– Права, права, – подтвердил Хитклиф. – А теперь, Нелли, помолчи минутку. Пусть милая девушка заглянет к нам, никакого вреда ей от этого не будет. Гэртон, ступай с юной мисс вперед, а ты, Нелли, пойдешь со мною.

– Нет-нет, не должна она к вам ходить, – закричала я, силясь вырвать свою руку из его крепкой хватки. Тем временем Кэтрин легко и быстро обежала холмик, о котором говорил Хитклиф, и появилась рядом с каменными столбами ворот Перевала. Гэртон даже не притворялся, что сопровождает ее: он свернул с дороги и был таков.

– Мистер Хитклиф, вы не можете так поступать, – настаивала я. – Всем ясно, что вы замыслили недоброе. Сейчас она увидит Линтона, потом обязательно расскажет об этом отцу, а я окажусь во всем виноватой.

– А я хочу, чтобы они с Линтоном встретились, – отвечал Хитклиф. – В последние дни он выглядит совсем неплохо, хотя, признаюсь, не всегда его можно показать посторонним. А мы с тобой быстренько убедим ее никому про эту встречу не рассказывать. И никому никакого ущерба не будет.

– Самый ущерб будет мне, если ее отец узнает, что я допустила ее переступить порог вашего дома. Сдается мне, что вы имеете нечестные намерения, подстрекая ее на это.

– Что ты, Нелли, намерения у меня самые что ни на есть честные и благородные – я их от тебя и не скрываю, – сказал он. – Я хочу, чтобы кузен и кузина встретились, влюбились друг в друга и поженились честь по чести. Твой хозяин меня за это поблагодарить должен, его девчонке рассчитывать не на что, а через брак с моим сыном она будет обеспечена на всю жизнь как сонаследница Линтона.

– Если Линтон умрет, а здоровьем он не пышет, наследницей станет Кэтрин, – сказала я.

– Ошибаешься, – возразил мне Хитклиф. – В завещании нет никакой особой оговорки на этот случай: его имущество перейдет ко мне. Однако во избежание тяжб и споров я хочу устроить их союз и не остановлюсь в достижении задуманного.

– А я не допущу, чтобы Кэтрин хотя бы еще раз приблизилась со мной к этому дому, – заявила я, когда мы подходили к воротам, где моя молодая леди уже ожидала нас.

Хитклиф потребовал, чтобы я замолчала, и, предваряя нас, поспешил открыть ворота. Моя госпожа все поглядывала на него, как будто бы не могла решить, что ей о нем думать. Но теперь Хитклиф улыбался каждый раз, когда встречал ее взгляд, обращался к ней голосом мягким и проникновенным, и я была настолько глупа, что решила: он не причинит девочке зла в память о ее матери, он обезоружен сходством между ними… Линтон стоял у очага. Видимо, он только что вернулся с прогулки по полям, потому что так и не снял шляпы и требовал, чтобы Джозеф принес ему сухие башмаки. Мальчик очень вытянулся для своего возраста – а ведь ему еще только шел шестнадцатый год. Черты его лица сохранили красоту и правильность, а глаза и щеки горели ярче, чем запомнилось мне, хотя, как оказалось впоследствии, это был преходящий блеск, вызванный целебным воздействием свежего воздуха и ласкового солнца.

– Ну и кто это? – спросил мистер Хитклиф, обращаясь к Кэти. – Узнаете его?

– Это ваш сын? – промолвила она недоверчиво, переводя взгляд с одного на другого и сравнивая их.

– Да-да, – торопливо ответил он. – Но разве вы в первый раз видите его? Подумайте! Короткая же у вас память, истинно девичья. Линтон, узнаешь ли ты свою кузину? Ты ведь всех нас извел, требуя встречи с ней.

– Ах, Линтон! – воскликнула Кэтрин в радостном удивлении. – Это – крошка Линтон? Да он выше меня ростом! Ты вправду Линтон?

Юноша сделал шаг вперед и представился, Кэтрин горячо расцеловала его. Каждый из них жадно разглядывал другого, отмечая те перемены, которые время внесло в их внешность. Той весною Кэтрин достигла своего полного роста, фигура ее округлилась, но не потеряла девичьей стройности, стан был прям и гибок, весь ее облик так и дышал силой и здоровьем. Что касается Линтона, то его внешность и манеры были проникнуты томностью и вялостью, сложением он был очень худ, но грация манер скрадывала это недостатки, делая его на вид довольно приятным молодым человеком. Обменявшись знаками дружбы с кузеном, Кэтрин подошла к мистеру Хитклифу, который медлил в дверях, деля свое внимание между тем, что происходило внутри дома и за его пределами, то есть притворяясь поглощенным какими-то событиями на улице, а на деле неотрывно наблюдая за встречей юных родственников.

