– Ваши лошади убежали, – заявил он. – Что такое, Линтон, в чем дело? Опять распустил нюни? Что она тебе сделала? До свадьбы заживет! Ну-ка распрощайся со всей честной компанией и марш в кроватку! Ничего, дружочек, через пару месяцев ты сполна железной рукой отплатишь этой юной леди за то, что она вздумала тобой помыкать. Ты жаждешь искренней любви, мой мальчик? Ты ее получишь: Кэтрин Линтон станет твоею. А теперь – в кровать! Зиллы сегодня здесь нет, поэтому будь любезен, разденься на ночь сам. Тихо! Прекрати стенать и хныкать! Ступай к себе, а я к тебе и близко не подойду, можешь не трястись как осиновый лист. Ты более или менее справился с задачей, чего я от тебя, признаться, не ожидал. Об остальном я сам позабочусь.

Произнося эти слова, он открыл дверь и придержал ее, чтобы его сын смог выйти. Тот прошмыгнул мимо него, как проштрафившаяся собачонка, которая ожидает, что ее сейчас этой дверью нарочно прищемят. Хитклиф вновь запер дверь и подошел к очагу, где замерли мы с Кэтрин. Кэтрин взглянула на него и непроизвольно схватилась за щеку, как будто его приближение оживило причиненную им ранее боль. Любого другого такой отчаянный жест тронул бы, но Хитклиф только выругался и проворчал:

– Ага! И ты, девчонка, еще утверждаешь, что не боишься меня? Хорошо же ты спрятала свою отвагу. Да у тебя душа в пятки ушла!

– Теперь я вас и вправду боюсь, – ответила она, – потому что если я останусь, то причиню папе большое горе, а как я могу его огорчать, когда он… когда он… Мистер Хитклиф, пожалуйста, отпустите меня домой! Обещаю, что я выйду замуж за Линтона: папа не будет против, и я его люблю. Почему вы хотите силой принудить меня к тому, что я готова сделать добровольно?

– Пусть только попробует принудить вас! – прокричала я. – У нас в стране, слава тебе, Господи, еще существуют законы, хоть мы и живем на отшибе. Да я бы и на родного сына донесла за такое! Принуждение к браку – тяжкое преступление, за него и священника могут привлечь к суду, без всяких скидок на его сан.

– Замолчи! – вскричал негодяй. – Прекрати поднимать шум, а то отправишься ко всем чертям! Тебе, Нелл, слова никто не давал! Ах, мисс Линтон, я вне себя от счастья и глаз не сомкну от радости, коль скоро от вас же узнал, что ваш отец будет страдать. Сказав это, вы сами дали мне прямой резон оставить вас под моим кровом еще на одни сутки. А что до вашего обещания выйти замуж за Линтона, то я позабочусь о том, чтобы вы его сдержали. Вы не выйдете отсюда, пока его не исполните.

– Тогда пошлите Эллен в усадьбу сказать папе, что я жива и здорова! – воскликнула Кэтрин, горько плача. – Или обвенчайте нас прямо сейчас. Бедный папа! Эллен, ведь он подумает, что с нами случилась беда. Что же нам делать?

– Ничего такого он не подумает. Он решит, что вы устали ухаживать за ним и сбежали, чтобы немного развлечься, – ответил Хитклиф. – Вы не будете отрицать, что вошли в мой дом по собственной воле и вопреки запретам вашего отца. В вашем возрасте искать развлечений естественно, значит, вам наскучило нянчиться с больным, который вам всего лишь только отец. Знайте, Кэтрин, что счастливая пора его жизни кончилась в тот самый день, когда вы появились на свет. Я думаю, что он проклинал вас за то, что вы родились – уж я-то точно вас поминал недобрым словом, – посему будет справедливо, если он снова будет вас проклинать в свой последний час. И я вместе с ним – ведь я вас не люблю! Да и как мне вас любить? Плачьте, плачьте… Что-то мне подсказывает, что вскорости это будет вашим постоянным уделом, если только Линтон не вознаградит вас за все ваши утраты. Неужели ваш любящий папочка действительно считает его на это способным? Я очень веселился, читая письма с наставлениями и утешениями, которые он писал моему сыночку. В последнем письме он советует моему сокровищу заботиться о его драгоценной дочурке и всячески беречь ее – это ли не пример нежных отцовских чувств! Но Линтону весь запас заботы и бережения требуется лишь для него самого – из него может получиться отличный маленький домашний тиран. Он в состоянии замучить сколько угодно кошек, если только кто-то лишит их сперва зубов и когтей. Вы сможете поведать его дядюшке немало историй о его доброте, когда вернетесь домой, мой милый мальчик постарается – уверяю вас.

– Вот тут вы правы! – перебила его я. – Расскажите-ка побольше о характере вашего сына, покажите ей, как сильно он похож на вас, и тогда мисс Кэтрин дважды подумает, прежде чем выходить замуж за эдакое чудовище!

