Он сказал, что зашел туда расспросить тебя обо мне, потому что решил, что ты все еще живешь на Грозовом Перевале, а Джозеф доложил Хиндли о его приходе. Хиндли сам вышел к нему и забросал вопросами о том, где Хитклиф был и что делал, а потом буквально затащил в дом. Там сидели за картами какие-то люди. Хитклиф присоединился к игре. Мой брат сильно проигрался ему и, увидев, что у Хитклифа денег много, пригласил его заходить вечером. Хитклиф принял приглашение. Хиндли слишком безрассуден, чтобы с умом выбирать себе знакомых. Он даже не потрудился задуматься, что не стоит доверять тому, кого он в свое время смертельно оскорбил. Но Хитклиф уверил меня, что основной причиной возобновления им знакомства со старинным врагом и гонителем стало его желание устроиться как можно ближе к нашей усадьбе, и еще – надежда, что я смогу видеться с ним чаще, чем если бы он поселился в Гиммертоне. Он собирается предложить щедрую плату за жилье на Перевале. Соблазн для моего брата слишком велик, и он, без сомнения, примет условия Хитклифа. Хиндли всегда был жаден, хотя то, что он захватывал одной рукой, тут же расточала его другая рука.

– Не лучшее место, где может поселиться молодой человек! – сказала я. – Вы не боитесь последствий, миссис Линтон?

– Для моего друга место – в самый раз! – парировала Кэтрин. – У него большая сила воли и выдержка, и это убережет его от опасности. Скорее, следует опасаться за Хиндли, но его нравственность вряд ли пострадает больше, а ради меня Хитклиф не причинит ему телесного вреда. Этот вечер примирил меня с Богом и людьми! В своей слепоте и озлоблении я восстала против Провидения. Знала бы ты, какие муки меня терзали, Нелли! Если бы этот ничтожный человечек, мой муж, догадывался об этом, он бы постыдился портить мою радость своими пустыми придирками. Только из милости к нему я несла свое горе в одиночестве! Если бы я хоть раз показала, какую боль я терпела, он бы научился стремиться к избавлению от нее так же страстно, как и я. Но, слава Богу, моим страданиям пришел конец, и я не буду мстить ему за его слепоту! Теперь я могу вытерпеть все, что угодно! Если сегодня самый последний негодяй на свете ударит меня по щеке, я не только подставлю ему другую щеку, но и попрошу прощения за то, что вызвала его неудовольствие. А в доказательство правдивости моих слов я немедленно пойду к Эдгару и помирюсь с ним. Спокойной ночи! Теперь я стала ангелом!

Пребывая в полной уверенности в своей абсолютной правоте, Кэтрин удалилась. Наутро стало ясно, что она успешно исполнила свое намерение: мистер Линтон не только отбросил свое недовольство (хотя его настроение не выглядело приподнятым по сравнению с восторженностью жены), но и не возразил, когда она в компании Изабеллы отправилась днем на Грозовой Перевал. Он был вознагражден такой теплотой и нежностью, что на несколько дней дом наш стал истинным раем: и для хозяина, и для слуг ничто не омрачало горизонт.

Хитклиф – то есть мистер Хитклиф, как я буду его теперь называть – сперва не злоупотреблял своим правом навещать нашу усадьбу. Он как будто оценивал, до какого предела Линтон будет терпеть его вторжение. Кэтрин, казалось, тоже преисполнилась благоразумия и сдерживала свою радость от его прихода. Так он стал желанным гостем в «Скворцах». Он во многом сохранил ту выдержку, которая так поражала меня, когда он был мальчиком, и за счет этого мог обуздывать чересчур бурные проявления чувств. Мой хозяин на время оставил свои опасения, а дальнейшие обстоятельства направили их в другое русло.

Источником новых бед стало злосчастное и непреодолимое влечение к гостю, едва допущенному в дом, возникшее вдруг у Изабеллы Линтон. В то время она была прелестной юной восемнадцатилетней особой, немного ребячливой в манерах, но обладающей остротой ума, свежестью чувств и резкостью нрава, особенно проявлявшейся, если ее раздразнить. Брат, любивший ее всей душой, был потрясен ее странным выбором. Помимо вопиющего мезальянса, которым стал бы брак с человеком без роду и племени, и угрозы того, что такому нежеланному родственнику отойдет имущество Линтонов в отсутствии у Эдгара наследников мужского пола, последний сердцем чувствовал подлинную сущность Хитклифа и прекрасно понимал, что хотя тот и преобразился внешне, но внутри остался прежним и никогда не изменится. Эдгара это пугало и отвращало. Он отвергал любую мысль о том, чтобы вверить Изабеллу во власть такой личности. Знай он, что чувство его сестры к Хитклифу родилось без всякого поощрения и укрепилось без взаимности, он страдал бы еще сильнее, так как с того самого момента, как ему открылась пагубная страсть Изабеллы, он возложил вину на Хитклифа, считая того способным на тонкий расчет.