– Так вы мой дядя! – воскликнула она, пылко хватая его за руку в приветственном жесте и пытаясь обнять. – Вы мне сразу понравились, хоть вы на меня сперва рассердились. Почему вы вместе с Линтоном не приходите к нам в усадьбу? Жить совсем рядом с нами все эти годы и никогда не видеться – право же, это странно. Чем это объяснить?

– Много лет назад, еще до вашего рождения, я бывал там слишком часто, – ответил он. – И, черт меня побери, если у вас остались поцелуи в избытке, подарите их Линтону и не тратьте на меня.

– Ах, Эллен, ты плохая, плохая, плохая! – воскликнула Кэтрин в притворном неудовольствии, подбегая ко мне и выдавая мне мою порцию объятий и ласк. – Ты пыталась удержать меня, чтобы я не зашла в этот дом! Но теперь я каждое утро буду сюда приходить – можно, дядя? И папу как-нибудь с собой захвачу. Вы ведь будете рады нам?

– Ну конечно, – отвечал ее дядя с плохо скрытой гримасой отвращения при мысли о визите столь немилых ему гостей. – Но постойте-ка! – продолжал он, обращаясь к юной леди. – Я тут подумал и решил признаться вам: мистер Линтон меня не любит, ибо была в нашей жизни ссора, пробудившая в нас взаимные, враждебные и вовсе не христианские чувства. Если вы только заикнетесь, что побывали у нас, ваш папа наложит строгое вето на любые ваши дальнейшие посещения. Посему, если хотите увидеть своего братца еще раз, приходите, если вам угодно, но не рассказывайте об этом своему отцу.

– А почему вы поссорились? – спросила Кэти, заметно помрачнев.

– Он счел меня слишком бедным для женитьбы на его сестре, – отвечал Хитклиф, – и очень рассердился, когда я все-таки заполучил ее. Гордость его была уязвлена, и он мне этого никогда не простил.

– Неправильно это! – воскликнула юная леди. – Настанет время, и я скажу ему об этом. Но нас с Линтоном ваша давняя ссора не касается. Раз я не могу сюда ходить, пусть кузен навещает меня в «Скворцах».

– Для меня это слишком далеко, – пробормотал ее двоюродный брат. – Четыре мили пешком меня убьют. Лучше вы приходите сюда, мисс Кэтрин, когда у вас будет возможность. Не каждое утро, а, скажем, один-два раза в неделю.

Отец бросил на сына взгляд, исполненный самого чистого и искреннего презрения.

– Боюсь, Нелли, мои усилия пойдут прахом, – тихо сказал он мне. – Мисс Кэтрин, как этот слюнтяй кличет ее, поймет, какова его истинная цена, и пошлет его к черту. Ах, если бы на его месте был Гэртон. Знаешь ли ты, Нелли, что по двадцать раз на дню я с радостью призываю его к себе, несмотря на всю его грубость и дикость! Я бы смог даже полюбить парня, будь он сыном другого человека. Но, сдается мне, от ее любви он надежно защищен. Я его натравлю на этого чахлого субъекта, если растяпа Линтон не изволит малость встряхнуться. По нашим расчетам, его драгоценное высочество протянет еще год, не больше. Да пропади он пропадом! Тоже мне, галантный кавалер, сушит промокшие ножки, а на нее и не взглянет. Эй, Линтон!

– Да, папа, – отозвался мальчик.

– Показал бы ты своей кузине что-нибудь занимательное, кроликов например, или нору, где жил горностай. Отведи ее в сад, перед тем как сменить башмаки, и на конюшню, где стоит твоя лошадка.

– А ты не хочешь посидеть здесь со мной? – спросил Линтон у Кэти тоном, в котором читалось нежелание двигаться с места.

– Ох, не знаю, – протянула она, бросая нетерпеливый взгляд на дверь и явно стремясь на волю.

Линтон только плотнее уселся в кресле и подвинулся поближе к огню. Хитклиф поднялся и вышел на кухню, а оттуда во двор, выкликая Гэртона. Гэртон отозвался, и вскоре они вернулись вдвоем. Молодой человек только что умылся, о чем свидетельствовало его разрумянившееся лицо и мокрые волосы.

– Кстати, я хотела кое о чем спросить вас, дядя, – заговорила Кэтрин, вспомнив, о чем когда-то говорила ей про Гэртона служанка. – Он ведь мне не двоюродный брат?

– Самый настоящий ваш кузен по матери, – ответил Хитклиф. – Разве он вам не нравится?

Кэтрин выглядела смущенной.

– Разве он не красивый парень? – продолжал он.

