Я вернулась в реальность. Даже такой соблазн, как дружба с Гвинет Пэлтроу, не в силах изменить мое решение относительно Джеффри.

Наконец он сказал:

— Это из-за Итона?

Я вся подобралась и занервничала, когда услышала его имя, но в конце концов, сказала:

— Просто я не испытываю к тебе тех чувств, которые должна бы… Я думала, что… но… Я не люблю тебя. Мне очень жаль.

Эти прямые, откровенные слова прозвучали очень знакомо, и они были так похожи на то, что сказал Декстер, когда заговорил о разрыве. Мне стало понятно, что на самом деле не важно, когда именно у него начался роман с Рейчел, поскольку не она причина нашего разрыва. Мы с Дексом расстались, потому что не подходили друг другу, и именно поэтому он вполне мог влюбиться в нее. Если бы у нашего романа был прочный фундамент, Декс никогда бы мне не изменил. В этот самый момент я почувствовала огромное облегчение — никакой ненависти к ним двоим я больше не испытывала. Я сосредоточилась на Джеффри, ожидая ответа.

— Все в порядке, — сказал он с элегантным жестом. Меня очень смутило его хладнокровие, а он продолжал: — Ты сейчас в очень нелегком положении. В этой постели… неудивительно, что тебе неловко. Давай поговорим позже — когда родятся дети. А пока что я просто хочу о тебе позаботиться.

Позволь мне это сделать, милая.

В устах любого другого мужчины эти слова прозвучали бы или снисходительно, или чересчур трагично — последняя, отчаянная попытка спасти отношения. Но в устах Джеффри это было исполненное достоинства, разумное и очень искреннее заявление. Я чуть было не сдалась. В конце концов, это был мой шанс остаться в Лондоне. И, что еще важнее, гарантия безопасности. Трудно выразить ту степень беззащитности, которую чувствует беременная женщина, особенно при моих обстоятельствах, — а Джеффри развеял все мои тревоги. Он хороший человек, который так обо мне заботится, и каждое его прикосновение говорит о том, что так оно всегда и будет.

Но я его не любила. Все очень просто. Я привыкла думать, что жить с человеком исключительно по любви — это наивно и чересчур возвышенно. Я всегда смеялась над Рейчел, когда она так говорила, но теперь сама готова была это признать. И заставила себя не сворачивать с верного пути.

— Все это действительно очень мило, — сказала я и взяла его за руку. — Даже описать тебе не могу, как я ценю твою доброту и все, что ты для меня сделал. Но нам нужно расстаться. Просто это неправильно — оставаться вместе, когда я не испытываю к тебе никаких чувств…

Я сказала, что буду по нему скучать, хотя знала, что скорее это будет тоска по той роскоши, которой он меня окружил, чем по нему самому. Потом я выпустила его руку.

Джеффри искоса взглянул на меня. Глаза у него были грустные, но сухие. Без тени скорби он сказал, что ему тоже очень жаль меня терять, но он все понимает. Он поставил портфель к себе на колени, открыл его и засунул объявления внутрь. Потом встал и направился к двери.

— Но мы можем остаться друзьями? — спросила я вдогонку, чувствуя легкую обиду из-за того, что Джеффри так легко отступил. И забеспокоилась, потому что это во мне заговорила прежняя Дарси, которая желала любой ценой быть объектом поклонения. Неужели я просто хочу сохранить над ним власть? Но когда он обернулся и взглянул на меня через плечо, сказав, что ему бы очень этого хотелось, я поняла, что мои намерения были бескорыстны. Я действительно хотела, чтобы мы остались друзьями, потому что он нравился мне как человек. А не потому, что с ним было хорошо в постели.

Вечером, когда Итон прилег рядом со мной, читая статью о глобальном потеплении, я сообщила, что сегодня мы с Джеффри расстались. Я рассказала ему все, за исключением того, что Джеффри спросил о нем.

Итон слушал, подняв брови.

— Ух ты! А я был уверен, что у вас все очень серьезно, — сказал он, но голос его выдал — как и Джеффри, он почти не удивился.

Я кивнула:

— Да. Просто я раньше не понимала.

— Он в норме?

— Думаю, да.

— А ты?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Чувствую себя виноватой — после всего, что он для меня сделал. И немного грустно… Но вообще мне кажется, что я поступила правильно, пусть даже это значит, что придется вернуться в Нью-Йорк раньше, чем хотелось бы.

Итон захлопал ресницами.

— Что?

