Megan Hart - Грязная любовь

Тяжело дыша, он взглянул на меня. С его лица скатилась капля пота, упала мне на губы. Я ее слизнула. Он вышел из меня, позаботился о презервативе, лег на бок и, притянув меня к себе спиной, обхватил рукой.

– Тебе понравилось? – спросил он. – Когда я сказал тебе до себя дотронуться?

Я подумала над его вопросом, решив, что он заслуживает честного ответа.

– Мне не то чтобы не понравилось.

Его рука совершила путешествие вдоль поверхности моего бедра к изгибу талии.

– И как я должен это понимать?

– Ты должен понимать это так, что мне понравилось, как ты мной командовал. Но я бы этого не сделала, если бы ты не сказал.

Он начертил узор на моей коже и задумчиво произнес:

– И ты сделала бы все, что бы я ни сказал?

– Разве до этого я только этим и не занималась?

Помолчав, он спросил:

– Как далеко ты готова зайти в удовлетворении моих желаний?

Я намеренно не стала оборачиваться, чтобы не смотреть на него.

– Насколько ты готов меня сопровождать.

Он снова помолчал.

– Ты и правда это делаешь, верно, – низким голосом сказал он. – Не смешиваешь одно с другим.

После секса меня стало клонить в сон. Я накрыла его руку, лежавшую на моем животе, своей.

– Да.

Он поцеловал меня в лопатку.

– Всегда?

– Да, Дэн. Всегда.

Я думала услышать от него что-нибудь в ответ, но он молчал. Я слышала, как он дышит. Затем мои глаза стали понемногу закрываться, в комнате почему-то стало темно. Дэн накрыл меня покрывалом. Он негромко похрапывал, лежа рядом со мной на подушке, одна его рука по-прежнему лежала на мне, словно это помогало ему удостовериться, что я пока рядом. Я лежала так с минуту. Прикосновение его пальцев – словно отпечаток. Я и не ожидала, что это доставит мне столько удовольствия.

Затем я встала, надела его пижамные брюки и застегивающуюся до низа рубашку. Должно быть, я и вправду немного спятила, приехав к нему через полгорода в своем белье, хотя ночь еще не наступила. Искушать судьбу повторно я не собиралась.

Я повернулась, чтобы бросить еще один взгляд на него, спящего, прежде чем выйти из спальни, а затем и из дома.

Зачастую, если спросить, о чем ты думаешь, многие отвечают: «Да так, ни о чем». Это ложь, хотя сам человек может искренне верить в то, что говорит. Человеческий мозг всегда решает какую-то проблему или обдумывает какую-то мысль, причем даже когда сам человек полагает, что ни о чем не думает. Забавная это штука – человеческий мозг.

Я всегда о чем-нибудь да думаю. Есть три вещи, которые приближают меня к состоянию «ничегонедуманья», и это только когда я работаю с цифрами, трахаюсь или пью. Все остальное время я могу сравнить свой мозг с хомячком, который бежит себе в колесике, крутит его, при этом сам постоянно оставаясь на месте. Бесплодный, бесконечный бег.

Чад – единственный человек, который знает меня лучше всех, это понимает. Именно поэтому он заботливо присылает мне коробки, полные мультиков и дорогого шоколада, а также открыток с оптимистичными пожеланиями. Он также знает, что никакие цитаты и вкусности не поднимут мой дух, но зато это поднимает настроение ему. Я не возражаю. Мне нравится уминать дорогой шоколад и хихикать над мультиками. Я благодарю его за заботу корзиночками фруктов, составляемыми профессиональными дизайнерами, кремом для тела и поздравительными приглашениями в ресторан. Это самое малое, чем мы можем выразить заботу друг о друге, не имея возможности сделать это лично.

– Тебе оставили посылку. – В дверях своего дома показался Гевин. Должно быть, он дожидался моего прихода с работы, так как дверь открылась сразу, как только я поставила ногу на ступеньку. – Я расписался за тебя. Надеюсь, все нормально.

– Ну разумеется, Гэв. Спасибо. Хочешь ее занести? Мы зашли ко мне. Я сняла плащ, повесила его и сумку на вешалку.

Посылка от Чада была квадратной и маленькой. Поставив ее на кухонный стол, я пошла переодеваться.

Гевин уже начал открывать банки из-под краски, которые я выстроила вдоль стены. Белый без всяких примесей цвет. Ничего потрясающего воображение. Под цвет мебели, приобретенной мною на аукционе, я собиралась купить декоративные профили из красного дерева. Открывая посылку от брата, я поглядывала, как работает Гевин.