Юная леди пренебрегла правилами хорошего тона, встала на цыпочки и прошептала свой ответ на ухо Хитклифу. Тот рассмеялся, Гэртон потемнел лицом: я поняла, что он очень чувствителен к действительному или мнимому неуважению к себе, так как смутно осознает, что отличается от других в худшую сторону. Но его хозяин и опекун прогнал хмурость Гэртона, воскликнув:

– Тебя юная леди избрала среди всех нас своим фаворитом! Она сказала мне, что ты… словом, кое-что про тебя весьма лестное. Так что, возьми ее под руку и проведи по имению. И помни, держи себя джентльменом! Никаких ругательств, не пялься на девушку как дурак, когда она на тебя не смотрит, и не отворачивайся, когда она удостаивает тебя взглядом. И еще, когда говоришь, произноси слова четко, не части, а заодно вынь руки из карманов. Ну, ступай и развлеки юную мисс, как положено.

Он внимательно смотрел, как молодые люди прошествовали мимо окна. Эрншо совсем отвернулся от своей спутницы и вперился в знакомый до боли пейзаж с интересом чужеземца или художника. Кэтрин бросила на юношу лукавый взгляд, по которому можно было понять, что она от него не в восторге. Она принялась оглядываться кругом в поисках предмета, который мог бы ее развлечь, и танцующей походкой пошла вперед, напевая песенку, раз молодой человек не занимал ее разговором.

– Я заставил парня язык проглотить, – заметил Хитклиф. – Теперь он не отважится сказать ни единого слова! Нелли, помнишь меня в его возрасте? Или когда я был моложе? Я тоже выглядел таким же болваном, таким «дурным дурнем», как говорит Джозеф?

– Еще худшим, – честно ответила я, – потому что вы вдобавок на всех вокруг волком смотрели.

– Он – моя отрада, – продолжал Хитклиф, размышляя вслух. – Он оправдал мои ожидания. Будь он глуп от рождения, я бы не был и вполовину так доволен. Но он не дурак, и я разделяю его чувства, потому что сам их испытывал. Я прекрасно знаю его нынешние страдания, и это – только начало. Потом ему будет еще хуже. Никогда ему не подняться из глубин грубости и невежества. Я вверг его туда быстрее, чем его негодяй-папаша проделал в свое время это со мной, и крепко держу его в этом низменном состоянии. Он заперт в нем надежнее некуда, ибо он гордится своим скотством. Я, и только я, научил его презирать все, что возвышает человека над животным, рассматривать любые проявления человечности как глупость и слабость. Как думаешь, стал бы Хиндли кичиться своим сыном, если бы мог его сейчас видеть? Наверное, гордился бы так же, как я горжусь моим. Но вот тебе и разница между ними: один – все равно что золотой самородок, который употребили на то, чтобы вымостить улицу, а другой – оловянное покрытие, натертое до блеска и долженствующее изображать собой серебро. Мой ничего ценного из себя не представляет, однако я его продвину в жизни настолько далеко, насколько смогу, с учетом его ничтожества. Его сын имеет превосходные задатки, но они даже не под спудом, а потеряны и уничтожены, ибо бесполезны. Мне жалеть не о чем, а ему было бы сейчас очень больно, и мне это известно, как никому другому. И вдобавок ко всему Гэртон просто души во мне не чает, разрази меня гром! Признайся, что и в этом я над Хиндли первенствовал! Если бы мерзавец восстал из могилы, дабы покарать меня за притеснения своего отпрыска, я бы позабавился тем, что натравил бы этого самого отпрыска на его родителя, и сынок отправил бы папашу обратно в ад за то, что тот посмел замышлять против его единственного друга в целом свете!

Хитклиф сатанинским смешком завершил свою тираду. Я ничего не сказала, потому как он и не ждал ответа. Тем временем юный Линтон, сидевший на слишком большом удалении от нас, чтобы слышать отцовские излияния, начал проявлять признаки беспокойства – видимо, теперь он жалел, что из боязни переутомиться отказался от общества своей очаровательной кузины. Его отец заметил тревожные взгляды, которые юноша бросал в окно, и то, как непроизвольно его рука потянулась за шляпой.

– Вставай, лентяй! – воскликнул он с притворным благодушием. – Поторопись за ними! Парочка совсем рядом – они за углом, там, где стоят пчелиные ульи!

Линтон собрал все свои силы и покинул насиженное место у очага. Окно было открыто, и, когда он вышел, я услыхала, как Кэтрин спросила у своего неразговорчивого провожатого, что означает надпись над входной дверью. Гэртон уставился на вырезанные в камне буквы и, как настоящий деревенщина, почесал голову.

– А черт его знает, писанина какая-то! – последовал его ответ. – Я не могу ее прочитать.