А вот Антон замечает, и лицо его как-то болезненно бледнеет — может, у парня живот скрутило?

Алиса, наконец, понимает, что что-то не так, и поворачивается в нашу сторону; буквально тут же её лицо по цвету становится похоже на Антона.

Я автоматически прижимаюсь ближе к Максу — в его руках надёжнее, чем в самом прочном бункере. Макс переводит взгляд на меня и прижимает меня к себе ещё, хотя это уже физически невозможно — я итак ближе некуда — но его желание меня защитить явно не знает своих границ.

После происходит вообще что-то аномальное — парни Макса закрывают нас с ним от Алисы собой, повернувшись к Кокориной и Бар-Мэну лицом. Моя челюсть удивлённо отваливается — впрочем, как и у Макса.

— Вот это номер, — присвистывает он. — Вот что вы, девчонки, с нами творите — заставляете защищать даже тех, кто в этом не нуждается.

Каким-то шестым чувством понимаю, что он подразумевает под этим себя — всё-таки, парни не любят чувствовать себя слабаками.

— Так наоборот надо радоваться, что у тебя такие друзья, — вздыхаю я. — Меня вот некому было так же защищать в своё время.

Максим целует меня в висок.

— Я очень жалею, что ты не появилась в моей жизни раньше — я бы не дал тебя в обиду.

И от его слов мне становится легче.

На факультете мы снова расходимся в разные стороны, и я с долей сожаления отпускаю тёплую руку СуперМакса.

— Если она скажет тебе ещё хоть слово — будет собирать себя по запчастям, — по-тихому злится он. — Так что лучше сразу предупреди её, чтоб заткнулась от греха подальше.

Смеюсь, потому что при этом Макс пыхтит как ёжик.

— Обязательно передам, любимый, — мурлычу ему в ответ.

Глаза парня привычно темнеют, затягивая в свой омут.

— С огнём играешь, детка.

Вздыхаю, потому что не могу остаться с ним тут навечно, а именно этого хочется мне больше всего.

— Встретимся после третьей пары на парковке.

Макс целует меня в лоб, кивает и уходит, а я в который раз провожаю взглядом его надёжную спину.

В аудиторию вхожу вместе со звонком — так мне почему-то спокойнее — но Алиса всё ещё отсутствует. Меня вновь накрывает обида за нашу дружбу, которую во что-то ставила только я. Всё затрещало по швам лишь потому, что Макс выбрал меня, а не её — девушку, которую по её мнению непременно хотели все.

Падаю за свой стол и стараюсь слушать препода, не отрывая глаз от столешницы — так гораздо проще сосредотачиваться и делать вид, что Кокориной попросту не существует.

— Можно? — раздаётся над головой голос Алисы, и я непроизвольно вздрагиваю.

Не дожидаясь моего ответа, девушка плюхается на соседний стул.

— Чего тебе? — небрежно спрашиваю, а у самой внутри всё замирает в ожидании очередной гадости. — Макс ещё о чём-то спорил?

Алиса болезненно морщится.

— Зря ты так, — отвечает тихо. — Я всего лишь беспокоюсь о тебе.

От подобного заявления мой рот распахивается так широко, что в него, наверно, без проблем пролезет фура.

— Что конкретно ты называешь заботой? — спрашиваю, когда ко мне возвращается дар речи. — То, что ты пыталась поссорить меня с человеком, который мне понравился? И почему? Потому, что он выбрал не тебя?

Лицо Кокориной идёт волнами — не то от гнева, не то от боли.

— Я всего лишь хочу сказать, что он тебе не пара.

— А кому он пара? — взрываюсь я, неосознанно повышая голос, за что получаю неодобрительный взгляд преподавателя. — Тебе? Знаешь, ты ведёшь себя как эгоистичный ребёнок, у которого отобрали любимую игрушку, и он делает всё возможное, чтобы вернуть её назад.

— Я не пытаюсь вернуть его, он никому не пара! — рычит Алиса. — У него нет сердца. Он не умеет любить никого, кроме себя. И твоё сердце он тоже разобьёт, как моё когда-то. Попользуется тобой и выбросит, как ненужную вещь!

