Карина Рейн - Грубиян

— На твой день рождения я приеду вместе с мужем, чтобы хоть кто-то держал тебя в тонусе, — со смехом грозит Вероника, чем вызывает у меня улыбку. — А ещё проверю, насколько внимательно ты меня слушал, и какие выводы для себя сделал. И поверь мне, Соколовский: если с мёртвой точки ничего не сдвинется, я покажу тебе, что такое настоящий ад.

При этом в её глазах полыхает адское пламя — ни больше, ни меньше — но это именно те слова, которые я хотел услышать.

Её хрупкая фигура исчезает из поля зрения, и я вновь напоминаю себе унылое говно.

Бросив взгляд на часы, включаю безлимитную функцию похуиста и запрыгиваю в тачку: веселье закончилось, а это значит, что начались безрадостные учебные будни.

Парни уже ждали меня на университетской парковке, куда я притащился с пятиминутным опозданием.

— Вы только гляньте на него! — восклицает Лёха. — Рожа светится, как новогодняя ёлка! Где топливо брал?

А нет, Лёха — всё тот же недалёкий идиот; наверное, за праздники перезагрузился…

— А то ты не в курсе, — закатывает глаза Костян. — К нему сестра приезжала.

Парни пропускают пару сальных шуточек о том, что я зависим от женской юбки, но заряд, полученный от Вероники, ещё не выветрился, так что я даже могу безболезненно для себя усмехнуться. Единственное, чего я всеми силами стараюсь избегать — это даже случайно обратить взгляд на пару Кирилл — Ксюха, потому что при виде их в груди начинало печь не то от ревности, не от злости, не то от бессилия.

Потрепавшись пару минут, мы входим в универ и направляемся в сторону родных аудиторий, и я изо всех сил пытаюсь помнить слова сестры про «жить сегодняшним днём».

В арке, ведущей на факультет психологии, сталкиваемся с двумя девушками, по которым я мимоходом мазнул взглядом, и что-то заставляет меня застыть столбом на месте, отчего незамолкающий Лёха впечатывается в мою спину всем прикладом и тут же затыкается.

— Ты чё так резко тормозишь? Я чуть зубы себе не выбил об твою бетонную спину…

Его недовольное ворчание я идентифицирую лишь вторично, потому что в данный момент мои глаза скользят по лицу перепуганной девчонки, и в её чертах есть что-то неуловимо знакомое. Перевожу глаза на её подругу, — ну, здесь всё намного проще: её я видел в клубе в тот злосчастный вечер. И, насколько помню, она там была не одна…

Возвращаю ошалелый взгляд на первую девушку, которая теперь смотрит на меня со смесью страха и злости на лице, и в голове яркой вспышкой озаряется память.

— Какого хера?!

Прошло уже целых две пары, а я всё никак не могла отойти от неожиданного столкновения с Максимом в коридоре. Всё-таки я непроходимая и неисправимая тупица: за прошедшие с головокружительной скоростью каникулы я так и не позволила Алисе поделиться со мной подробностями о Соколовском. В основном из-за того, что мне не хотелось знать о нём абсолютно ничего, да и не нужна была мне эта информация, потому что встречаться с ним я не собиралась. И на тебе!

Уже давно пора привыкнуть к тому, что все мои желания всегда сбываются с точностью до «наоборот». Я хотела забыть про свой поход в клуб и про Макса в частности, и что получаю в итоге? В первый же учебный день сталкиваюсь с ним! И где!

С тихим стоном опускаю голову на стол и чувствую лёгкое похлопывание по плечу.

— Долго ты ещё будешь загоняться? — тихим шёпотом бурчит на ухо Алиса. — Ну учитесь вы в одном универе, и что? Не факт, что вы будете сталкиваться с ним каждый день.

Я поднимаю голову и окидываю подругу скептическим взглядом.

— Это учась-то на одном факультете? Да он будет как бельмо на глазу!

— Но раньше ведь ты его не замечала!

На это замечание я только сильнее хмурюсь.

— Сомневаюсь, что раньше я вообще замечала хоть что-то из того, что творилось вокруг меня. А теперь, когда я знаю, что мы учимся вместе, не смогу не обращать на него внимания.

В памяти всплывает выражение недовольства на лице Максима, когда он понял, что перед ним стою я. Сначала он меня не вспомнил, как я и предполагала, но, к несчастью, узнал Алису, а по ней и меня. Я уже проела ей всю плешку на предмет того, что в тот вечер в клубе она должна была приковать меня чем-нибудь к батарее, но не отпускать с Максом. Разумеется, такое обвинение было несправедливым, потому что я сама была виновата в том, что приехала в клуб и разрешила себя споить.