– Ну и как музей?

Его передернуло.

– Отстой.

Я больше ничего не стала спрашивать. Развернув коричневую оберточную бумагу, обнаружила коробку. Потрясла ее. Тихо. Тогда я подумала: наверное, журналы. У Чада была слабость складировать таблоиды со сплетнями из жизни знаменитостей, а затем пересылать их мне с комментариями на полях.

Мне на руки легла тетрадь. Тяжелая тетрадь в черно-белой обложке, на которой виднелись царапины и которая была чуть-чуть согнута, но в остальном нормальная такая тетрадь. Я потерла прохладный картон и, глядя на тетрадь, заметила, как она подрагивает, так как руки у меня вдруг затряслись.

«ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРИНЦЕССЫ-БРОДЯЖКИ

В незапамятные времена жила принцесса-бродяжка. У нее были длинные светлые волнистые волосы и такие голубые глаза, что им завидовало небо. Принцесса жила во дворце со своим любимцем – единорогом, по имени Юник».

Принцесса-бродяжка. Я уже столько лет о ней не думала, что сейчас эта история показалась мне незнакомой.

Гевин вошел на кухню, чтобы освежить горло глотком воды, и увидел меня на стуле с тетрадью на коленях.

– Что получила?

Я подняла тетрадь и показала ему.

– «Принцесса-бродяжка». Это сказка, которую мы сочинили с братом, когда были детьми.

– Вы сочиняли сказки?

Я не была уверена, стоит ли мне обижаться при виде изумления, проступившего на его лице.

– Эту – да.

– Bay. – Он смотрел на меня потрясенно-уважительно. – Круто, мисс Каванаг.

Я провела пальцем по черно-белому узору на обложке.

– Принцесса-бродяжка вместе со своим любимцем единорогом Юником прошла не через одну переделку. К тому же никогда не ждала, чтобы ее спас какой-нибудь принц.

– Крутая телка, да?

Я взглянула на Гевина и увидела одну из его редких ухмылок.

– Это точно.

– Почему вы перестали о ней писать?

Я положила тетрадь на стол.

– Повзрослела.

Гевин подошел к столу, взял тетрадь и пролистал несколько страниц.

– Могу я ее почитать?

– Это не «Маленький принц», но… да. Если хочешь.

Он снова усмехнулся.

– Спасибо. Иногда я тоже пописываю.

– Тогда ты мог бы дать мне почитать что-нибудь из того, что написал, если хочешь, конечно. – Я заглянула в посылку, но не обнаружила ни записки, ни открытки – Чад прислал только тетрадь.

Гевин перелистнул еще несколько страниц.

– Может быть. Эй! Тут картинки!

Он поднял тетрадь, чтобы я могла увидеть портрет бесстрашной принцессы, выполненный цветными карандашами. Рядом с ней был изображен ее верный друг и спутник Юник. В общем-то он был больше похож на мула с каким-то деформированным выростом на голове, чем на единорога. Горло у меня сжалось при виде этих картинок, выполненных детской рукой в далеком прошлом.

– «Принцесса-бродяжка и Мусорный Монстр», – прочитал Гевин, листая страницы. – «Принцесса и Хрустальная башня».

Она выбралась из нее с помощью молотка.

– «Принцесса и Черный рыцарь».

Это уже был конец тетради.

Кошмар, как давно это было. Почти забылось, но не до конца. Я потянулась к книге.

– Думаю, нам лучше вернуться к покраске, Гевин. Все-таки завтра у нас обоих рабочий день: тебе в школу, мне на работу.

Я убрала книгу обратно в конверт, не глядя на Гевина. Я и без того знала, что он слегка ошарашен моей резкостью, может быть, даже почувствовал себя жутко неловко, но я не стала обращать на это внимания. Положив конверт с заключенной в него принцессой в свой стол, я вернулась в столовую.

Позже, оставшись одна и приняв душ, чтобы избавиться от запаха краски, я снова вытащила «Принцессу-бродяжку». Она была бесстрашной, эта светловолосая принцесса с голубыми глазами, которым завидовало небо. Храброй и сильной. Она бежала из Хрустальной башни, победила Мусорного Монстра, побывала в королевстве Радужных людей и освободила их от злой шахматной колдуньи. Она была уверена в себе, всегда полна оптимизма и готова улыбнуться и засмеяться в любую секунду, пока не повстречалась в самом конце с Черным рыцарем, укравшим ее улыбку.

