Но как только я это произнес, приподнимаю бедра, чтобы ей было удобней двигаться. Мой мозг плавится, когда я вижу, что она вот так использует мое тело, чтобы кончить, и пытаюсь вспомнить причину, почему нам нужно остановиться. Еще пара толчков, и я мог бы кончить один, и мы прижимались бы друг другу, как парочка тинэйджеров.

Харлоу откидывается назад, держась за мои бедра для равновесия, и из-за этого небольшого движения, этого крошечного изменения угла проникновения моя головка начала, плотно прижимаясь, потираться об нее на глубине.

— О-о-о, блять, — выдохнул я, изо всех сил удерживая ее на месте. Я чувствую жар и лихорадочный голод и знаю, что должен прямо сейчас остановиться, но мои инстинкты берут верх.

Харлоу стонет и подается вперед.

— Ты хочешь, чтобы я остановилась?

Я киваю, а губы шепчут «нет». Из меня вырывается куча ругательств, но, похоже, Харлоу не обращает на них никакого внимания.

— Черт. Ты прав, — с болью в голосе признает она. Выпрямившись, уже начинает вставать с меня, но я ее удерживаю, схватив за талию.

— Господи. Подожди, — я делаю глубокий вдох, внезапно заметив, как по вискам стекает пот, и как простынь прилипла к спине. Каждый мускул натянут, как провода, готовые порваться при малейшем движении. Ее тело ощущается так, будто принадлежит мне. — Просто дай мне… ощутить тебя. Всего на секунду.

Наверное, я какой-то мазохист, чем иначе можно объяснить всю эту пытку?

Кожа Харлоу еще теплая ото сна, ее тяжелые руки и ноги лежат на мне. Я ни за что не продержусь дольше минуты, если она продолжит смотреть на меня вот так — сонно и жадно — особенно когда нас ничего не разделяет.

Мне хватает секунды решить перевернуть ее, устроиться сверху и снова войти в нее. Ее ноги широко расставлены, колени согнуты и прижаты ко мне.

— Я всего лишь хочу чувствовать тебя, — снова говорю я, пытаясь не обращать внимания на ее нетерпеливые кивки и на то, как охотно она со мной соглашается. Ее рот слишком соблазнительный, ее влажные губы приоткрыты, и я наклоняюсь и пробую ее. — Если хочешь… я могу вытащить.

Она перемежает свои слова легкими покусываниями:

— А ты можешь… кончить… на меня?

Всегда были вещи, которых я избегал в своих мыслях — секс, который может привести к новым и более длительным отношениям. Я хотел, чтобы он был грязным, грубым, немного непристойным и немного запретным. Я хочу заклеймить Харлоу по всему телу, попробовать все, о чем она мечтает, видеть следы от веревки и зубов и покраснения от порки на ее коже.

Мне нравится, что она хочет того же самого.

— Ты этого хочешь? — спрашиваю я, медленно прижимаясь внутри и почти рыча от удовольствия. — Хочешь видеть это на своей коже?

Харлоу запрокидывает голову, сжимая в кулаке простыни. Ее сиськи двигаются при каждом моем толчке, матрас поскрипывает, и я смутно осознаю, что за стеной соседи. Но единственное, что меня заботит — это как она сжимает меня изнутри, как ее кожа смотрится в лунном свете, и те сладкие звуки, что вырываются из ее рта с каждым моим движением.

Я уже слишком близко, и это слишком быстро, но, кажется, нас это не волнует. По позвоночнику пробегает горячий ток, оседая внизу тела. Я чувствую, что стал еще тверже, руки еще сильнее сжимают ее бедра, и я на самом деле боюсь, что на утро у нее останутся синяки.

И тут Харлоу кончает, пульсируя и сжимаясь вокруг меня. Я уже на волоске, двигаясь сквозь ее оргазм, я сжимаю челюсть и напрягаю все тело, чтобы хоть немного сдержать свой оргазм. Она задыхается, приподнимается ко мне и проводит рукой вниз по торсу до того места, где мы соединяемся. Со стоном я выхожу из нее, двигая рукой по всей длине, как в тумане, и мой оргазм уже так близко, что в ушах звенит. Ее имя соскользнуло с моих губ, и хотел бы я, чтобы сейчас горел свет, и я мог видеть ее лицо, когда изливаюсь ей на живот, грудь и шею.

Харлоу смотрит на мое семя на своей коже, и размазывает его пальцем вокруг соска. Это было так инстинктивно и так по-собственнически… что именно в этот момент я понимаю: я без ума от этой девчонки.