Это было полное фиаско: раньше универ был моей тихой гаванью, в которой для меня не предвиделось никаких неожиданностей, а теперь и здесь мне покоя не видать. И чем я заслужила всё это.

После нашего столкновения мой день с каждым часом становился только хуже. Началось всё с того, что Алиса почувствовала себя плохо и уехала домой, оставив меня в одиночестве на последней паре по физкультуре. Самая бесполезная пара, на мой взгляд, но кто я такая, чтобы спорить с руководством университета…

В раздевалке переодеваюсь в светло-серый спортивный костюм, в котором, по словам Алисы, я выглядела «не такой воблой, как обычно». В общем, он визуально прибавлял мне пару килограмм, и, наверно, впервые в истории человечества девушка — то есть я — искренне была этому рада. Заплетаю тугую косу, насколько это позволяют вьющиеся от природы волосы, и завязываю кончик на узел.

В спортзале моё настроение портится ещё сильнее, потому что на второй половине парни играют в баскетбол, и угадайте, кого я вижу среди них? Обречённый вздох срывается с моих губ, а глаза против воли внимательно сканируют спортивное тело Макса, на котором были серые спортивные штаны, белая футболка — уже местами облепившая его слегка влажное тело, отчего пульс отчаянно участился — и белоснежные кроссовки. Правое запястье было перетянуто чёрным напульсником с какой-то нашивкой, но с такого расстояния я не могла её разглядеть.

Я заворожённо следила за каждым его уверенным движением, как и большинство других девчонок, и отвести в глаза в сторону было попросту нереально. Мне оставалось только молиться, чтобы он не решил вдруг стащить с себя футболку…

За всю пару по физ-ре Макс ни разу не обратил на меня внимания, и я решила, что Алиса, возможно, была права, и нет ничего страшного в том, что у нас общий факультет.

В этот раз преподаватель загонял нашу группу в игре в волейбол, так что в раздевалку и душевую я еле тащилась, проклиная Алису за то, что та бросила меня одну волкам на растерзание. В душевой было настоящее столпотворение, и я уныло приготовилась к ожиданию своей очереди, но так было даже лучше: чем меньше народу, тем комфортнее я себя чувствовала.

В душевую захожу лишь тогда, когда она окончательно пустеет. Как назло, с собой не оказывается ни заколки, ни резинки, так что приходится подключить фантазию: достаю из рюкзака карандаш, закручиваю волосы в пучок и закалываю письменной принадлежностью. Душ стараюсь принять максимально быстро, словно от этого зависит моя жизнь.

Наспех вытираюсь полотенцем, натягиваю на всё ещё влажное тело одежду и выскакиваю в общий коридор. В голове даже мыслей не возникло проверить этот самый коридор перед тем, как сломя голову выскочить из душевой. Так что было вполне закономерно, что я врезаюсь в чью-то крепкую грудь с такой силой, что карандаш, который я забыла вытащить из волос, выскакивает сам, и волосы каскадом рассыпаются по спине. И я забываю, как дышать, пока глаза с жадностью изучают мужскую грудь, усыпанную капельками родинок. С трудом отрываю глаза от груди и замечаю, что родинками покрыты так же шея, плечи, руки и даже живот. Чужие руки на талии скорее подозреваю, чем реально ощущаю, потому что все чувства сосредоточены на чёртовых родинках. И я готова поклясться, что в своей жизни не видела ничего сексуальнее.

Рука начинает жить собственной жизнью; самовольно тянется к горячей коже, и, заворожённая, я провожу по ней кончиками пальцев, соединяя тёмные капельки невидимыми линиями. Моё дыхание сбивается, когда рука проводит кривую линию от шеи парня до его груди, к животу и обратно наверх, не оставляя без внимания сильные руки. Мышцы парня напрягаются настолько, что кожа туго натягивается, и я дышу так, будто пробежала стометровку на время. А ещё меня одолевает просто дикое желание ощутить вкус кожи на кончике языка…

Парень громко сглатывает, и его руки стискивают мою талию, словно стальной капкан. Перевожу загипнотизированный взгляд на приоткрытые губы парня, и меня одолевают очередные некультурные мысли. А после я натыкаюсь на дьявольски горящий неприкрытым желанием взгляд Максима, и резко возвращаюсь в реальность.