Почему она утратила уверенность и перестала радоваться каждому дню? Почему она стала бояться? Этот вопрос был не так актуален, как другой.

Почему я стала такой?

Когда зазвонил телефон, я осталась сидеть на месте – кино по телевизору и попкорн на коленях показались мне куда заманчивее, а моя мать может поговорить и с автоответчиком.

Но когда включился автоответчик и я услышала мужской голос, попкорн полетел на пол, я вскочила и бросилась к телефону. На секунду у меня мелькнула мысль, что я веду себя в точности как девчонка, что с замиранием сердца ожидает звонка именно того парня. Может, я в самом деле недалеко ушла от той девчонки?

– Алло, – сказала я в трубку, стараясь, чтобы голос звучал как можно небрежнее и не выдал моего волнения.

Прошла неделя с того дня, когда я объявилась на пороге дома Дэна, имея из одежды лишь плащ и белье. Неделя с того момента, когда я ушла, пока он спал. Он не звонил. Я тоже, хотя несколько раз набирала номер его телефона и бросала трубку – вела себя ну в точности как школьница.

– Что на тебе надето?

Я посмотрела на себя. Мягкая фланелевая пижама, сто раз стираная-перестираная, отчего клетчатый черно-белый узор превратился в серо-белый.

– А что ты хочешь, чтобы на мне было надето?

Голос Дэна немного изменился – мне показалось, что он улыбнулся.

– Ничего.

Казалось бы – обычный такой флирт, пусть даже по телефону, и в нем нет ничего особенного, но я вдруг почувствовала, словно мои легкие наполнились воздухом. Я хочу сказать, только тогда я осознала, что слушаю его затаив дыхание.

– Ничего, кроме улыбки.

– И часто ты сидишь дома без одежды?

– И часто ты звонишь женщинам без предупреждения и, не представившись, любопытствуешь, что на них надето?

– Нет. – До меня донесся какой-то шорох, словно Дэн приложил трубку к другому уху. – Но ты и так знала, что это я, когда брала трубку, верно?

– То есть мне звонит не Брэд Питт? Какая жалость.

– На тебе правда ничего нет, Элли?

Я засмеялась.

– Нет. А что?

– Почему ты ушла не попрощавшись?

Я взглянула на пол, увидела разбросанный по нему попкорн, и моя улыбка увяла.

– В тот момент это показалось мне самым простым и удобным.

– Разве что только для тебя.

– Да, Дэн. Для меня.

Он молчал, но трубку не вешал. Как и я. Не говоря уже о том, что это было бы не просто невежливо, а грубо. От меня не ускользнула и заключенная в этом ирония. То, что я могла спокойно уйти, не сказав «счастливо», но не могла так же запросто повесить трубку.

– Я хочу, чтобы ты со мной кое-где побывала, – наконец сказал он. – Мне нужно свидание.

Я подумала.

– Это срочно?

– Типа того. Да.

Я продолжила разговор, одновременно убирая разбросанный по полу попкорн.

– И ты думаешь, что для этого свидания нужна я?

– Ты подойдешь лучше, чем кто-либо, Элли.

– Знаешь, не всегда можно выехать на лести.

– Но это может служить неплохим стартом. – В трубке снова раздался какой-то шорох, и я заинтересованно прислушалась, пытаясь понять, чем он занят. Мне было легко представить его ерошащим свои волосы – я уже знала некоторые его привычки, по-прежнему почти ничего не зная о нем самом. – Ты хочешь это сделать для меня.

Я перестала собирать хлопья с коврика.

– Я хочу?

Его голос снова изменился, стал чуть более приглушенным и зазвучал глуше.

– Думаю, что хочешь. Да.

– И что конкретно я хочу?

– Ты хочешь надеть что-нибудь потрясающее и завтра вечером кое-куда со мной выбраться.

– Кое-куда? – У меня было кое-что подходящее под категорию «потрясающее». К тому же не имела планов на завтра.

– Мне нужно на ужин. Формальный.

– И ты хочешь взять с собой меня? В чем-нибудь потрясающем. – Я подумала. – Что ты считаешь потрясающим? В моем гардеробе нет ничего подходящего для формального ужина.

– Тогда тебе доставят в офис. Ты наденешь то, что я выберу. И пойдешь со мной на этот ужин.

Значит, с него платье и ужин. С меня только компания. Что-то меня настораживало.