Я падаю на кровать, не чувствуя конечностей, сердце бешено стучит, и мне нужно восстановить дыхание и работу рук и ног.

— Ты останешься на ночь? — спрашивает Харлоу, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее.

— Да, но я завтракаю с парнями. Поэтому надолго остаться не смогу.

Харлоу зевает, потом берет футболку и вытирает весь беспорядок со своей кожи.

— Мне в любом случае нужно с утра отвезти маму, — рассеянно говорит она. — Я тебя разбужу, когда буду уходить.

Я киваю и целую Харлоу в подбородок, затем щеку, чувствуя жар ее кожи на своих губах.

— Люблю тебя, — говорит она, закрывая глаза.

Сейчас, наверное, три ночи, и я говорю: «Я тоже тебя люблю» в ответ, притягиваю ее ближе, подстраиваясь своим телом под ее. Я так устал, но все же замечаю, что что-то здесь не так. Хотел бы я быть не таким сонным, чтобы понять, что именно.

* * *

Харлоу встала ни свет ни заря, как и говорила. Она разбудила меня поцелуями и приглашением принять душ вместе. И я трахнул ее у стены в ванной, перед тем как закончить душ.

По утрам Сан-Диего пахнет океаном и соленым ветром, и кажется, что он окутывает тебя, как старый плед. Этот запах настолько напоминает о доме, что если я закрою глаза, могу почти забыть, что нахожусь в тысячах километров от дома и занимаюсь совсем не тем, чем должен. И это слегка нервирует.

Или даже пугает? Сколько раз мне казалось, что я все делаю правильно, и что не хочу уезжать отсюда.

Звонок Колтона вернул меня в реальность и вырвал из нашего с Харлоу мыльного пузыря. Я написал ему сообщение после той встречи с представителями телеканала:

«Все прошло удачно, есть о чем подумать, подробности позже».

Но я так и не сделал этого — ни тем вечером, ни следующим утром — надеясь, что так дам им время решить, какого хера нам всем теперь делать с нашими жизнями. У меня до сих пор нет ни одной идеи. Конечно же, когда я ему перезвонил, включилась голосовая почта, ведь было 8 утра, и они работали, а я пообещал, что сегодня вечером вернусь домой и все объясню.

Теперь осталось только решить, что именно, черт возьми, я им скажу.

С одной стороны, я рад, что братья сейчас настолько заняты, что им некогда думать о той встрече, или даже сообразить, что я всячески избегаю обсуждать эту тему. Хотя я в жизни никогда не вел себя настолько безответственно.

Согласиться ли нам на шоу? Или, может, не стоит? Условия у них замечательные, да и деньги приличные. Но это полностью изменит нас: и образ жизни, и то, как на нас будут смотреть другие. И как мы будем себя вести. А что будет с Харлоу — получится ли у нас что-то? Еще недавно я и подумать не мог о наших возможных отношениях. А сейчас, мать вашу, только об этом и думаю. Если я не брошу семью и бизнес, я не вижу ни одной возможности бывать в Калифорнии. И если у Харлоу нет каких-то идей, она не сможет в ближайшее время переехать ко мне на Ванкувер.

Харлоу на причале или на нашей развалине-лодке… Не думаю, что когда-либо буду готов увидеть это зрелище.

Я уверен, расскажи я все Оливеру и Анселю, мне бы полегчало, но я чувствую свою вину, что держал их в неведении. Честно говоря, мы и виделись-то не так часто, как нам бы хотелось, именно поэтому сейчас я еду узкими улочками квартала Gaslamp, паркую свой огромный грузовик, чтобы встретиться с ними за завтраком.

На улицах этим ранним утром пусто, по дороге я встречаю пару машин и несколько озабоченных своим здоровьем человек на пробежке. Я замечаю машину Оливера, когда поворачиваю в сторону Maryjane’s.

Вижу парней на диване в задней части зала, где повсюду красовались портреты Мика Джаггера и сбоку от них включенный на музыкальном канале телик.

— Дамы, — приветствую я, присаживаясь рядом с Анселем. — На улице прекрасный денек.

— Финн, — отвечает Ансель. Он берет стоящую передо мной чашку и наливает в нее кофе из принесенного официанткой кофейника. — Мы тебе уже заказали. Выбрали самое мужественное блюдо в меню.

Я смеюсь.

— Спасибо.

Оливер сидит напротив меня

— Ты с утра сама любезность. Скажи, кого мы за это должны поблагодарить?

— И тебе тоже доброе утро, Оллс.

Оливер наклоняется, поправляя очки на носу, и ставит локти на стол.

— Ты прав, где мои манеры? Доброе утро, Финниган. Как дела?