Мы все заметили, что с некоторых пор мисс Линтон что-то гложет и мучает. Она стала раздражительной, вдруг впадала в уныние, постоянно дерзила и противоречила Кэтрин, словно забыв, что терпение той далеко не безгранично. Мы винили в определенной степени ее очевидное нездоровье, ведь Изабелла худела и чахла буквально на глазах. Но однажды, когда мисс Линтон вела себя совершенно невыносимо, отказавшись от завтрака, жалуясь на прислугу, якобы не выполняющую ее приказаний, на жену брата, ни в грош ее не ставящую, на Эдгара, который ею пренебрегает, а вдобавок еще и на то, что ее простудили, устраивая сквозняки и позволив погаснуть огню в камине, равно как и на сотню других вымышленных обид, миссис Линтон твердо приказала Изабелле немедленно отправляться в постель и, побранив ее от души, пригрозила послать за доктором. При одном только упоминании доктора Кеннета девушка тотчас опомнилась и заявила, что здоровье ее в полном порядке и только бессердечие и черствость Кэтрин делают ее несчастной.

– Как ты можешь обвинять меня в бессердечии, испорченная девчонка? – воскликнула хозяйка, удивленная такими несправедливыми обвинениями. – Да ты с ума сошла! Когда я была с тобой резка, ну-ка говори?

– Вчера, – сквозь слезы пробормотала Изабелла, – и сегодня!

– Вчера? – вновь изумилась Кэтрин. – И по какому же случаю?

– Когда мы гуляли по пустоши, ты заявила, что я могу гулять, где мне угодно, а ты сама с мистером Хитклифом желаешь идти дальше.

– И это ты считаешь резкостью? – рассмеялась Кэтрин. – В моих словах не было ни намека на то, что твое общество нам нежелательно. Нам было безразлично, пойдешь ли ты с нами или повернешь назад. Я просто решила, что наш с Хитклифом разговор тебе будет совершенно неинтересен.

– Вовсе нет, – зарыдала в голос юная леди. – Ты захотела меня отослать, потому что знала, что мне не хочется оставлять вас.

– Да в своем ли она уме? – вопросила миссис Линтон, обращаясь ко мне. – Я могу слово в слово повторить наш разговор, Изабелла, а ты укажешь, что же в нем было для тебя такого занимательного.

– При чем здесь разговор, – настаивала Изабелла, – я просто хотела быть рядом… быть подле…

– Договаривай! – велела Кэтрин, видя, что девушка не в силах закончить фразу.

– Подле него. И я не желаю, чтобы меня вечно отсылали прочь, – продолжала она с горячностью. – Ты просто собака на сене, Кэти, ты желаешь, чтобы любили только тебя одну!

– Ах ты, маленькая безмозглая дурочка! – воскликнула миссис Линтон с изумлением. – Ни за что не поверю в такие глупости! Не можешь ты восхищаться Хитклифом, не можешь ты чувствовать к нему расположение. Надеюсь, я неправильно поняла тебя, Изабелла.

– Да уж куда тебе меня понять, – отвечала девушка, совершенно забывшись. – Я люблю его так, как ты никогда не любила Эдгара, и он мог бы меня полюбить, если бы ты только ему позволила!

– Не хотела бы я оказаться на твоем месте, девушка, за все богатства мира, – твердо и, как казалось, совершенно искренне сказала Кэтрин. – Нелл, помоги мне убедить ее, что ее любовь – чистой воды безумие. Скажи ей, кто такой на самом деле Хитклиф. Растолкуй ей, что он от природы дик, неистов и страшен, он – все равно что каменистая пустошь в непролазных зарослях дрока. Да я скорее выпущу эту нежную канареечку зимой в парк, чем посоветую тебе отдать сердце Хитклифу! Ты, дитя мое, совершенно заблуждаешься по поводу его характера, раз вбила себе в голову такую мечту. И оставь всякую надежду, что под внешней суровостью он прячет неизведанные глубины добросердечия и нежности, что он – неограненный алмаз, скрывающийся в сельской глуши, раковина, таящая жемчужину! Он жесток и безжалостен, он – настоящий хищник! Я никогда не скажу ему: «Не трогай врага своего, потому что это жестоко или подло!», я скажу: «Не трогай его, потому что я не хочу, чтобы ты причинил ему вред». Вот так-то, милая моя! Помни, что он раздавит тебя, как хрупкую скорлупку, если решит, что ты для него – слишком большая обуза. Я знаю, что никогда в жизни он не полюбит ни одного из Линтонов, но может жениться на тебе из-за твоих денег или в ожидании наследства. Алчность стала его главным грехом. Вот тебе его правдивый портрет, а я – его друг и предана ему настолько, что если бы он действительно замыслил склонить тебя к браку, я бы, пожалуй, попридержала язык и позволила бы тебе угодить в его западню.