Честное слово, я не знаю, как так вышло… Секунду назад я слушала всю эту грязь в адрес любимого человека, которого Кокорина совершенно не знала, а потом… моя рука сама махнула. Довольно сильно — у меня аж ладонь загорела огнём, когда столкнулась со щекой Алисы; от удара её голова дёрнулась, распущенные волосы на короткое мгновение плотной шторкой закрыли лицо. А когда Алиса вновь повернулась ко мне, я заметила на её губе тоненькую струйку крови, и мне стало немного не по себе — впервые в жизни поднимаю на кого-то руку. Но Макс защищает меня; почему же я должна позволять кому-то обвинять его в таких нелепых вещах? В конце концов, если бы он хотел поиграть и бросить — уже сделал бы это.

На лице девушки выражение полнейшего шока — она тоже не ожидала от меня ничего подобного.

— Это у тебя нет сердца, Алиса, — глухо бормочу я, теряя зрение из-за слёз, пока однокурсники тихо перешёптывались, а профессор терял дар речи — всё-таки не каждый день серая мышь устраивает «мордобой». — Ты всё никак не можешь успокоиться. Знаешь, когда человек действительно любит и заботится о ком-то, он делает всё возможное, чтобы объект его любви был счастлив — даже в ущерб собственным чувствам. Ты никогда не любила ни меня, ни тем более Макса, иначе не стала бы сталкивать нас лбами каждый раз. Ты — просто эгоистичная сука.

В этот раз я даже не стану делать себе замечание, потому что это единственное слово, которым я могу обозначить все свои чувства к Алисе: боль, гнев, разочарование, обиду и даже некое подобие печали — по времени, впустую потраченному на человека, который его не заслуживал.

— Простите, — как-то рвано говорю я, обращаясь к преподавателю, потому что внезапно начинаю задыхаться. — Можно мне уйти?

Речь к нему всё ещё не вернулась, поэтому он просто кивает: видимо, решил, что у меня припадок или что-то в этом роде.

Хватаю свои вещи, как попало закидываю их в рюкзак и пробкой вылетаю в коридор; там на мгновение прислоняюсь спиной к стене, потому что пару секунд мне нужно отдышаться. Всё-таки, подобное поведение не для меня, после родителей мой организм тяжело переносит насилие.

Когда дыхание худо-бедно приходит в норму, я отлепляюсь от стены и бреду куда-то вперёд, а после перехожу на бег, потому что тишина пустынных коридоров неожиданно начинает давить на мою психику.

— Нина! — слышу за спиной оклик Егора.

Оглядываться не хочу, потому что мне хочется побыть хоть немного одной.

Добегаю до главного входа, выхожу на улицу, и ноги автоматически несут меня в сторону парковки прямо к машине Макса; уже от одного её вида мне почему-то становится легче и спокойнее. Не только человеческая душа, но и работа его мозга — потёмки.

Проходит примерно семь минут, прежде чем я слышу знакомую поступь позади себя; прикрываю глаза и жду, пока Макс подойдёт достаточно близко, чтобы я могла вдохнуть его уверенности.

Когда его руки опускаются на мою талию, я тут же забываю о том, что только что пережила.

— Егор меня сдал? — спрашиваю.

Макс трётся щекой о мою щёку.

— Он, между прочим, порывался со мной пойти, — тихо отвечает парень.

— Ты его в живых хоть оставил? — с нервным смешком спрашиваю, помня о том, что Макс — невероятно ревнивый.

— Вроде трепыхался, когда я уходил, — подыгрывает он, но тут же разворачивает меня к себе. — В чём дело, детка? Только не говори, что это связано с Алисой…

— Я дала ей пощёчину прямо на паре, — на одном дыхании выпаливаю я.

Лицо Макса вытягивается от удивления.

— Ты ударила её?

Хм, вроде же на русском разговариваю…

— Да.

— Посреди пары?

Господи, ну чего он так тормозит?

— Да.

Макс широко улыбается.

— Моя девочка. — Прижимает меня к себе, и я чувствую, как внутри разливается приятное тепло. — Что она сказала?

— Как обычно ничего хорошего, — вздыхаю. — Говорила о том, какой ты у меня плохой.

Парень усмехается.

— Всего лишь плохой? Я достоин, по меньшей мере, звания засранца.

— Только не со мной, — качаю головой и заглядываю ему в глаза. — Меня ты любишь.

Мне кажется, или лицо Макса начинает светиться?

— Безумно люблю.

Прежде чем я успеваю среагировать, его губы накрывают мои — слишком напористо и грубо, чтобы я могла нормально соображать. Макс заставляет меня пятиться назад, и через пару шагов я упираюсь спиной в правое крыло его машины. Это его любимое занятие — загонять меня в угол, из которого у меня лишь один выход — в его объятия. И я ныряю в них с головой, потому что по-другому уже просто не могу.