– А я не против прямо сейчас раскрыть девушке глаза на характер ее будущего супруга, – ответил он. – Либо они венчаются, либо она остается моей пленницей, и ты вместе с ней, до тех пор пока твой хозяин не умрет. Я могу держать вас здесь сколько угодно, и ни одна живая душа об этом не узнает. Если сомневаешься, уговори ее взять слово назад, и ты получишь возможность в этом убедиться.

– Я не откажусь от своего слова, – сказала Кэтрин. – Я готова пойти с Линтоном к алтарю сейчас же, если мне разрешат после этого вернуться в усадьбу. Мистер Линтон, вы – человек жестокий, но вы же человек, а не дьявол. И вы не станете только по злобе разрушать всю мою жизнь. Если папа решит, что я по собственной воле покинула его, и если он умрет раньше, чем я вернусь, как смогу я жить после этого? Видите, я больше не плачу, но припадаю к вашим стопам, и не встану, и не отведу взгляд от лица вашего, пока вы не взглянете на меня в ответ! Нет, не надо отворачиваться! Вы не увидите ничего, что бы питало вашу злобу. Я не испытываю к вам ненависти, не сержусь за то, что вы меня ударили. Неужели вы никогда никого в своей жизни не любили, дядя? Никого и никогда? Да взгляните же на меня хоть один раз. Я так несчастна, что вы не можете не пожалеть меня!

– Убери от меня свои цепкие ручки и убирайся, а то получишь пинка! – закричал Хитклиф, грубо отталкивая ее. – Пусть лучше я окажусь в объятиях змеи, чем в твоих. Какого дьявола тебе вздумалось ласкаться ко мне? Ты мне отвратительна!

Он повел плечами, как будто отталкивал от себя нечто омерзительное, и по телу его пробежала дрожь. Стоило мне только раскрыть рот, чтобы обрушить на него поток заслуженных им упреков, как он вскочил со стула и накинулся на меня. Уже первую мою фразу прервала угроза, что еще одно слово – и он запрет меня в другой комнате.

Начало темнеть. Мы услышали голоса у ворот в сад. Злодей поспешил тотчас выйти; он выглядел спокойным и хладнокровным, мы же совершенно утратили самообладание. Разговор продолжался две-три минуты, а затем хозяин дома вернулся один.

– Я подумала, что это ваш кузен Гэртон, – заметила я, обращаясь к Кэтрин. – Хоть бы он вошел сюда! Кто знает, может быть, мы смогли бы перетянуть его на свою сторону?

– То были трое слуг из усадьбы, посланные на ваши поиски, – сказал Хитклиф, услыхавший мои слова. – Тебе всего-то и нужно было, что открыть окно и позвать на помощь. Однако, держу пари, девчонка счастлива, что ты этого не сделала. Она просто спит и видит, как бы остаться здесь.

Узнав о том, какую возможность спастись мы упустили, мы дали волю своему горю, и Хитклиф позволил нам плакать до девяти вечера. Потом он велел нам подняться наверх через кухню в комнату Зиллы, а я шепнула Кэтрин, чтобы она подчинилась. Я надеялась, что нам удастся вылезти в окно или пробраться на чердак, а оттуда – на крышу. Но оказалось, что окно в этой комнате такое же узкое, как и окна в зале, а дверца на чердак надежно защищена от наших попыток добраться до нее, потому что нас вновь заперли. Ни одна из нас не ложилась. Кэтрин встала у окна и там с нетерпением ожидала рассвета. На все мои уговоры прилечь и отдохнуть она отвечала лишь скорбными вздохами. Я опустилась в кресло-качалку и принялась раскачиваться взад-вперед, жестоко осуждая себя за то, что не единожды нарушала долг свой, послужив тем самым несчастью и бедам моих хозяев. На деле все, конечно, обстояло не так, но в ту ужасную ночь я возложила на себя основное бремя вины за происходящее, оставив Хитклифу лишь малую его часть.

В семь утра он явился и спросил через дверь, встала ли мисс Линтон. Кэтрин немедленно бросилась к двери с криком «Да!». «Вот и прекрасно!» – ответил он, быстро открывая дверь и вытаскивая ее вон из комнаты. Я встала, чтобы последовать за ней, но он тут же вновь запер дверь. Я потребовала, чтобы меня выпустили.

– Наберись терпения, – ответил он. – Через некоторое время тебе принесут завтрак.

Я колотила в дверь и яростно трясла ее так, что засов гремел вовсю, а Кэтрин спросила, почему меня до сих пор держат под замком. Он ответил, что я должна потерпеть еще час, и они ушли. Я терпела добрых три часа, и наконец послышались шаги, но это был не Хитклиф.

– Я вам поесть принес, – раздался голос. – Отворите дверь, я ее отпер.