— Я сказала, что чувствую себя виноватой и…

— Нет. Насчет возвращения.

— Я не нашла работу, Итон. Скорее всего, мне придется вернуться к своим прежним занятиям, когда родятся дети. У меня просто нет денег, чтобы остаться в Лондоне.

— Можешь оставаться, сколько пожелаешь, — выдал Итон.

— Не могу. Я и так долго сидела у тебя на шее. Не похоже, чтоб у тебя денег куры не клевали. — Я улыбнулась.

— Мне нравится, что ты здесь, Дарси. И я вовсе не собираюсь выгонять тебя сразу после рождения детей. Я невероятно рад. Пусть денежные затруднения тебя не пугают. Мы что-нибудь придумаем. У меня есть кое-какие сбережения.

Я взглянула на его лицо и едва удержалась, чтобы не признаться в своих чувствах. Не то чтобы я боялась отказа, но уже не впервые я подумала, что нечестно по отношению к Итону взвалить все на него. У него роман. Ему не следует беспокоиться обо мне и о том, как его отказ может сказаться на протекании моей беременности.

Так что я просто улыбнулась и сказала:

— Спасибо, Итон. Поживем — увидим.

Но я знала, что моей жизни в Лондоне — и моей жизни с Итоном — скоро придет конец.


31


На следующий день наступила тридцать вторая неделя беременности, и это было важно, потому что если бы мои дети родились до этого срока, то они могли оказаться нежизнеспособными. Невероятный рубеж, даже если учесть, что я ничего не делала, а только валялась в постели, читала журналы и ела.

Чтобы отпраздновать столь важный день, Итон приготовил мне шоколадный торт и принес его в спальню на деревянном подносе. Торт был украшен тридцатью двумя синими свечками, по одной в честь каждой минувшей недели. Он зажег их и невероятно фальшиво запел:

— С днем рожденья, Первый и Второй! Я улыбнулась, загадала желание и с двух попыток задула свечи (с двух — потому что у меня двое детей). Потом он разрезал торт и каждому из нас положил большой кусок. Я дважды попросила добавки, воздавая должное его кулинарным способностям, особенно в том, что касалось глазури. Когда мы поели, он унес посуду и вернулся с большой коробкой, завернутой в крапчатую бело-зеленую бумагу.

— Не нужно было этого делать, — сказала я, надеясь, что он не истратил на подарок слишком много денег.

Итон торжественно водрузил коробку мне на колени.

— Это не от меня. От Рейчел.

Я уставилась на нее. Несомненно, судя по обертке, это презент от Рейчел: красивая, дорогая упаковочная бумага, но общий вид — слишком сдержанный для того, чтобы быть результатом работы профессионального упаковщика. Я рассматривала аккуратные уголки, короткие отрезки шпагата, строго параллельные краям коробки. Полная симметрия. Отчего-то эта вещь вызвала в памяти все хорошие воспоминания, связанные с Рейчел.

Итон украдкой взглянул на меня:

— Ты расстроена? Может быть, мне не следовало это тебе передавать? Я много по этому поводу думал…

— Нет. Все нормально, — сказала я, поглаживая обертку. Этой коробки касалась рука Рейчел, и мне вдруг показалось, что я общаюсь с человеком, восставшим из мертвых.

— Ты откроешь? — спросил Итон.

Я кивнула.

— Она прислала ее несколько недель назад, но просила, чтобы я подождал, пока не приблизится время родов. Я подумал, что сегодня будет в самый раз… потому что я больше не волнуюсь. С твоими детьми все будет хорошо.

Сердце у меня забилось, когда я аккуратно развязала белый шпагат, сняла бумагу и открыла коробку. В ней лежали два одеяльца из светло-голубого шелка. Это были самые мягкие и роскошные одеяльца, которые мне когда-либо доводилось видеть. Аннелизе Рейчел подарила очень похожее, но мои были, безусловно, лучше. Потом я вынула из конверта открытку. На ней были изображены две детские коляски. Я медленно развернула ее, увидела знакомый аккуратный почерк и, пока читала про себя, как будто слышала голос Рейчел.


Милая Дарси! Во-первых, я хочу сказать тебе, как сожалею о том, что произошло между нами. Я скучаю по нашей дружбе, и мне очень жаль, что я не могу быть рядом с тобой в столь важное для тебя время. Но, несмотря на то расстояние, которое разделяет нас, хочу, чтобы ты знала: я часто о тебе думаю. Много раз на дню. Мне было так приятно узнать от Итона, что ты счастлива. У тебя будет двойня! Это настолько в твоем духе — сделать из события, которое и само по себе из ряда вон выходящее, двойное чудо! И наконец, я просто хочу передать тебе свои искренние поздравления в связи с тем, что ты решила стать матерью. Надеюсь однажды увидеть твоих сыновей. Знаю, они будут красивыми, прелестными маленькими мальчиками, точь-в-точь как их мама.