Отскакиваю от него как ошпаренная и отодвигаюсь до тех пор, пока спина жёстко не тормозит о бетонную стену. Практически чёрные глаза Макса, в которых радужка уже с трудом отличается от зрачка, оценивающе проходятся по мне, и я чувствую уже такое знакомое ощущение раздевания. А Соколовский совершенно не собирается облегчать мою задачу: всего какая-то пара секунд, и я оказываюсь прижата к стене всем его телом. Чувствую жар каждой клеточкой, краснеют даже кончики белых волос, и мой рот приоткрывается, потому что воздуха катастрофически не хватает. Руки парня уверенно и сильно сжимают мои бёдра и мучительно медленно ползут вверх; от жара его ладоней не спасает даже плотная ткань джинсов. Было ощущение, что у меня отобрали жалкие крохи силы воли, потому что я могла лишь стоять статуей, в то время как все мои нервные окончания целиком сосредоточились на осязании рук Макса, которые медленно подбирались к моей пятой точке. При этом губы парня замерли в сантиметре от моего виска, опаляя его горячим дыханием, и я слышала, что он дышит так же тяжело, как и я. А когда он прижался ко мне центром своего возбуждения, у меня напрочь снесло крышу; в голове не осталось ни одной приличной или хотя бы цензурной мысли. Когда его сильные пальцы стиснули мои ягодицы, с губ сорвался обречённый полустон-полувздох, и Макс резко выдохнул.

Его губы прочерчивают дорожку от моего виска и замирают в жалких миллиметрах от моих губ.

— Как насчёт повторить наше прошлое знакомство? — срывается с его губ хриплый шёпот.

Этот его чёртов тембр, от которого мурашки танцуют степ на моей коже… Внизу живота начинает болезненно пульсировать желание, посылая жар вдоль позвоночника по всему телу. Сейчас я даже сомневалась в том, что пару минут назад принимала душ…

Но в голове яркой вспышкой загорается воспоминание о его последних словах в клубе; это действует на меня как ушат холодной воды, и я нахожу в себе силы оттолкнуть его. Макс отодвигается, но отнюдь не по моему желанию. Если бы он сам не шагнул назад, я вряд ли бы смогла сдвинуть с места его тренированное тело. Вот только, когда он открывает мне обзор, я замечаю за его спиной ошалелые лица четверых парней, и меня накрывает волной стыда. Я в прямом смысле слова выбегаю из раздевалки.

— Мы ещё не закончили, Бемби! — раздаётся угрожающее предостережение мне в спину.

Бемби? Я что, похожа на оленёнка?

Останавливаюсь, только когда парадные двери универа остаются в доброй паре метров позади, и, честное слово, изо всех сил стараюсь не представлять его в душе. Горячие струи воды, которые будут гладить его родинки, как ещё недавно это делали мои пальцы…

Боже, дай мне сил выдержать это цунами с фамилией Соколовский!

Всю дорогу до дома Алисы я прогоняю в голове интегралы и линейные уравнения — всё, что угодно, лишь бы тело предательски не дрожало, словно на электрическом стуле, а мысли не возвращались к Максу. Но, стоит мне кинуть взгляд на наручные часы — подарок подруги, как и всё остальное — и на глаза попадается родинка, мысли вновь уходят в свободное плавание.

Если бы знала, что увижу его без футболки — сидела бы в душевой до самого закрытия универа. И почему я могу адекватно реагировать на всех парней, кроме него? Вон, даже красавчик Антон не зацепил меня и на тысячную долю того, как это сделал Соколовский. И что он, собственно, для этого сделал? Всего лишь дал полюбоваться на эти чёртовы родинки…

В общем, в себя прихожу только возле подъезда. Все мысли о Максиме тут же улетучиваются, стоит мне только понять, что я стою вовсе не у дома Алисы, а у своего собственного. Видимо, в любой стрессовой ситуации мозг запрограммирован направлять тело в безопасное место, которым мой дом точно не являлся, к матери, которая уж точно не даст нужного совета. Но именно в этот самый момент мне так хочется её хотя бы увидеть…

На свой страх и риск захожу в подъезд и подхожу к нужной двери — благо, живём мы на первом этаже. Осторожно дёргаю ручку, но дверь не поддаётся. Облегчённо выдыхаю и тянусь за ключом: мне нужна всего минутка, чтобы побыть в привычных и — как ни прискорбно это признавать — родных стенах. Ну и кое-какие вещи забрать, раз уж я пришла…

Замок ожидаемо поддаётся не с первого раза, и я вытаскиваю ключ, боясь, что он намертво застрянет в скважине, но в этот раз обходится без жертв. В свою комнату, несмотря на пустую квартиру, пробираюсь на цыпочках — этот страх стал уже подсознательным и сковывал независимо от того, были ли родители дома. По привычке окидываю взором окружающее пространство, с сожалением отмечая заваленную бутылками кухню, засыпанную окурками прихожую и кучу осколков от битой посуды. И если сначала мне показалось это ужасным, то это просто от того, что я ещё не дошла до собственной комнаты.