Я тут же охотно выполнила распоряжение и увидела Гэртона, нагруженного едой, которой мне должно было хватить на день.

– Вот, возьмите, – пробормотал он, сунув мне в руки поднос.

– Постой минутку, – начала я.

– Не велено! – ответил он и тут же исчез, несмотря на мои горячие просьбы остаться.

Вот так я и просидела взаперти целый день и всю ночь, а потом еще одни сутки, и еще… Всего пять ночей и четыре дня оставалась я пленницей, не видя никого, кроме Гэртона по утрам, а он был отменным тюремщиком, лучшего и не придумаешь, ибо неизменно оставался мрачным, немым и глухим ко всякой моей попытке воззвать к его чувству справедливости или состраданию.

Глава 28

На пятый день или, точнее, вечер, раздался звук других шагов – более легких и мелких – и на этот раз пришедшая ко мне особа не задержалась на пороге, а вошла в комнату. Это была Зилла – принаряженная, в пурпурной шали, черной шелковой шляпе, с плетеной корзинкой в руках.

– Ах ты, Господи! Миссис Дин! – воскликнула она. – А в Гиммертоне только о вас и говорят! Я думала, не иначе как вы утонули в болоте Черной Лошади, и молодая леди вместе с вами, покуда хозяин не сказал, что вы нашлись и что он поселил вас на время здесь, в моей комнате. Так как же вы спаслись? Небось, на островок какой выбрались? И сколько времени вы просидели на болоте? Хозяин наш вас спас, миссис Дин, или кто другой? Должна сказать, что вы не больно-то похудели, видать, все не так плохо, а?

– Ваш хозяин – просто подлец! – прервала я поток бессмысленных вопросов Зиллы. – Но он ответит за свои деяния. Какие бы небылицы он ни плел, правда все равно восторжествует.

– Что вы хотите сказать? – удивилась Зилла. – Не он пустил слух, все в деревне твердили, что вы пропали на болоте. Я, как вошла, сразу и говорю нашему Эрншо, мол, что за странные вещи творятся, мистер Гэртон, с той поры как я в Гиммертон подалась. Как жалко молодую госпожу – вот ведь была красавица! Да и Нелли Дин жалко – такая славная женщина. Он на меня так и уставился. Я думала, он про те слухи ничего не знает, вот и рассказала ему. И хозяин слушал, да только улыбался про себя, а потом и говорит: «Если они и были на болоте, то теперь они спасены, Зилла. Нелли Дин сейчас в вашей комнате. Можете сказать ей, чтобы она возвращалась к себе, когда подниметесь, – вот ключ. Наша миссис Дин нахлебалась болотной воды так, что та ударила ей в голову и сия почтенная особа собралась бежать домой во весь дух, поэтому я запер ее у тебя для протрезвления. Можешь сейчас же отправить ее в усадьбу “Скворцы”, если она в состоянии идти, и передай ей от меня, что ее молодая госпожа сможет последовать за ней, дабы не опоздать на похороны хозяина усадьбы».

– Мистер Эдгар умер? Или он жив? – закричала я. – О, Зилла! Зилла!

– Да не умер он. Сядьте, моя милая, – ответила она, – а то, неровен час, сейчас в обморок упадете. Доктор Кеннет считает, что он протянет еще пару дней. Я его встретила на дороге и спросила.

Вместо того чтобы сесть, я схватила накидку и шляпу и кинулась вниз, благо путь был свободен. Войдя в залу, я оглянулась, ища кого-нибудь, кто мог бы рассказать, что сталось с Кэтрин. Все вокруг было залито солнцем, а дверь распахнута, но никого из домочадцев видно не было. Я заколебалась, отправиться ли в путь немедленно или поискать мою госпожу, когда внимание мое привлек легкий кашель, доносившийся от камина. Там на диване лежал, утопая в подушках, Линтон, посасывая леденец и следя за моими метаниями равнодушным оком.

– Где мисс Кэтрин? – задала я вопрос самым суровым голосом, надеясь припугнуть его, застав в одиночестве, и получить хоть какие-то сведения о моей госпоже. Он продолжал посасывать леденец с самым невинным видом.

– Она ушла? – спросила я.

– Нет, – ответил он. – Она наверху. Ей нельзя уйти – мы ее не пустим.

– Вы ее не пустите? – воскликнула я в бешенстве. – Ах ты, безмозглое отродье! Немедленно отведи меня в ее комнату, а не то ты у меня запоешь!

– Это вы запоете у папы, если только попробуете проникнуть к ней, – ответил он. – Папа говорит, что я не должен проявлять мягкость к Кэтрин: она – моя жена и негоже жене стремиться уйти от мужа. Он говорит, что она ненавидит меня и жаждет моей смерти, чтобы завладеть моими деньгами, но она их не получит! И домой ей уйти не дадут! Пусть не надеется, сколько бы она ни плакала и ни прикидывалась больной.