С наилучшими пожеланиями и огромной любовью Рейчел


Все еще сжимая в руке открытку, я опустилась на подушку. В течение многих месяцев я мечтала получить весточку от Рейчел, но даже и не представляла себе, как сильно мне этого хочется, пока не прочитала эти строки. Я взглянула на Итона. Лицо у него было спокойное.

— Только представь себе… — сказала я, лишь бы не молчать.

— Что она пишет? — спросил Итон.

Я закатила глаза, скрывая свои истинные эмоции. Потом закрутила волосы в узел, закрепила его резинкой и бесстрастно сказала:

— Если в двух словах, она пытается все вернуть на свои места.

Я старалась говорить надменно, но у меня перехватило горло. И снова вопреки всем своим усилиям я почувствовала, что смягчилась. Я попробовала это скрыть и бросила ему открытку, как будто играла в «летающую тарелку».

— Держи. Прочитай сам. Он читал про себя, шевеля губами. Когда дошел до конца, то взглянул на меня и сказал:

— Это действительно очень мило.

— Да. Одеяльца просто замечательные, — сказала я, щупая шелковую отделку. — Кажется, мне уже больше не хочется, чтобы она провалилась в преисподнюю. — Я засмеялась. — На небесах тоже есть какие-нибудь малоприятные уголки.

Итон улыбнулся.

— Значит ли это, что я должна ей позвонить? Отчасти мне хотелось, чтобы он сказал: «Да», потому что нужен был какой-нибудь повод, чтобы забыть о гордости и сделать шаг навстречу. Но Итон ответил:

— Не Обязательно. Просто поблагодари ее в письме. Он вернул мне открытку.

Я не могла удержаться, чтобы не прочитать ее еще раз, вслух, докапываясь до истинного смысла каждой фразы.

— Она «сожалеет о том, что произошло между нами». А не о том, что она сделала.

— Я думаю, это подразумевается.

— И что она хочет этим сказать? Что согласилась бы все вернуть на свои места, если бы могла? — спросила я, поправляя прическу.

— Возможно, ей бы просто очень хотелось, чтобы все случилось как-нибудь иначе, — сказал Итон.

— Как, например?

— Не знаю… Ну, чтобы она дождалась, пока вы с Дексом расстанетесь, а уж потом начала с ним встречаться.

— Она тебе так сказала? Ты это наверняка знаешь?

— Нет.

— Ладно, — сказала я, глядя в открытку. — Дальше… «Несмотря на расстояние, которое нас разделяет»… Как ты думаешь, она имеет в виду расстояние душевное или географическое?

— Возможно, и то и другое.

— Она пишет, будто думает обо мне каждый день. Тебе не кажется, что это преувеличение?

— Нет. Честное слово, не кажется. А разве ты не думаешь о ней каждый день?

Конечно, думаю. Но я сделала вид, что не расслышала вопроса, и стала читать дальше:

— «Мне было приятно узнать от Итона»… — Я вспомнила обрывки разговора, подслушанного на Рождество. — А что конкретно ты ей рассказал?

— Естественно, про двойню. Ты ведь разрешила… И еще — что все в порядке. Что у тебя появились друзья. И про Джеффри тоже рассказал.

— А ты не общался с ней с тех пор, как мы с Джеффри расстались?

— Нет.

Я подумала было, не расспросить ли его о помолвке Рейчел, но решила, что еще не готова это принять, сложила открытку и сунула ее обратно в конверт.

— Но ведь не думает же она, что мы на самом деле снова сможем стать близкими подругами? — спросила я, и голос у меня упал.

— Рейчел хорошо тебя знает, Дарси. Едва ли она ожидает, что ты так легко сдашься, — пробормотал Итон. Голос у него был равнодушный, но выражение лица говорило: «Я знаю, ты сдашься». Или: «Я знаю, ты уже сдалась».

Я откладывала с ответом в течение двух недель, потому что не могла выбрать нужный тон и придумать, о чем писать. Надо ее просто простить? Сказать, что я тоже скучаю по ней и хочу восстановить нашу дружбу, пусть даже никогда не смогу простить ей Декса? Но подходящий ли это случай?