Рядом со мной посмеивается Ансель.

— Я отлично, спасибо. Как у тебя дела, Оливер?

— Хорошо, все хорошо. — кивая, отвечает он. — Я тут заметил, что ты не ночевал дома. Да и вообще не часто бываешь дома в последнее время. Я уже начал волноваться. Молодой парень, один в большом незнакомом городе, гуляющий ночью по улицам…

— А вот об этом подробнее, — вклинивается Ансель, отпивая свой кофе.

Но Оливер все продолжает:

— Ты никогда не был парнем, цепляющим девушек на одну ночь, поэтому меня распирает любопытство, с кем же ты был все это время.

— Я был с Харлоу, — признаюсь я. — Мы, э-э, как бы… видимся.

Я был спасен от допроса с пристрастием, потому что как раз в этот момент официантка приносит наш завтрак.

— Ого. Это точно завтрак настоящего мужика, — я смотрю на тарелку с тостами, беконом и глазунью с жидким желтком.

— Могу я попросить еще немного вот этого… — спрашивает ее Ансель, держа в руках маленькую белую емкость, наполненную какой-то коричневой сахарной смесью. — Похоже, я… — он останавливается, держа палец у рта и подбирая нужное слово. — М-м-м… comment ce dire? Когда любишь сладости?

Официантка моргнула как минимум раза три и даже слегка покачнулась на месте. Я уже был готов подхватить ее, но она встряхивает головой и сосредотачивается.

— Сладкоежка? — уточняет она.

— Да, точно! Я сладкоежка. Принесите еще вот этого.

С порозовевшими щеками она кивает, забирает чашу и уходит искать Анселю коричневый сахар.

— Господи боже, Ансель, — говорит Оливер.

— Что?

— Я точно расскажу об этом Миа, — уверяю я.

Ансель высыпает ежевику в овсянку и смотрит на нас, невинно моргая.

— Что я сделал?

— Надо было сразу трахнуть ее на столе, — замечаю я. — Это было бы менее неловко для всех нас.

— Уверен, она уже залетела от тебя, — Оливер показывает ножом в сторону кухни. — Сам потом объясняй это своей жене.

Смеясь, я добавляю:

— Блин, думаю, сейчас она соберет тебе коричневый сахар со всего кафе.

— Вы прямо такие шутники, — с невозмутимым видом говорит Ансель.

— Кстати, как Миа? — интересуюсь я.

Ансель смотрит на меня с самой дурацкой в мире улыбкой с ямочками на щеках.

— Шикарно.

— Ой, — говорит Оливер и положил свою вилку. — Не дай ему продолжить. Лола рассказывает, что перед тем, как к ним заехать, она их предупреждает. В прошлый раз она их слышала всю дорогу, пока ехала по Julianne’s driveway.

Ансель только пожимает плечами, выглядя отвратительно довольным собой.

— Что могу сказать? Я сам довольно шумный любовник и наслаждаюсь громкими довольными криками своей жены во время самого лучшего секса, который у кого-либо был, — он наклоняется, глядя на нас, и повторяет: — Самого.

Мы с Оливером хохочем, когда понимаем, что во время его монолога подошла официантка и поставила перед ним сахар. Не знаю, что именно она слышала, но судя по ее смущенному румянцу, думаю, что всю его речь целиком.

— Merci, — широко улыбаясь, благодарит ее Ансель.

Бедная девушка бормочет:

— Пожалуйста, — перед тем как вернуться на кухню.

— Ненавижу тебя, — заявляет Оливер.

— Ты не был бы таким злым, если б задумался о своей жизни.

— А он дело говорит, — соглашаюсь я.

Оливер пожимает плечами, откусывая свой завтрак.

— Да ладно тебе. Ты симпатичный и успешный мальчик, — говорит Ансель. — Почему ни с кем не встречаешься?

— Мы что, теперь, как героини «Секса в Большом городе», будем сидеть и обсуждать это? Если ты не еще заметила, Кэрри, я только что открыл магазин. У меня нет на это времени.

— Кто такая Кэрри? — спрашиваю я, но Ансель не обращает на это внимания.

— Ты что, шутишь? Я был у тебя всего пару раз, и там полно странных горячих цыпочек.

— Ну, я особо и не смотрел на них.

Ансель прищуривается.

— Что значит, не смотрел? И по какой причине? Твой член еще на месте?

Оливер смеется.

— На месте.

— У тебя никогда не было проблем перепихнуться с кем-нибудь, но я видел тебя только с Лолой, с тех пор как… — Ансель замолкает, пытаясь подобрать слова, и, наконец, выдает: — О-о-о, я все понял.