— У меня есть идея, — хрипит Макс, когда наконец отлепляется от меня и тянется за телефоном.

Несколько минут он с кем-то переписывается, не комментируя, после его губы расплываются в улыбке, и он снова прижимает меня к машине.

— У тебя паспорт с собой?

Озадаченно смотрю на парня: я всегда ношу с собой практически все документы — на всякий «пожарный».

— С собой. А что?

— Ты доверяешь мне, детка? — спрашивает он таким тоном, что кроме слова «да» в голове больше никаких вариантов. Но и произнести это вслух не могу — язык не слушается — поэтому просто киваю. — Тогда поехали со мной.

Мои брови удивлённо ползут вверх — прогулять пары? — но я всё же позволяю ему усадить себя в машину и даже пристегнуть ремень безопасности, хотя его руки больше скользят по моему телу, чем действительно пристёгивают ремень. Пока Макс садится в салон, в моей голове проскальзывает мысль о том, что преподаватели не особенно удивятся, заметив моё отсутствие: Сергей Николаевич уже наверняка рассказал всем о моём «невменяемом» состоянии…

Максим уверенно ведёт машину по городскому асфальту, а я пытаюсь представить, куда он меня везёт.

— Я знаю, что это делается по-другому… — виноватым голосом нарушает тишину Максим. — Но даже если ты скажешь «нет» — я потащу тебя силой.

Куда это он тащить меня собрался?

— В ЗАГС, конечно, — ухмыляется он, и я понимаю, что снова думаю вслух. — Нас распишут прямо сейчас.

Кажется, от грохота моей челюсти глохнут даже космонавты на МКС.

— Это как?

Вот только так получается у меня выразить свои мысли.

— У Кирилла там тётка работает, она всё устроит. — Ну, теперь понятно, с кем Макс переписывался… — Так что? «Да», или мне уже можно доставать верёвку и связывать тебя?

Как ни стараюсь, сдержать улыбку не получается.

— Зачем спрашивать, если ты для себя уже всё решил?

— Выражение твоего лица говорит о том, что ты согласна, — довольно мурлычет парень. — Сейчас заскочим за кольцами, и можно двигать.

Дальнейшие сорок минут просто выпадают из моей жизни; в себя прихожу лишь, когда улыбчивая женщина говорит известную всем фразу «Объявляю вас мужем и женой», но до меня всё равно не доходит, что это реальность, а не сон. Даже когда Макс — теперь уже на правах мужа — жадно целует меня, в моей голове стелется сплошной туман.

— Я люблю тебя, детка, — шепчет он тихо, сжимая моё лицо в ладонях.

— И я тебя люблю, СуперМакс, — глухо, но искренне отзываюсь в ответ.

Парень довольно ухмыляется.

— Ты теперь моя.

Выдыхаю и позволяю себе беспечно улыбнуться.

— Я итак была твоей.

— Да, но зато теперь тебе просто так не исчезнуть из моей жизни.

Макс вновь набрасывается на мои губы, сминая их в болезненном, но таком желанном поцелуе, и я просто теряю себя.

Нины Воскресенской больше нет — она канула в небытие вместе со своей прошлой жизнью.

Вопреки моим ожиданиям, домой мы не едем, а возвращаемся в универ, потому что успеваем на последнюю пару; Макс при этом всю дорогу загадочно улыбается и бросает на меня многозначительные взгляды, отчего я начинаю дрожать.

Правда, когда его машина тормозит на парковке, и я слышу звук блокировки дверей, который уже стал своеобразной традицией в наших отношениях, всё же не сдерживаюсь от вопроса.

— А роспись в самом деле была так необходима?

Вообще-то, я была счастлива получить ещё одно доказательство тому, что Макс меня действительно любит, просто думала, что это мне придётся уговаривать его узаконить наши отношения до уровня нормальной семьи, а тут такое… Учитывая, через что прошли мы оба в процессе взросления, получить предложение от парня — пусть и не традиционно, но тем приятнее — было для меня за гранью фантастики.

— А без неё мой подарок на день рождения не возможен, — всё так же загадочно улыбается парень.

Вот теперь я совершенно сбита с толку… Какое отношение свадьба имеет к основному подарку, который так хочет получить от меня мой СуперМакс? Здесь что-то не сходится. Разве предложение — не тот самый подарок, который он хотел?

— Что ты задумал? — спрашиваю в лоб.

Макс берёт в руки мою правую, на которой кольцо, и нежно целует безымянный палец.