Megan Hart - Грязная любовь

– Пишут, что требуется кресло-качалка, – заметил Дэн, взглянув в книгу.

Я с намеком показала ему глазами в угол его спальни, где, почти невидимое под ворохом одежды, журналов и ненужной почты, – вещи, которые Дэн сваливал по привычке, – стояло плетеное кресло. Через секунду это все было убрано, через другую – развернуто Дэном с усмешкой на лице. Еще несколько мгновений – и его ремень был расстегнут, молния спущена, брюки упали до колен.

Я следила за ним, сидя на постели, по-прежнему с книгой в руках.

– Ну ты и самец.

Он усмехнулся шире, и при это ничуть не выглядел пристыженным.

– За это ты меня и любишь.

Я не стала отвечать на это заявление, встала и стянула через голову рубашку. Мои соски уже напряглись, влагалище увлажнилось.

Мы были любовниками пять месяцев. Я не хотела его любить, но не могла его не желать.

Дэн снял с себя остатки одежды и сел в кресло. Он легонько поглаживал свой восставший член, пока я, извиваясь, освобождалась от юбки. Вряд ли это было похоже на стриптиз, но страсть в его глазах убеждала меня, что для него не важно, что я не крутилась вокруг шеста или то, что я была не в туфлях на шестидюймовом каблуке.

– Подожди.

Я замерла, засунув пальцы за резинку трусиков.

Дэн повернул палец вокруг оси.

– Повернись.

Я повернулась. Сердце пропустило удар, когда я услышала тихий одобрительный свист – я купила трусики-фонги импульсивно и не сказала Дэну, что собираюсь их надеть. Мягкая кружевная ткань оказалась гораздо более приятной, чем я предполагала.

– Боже, – пробормотал он. – Дай-ка мне взглянуть на тебя впереди.

Я подчинилась, довольная его реакцией. Цвет трусиков спереди – абсолютное персиковое кружево – почти сливался с цветом кожи, отчего создавалось впечатление, что на мне ничего не надето.

– Оставь их, – сказал Дэн, откидываясь в кресле и начиная поглаживать себя сильнее.

Я вытащила пальцы из трусиков и двинулась к нему. Дэн протянул мне руку, помог просунуть ноги через подлокотники кресла и сесть к нему на колени. Мы сидели лицом друг к другу – поза, знакомая нам обоим, за исключением дрожащего под нашим весом кресла.

– Именно эту позу ты хочешь испробовать первой? – Он привлек мою голову к себе, чтобы поцеловать меня.

– А что, забавно, – нахмурилась я. – Не будь таким пессимистом.

– Элли, с тобой забавно все.

Такое слышать тоже было очень приятно, и я не сумела утаить улыбку. Опустив руку, я отодвинула тонкую кружевную полоску между своих ног, и Дэн со вздохом помог мне его оседлать.

– Совсем неплохо, – сказал он, когда я устроилась на нем удобнее. Он поднял руку к моей груди и, поглаживая ее, стал стягивать чашечки лифчика вниз, целуя каждый сосок.

– Не много пользы оттого, что ты только его спустишь. Я лучше совсем его сниму, – предложила я.

– Шшш, – велел Дэн. – Трахни меня.

Довольно грубо, но я содрогнулась всем телом, внутренние мышцы сжались, обхватывая его. Я чуть улыбнулась, когда Дэн негромко простонал. Я снова заставила внутренние мышцы сократиться и стала двигаться, оттолкнувшись от пола и раскачивая кресло.

Секс без усилий – кресло совершало все движения за Дэна. Все, что оставалось делать мне, – продолжать отталкиваться. Мы качались, толкая его в мое тело. Кружево моих трусиков терло клитор, вызывая у меня дрожь и стоны. Я запрокинула голову. Дэн сосал мои соски.

Я уже чувствовала приближение оргазма, когда зазвонил мой телефон. Дэн взглянул на меня поверх моей груди, его лицо было залито легким румянцем. Мы не прекращали качаться. Телефон продолжал звонить.

– Голосовая почта, – пробормотала я. Оргазм был слишком близко, чтобы даже подумать о том, что надо бы ответить.

Дэн кивнул и снова взял сосок в рот. Кресло качалось сильнее, толкая его еще глубже в меня. Небольшого трения моего клитора о его живот для меня было мало, но, до того как я успела просунуть между нами руку, Дэн предупредил мое движение, прижав к нему большой палец. Его прикосновение еще более приблизило меня к черте, и я от удовольствия пробормотала что-то нечленораздельное.

Мой телефон зазвонил снова.

– Фак, – промямлила я.

– Так и есть, – сказал Дэн, и мы засмеялись.

Смех, как и манера общения Дэна – эта его легкость и непринужденность, – толкнул меня за черту. Оргазм наступил почти сразу. Я всхлипнула, вцепившись в плечо Дэна, и достаточно сильно, чтобы остался след. Телефон звонил. Откровенно говоря, это уже стало выводить меня из себя.

Почти сразу после меня кончил Дэн с приглушенным хриплым стоном и толчком такой силы, что кресло заскользило по полированному паркету. Мы сели удобнее, наше дыхание звучало в унисон. В этот момент снова зазвонил телефон, и дыхание у меня пресеклось.

– Мне лучше ответить.

– Достанешь? – Дэн сжал меня за бедра. – Я подержу.

Проще, конечно, было бы встать, но Дэн соблазнил меня ему поддаться. Я наклонилась назад, пальцем подхватив сумку и дергая ее на себя, в то время как Дэн помог мне привстать.

– Ты очень гибкая, – сказал он. – Думаю, несколько позиций из книги тебе по силам.

Я снова засмеялась, хотя от звонка телефона была уже готова заскрежетать зубами. Если бы звонок был один, то все нормально. Четыре могли означать, что звонила моя мать. Я нажала на кнопки, чтобы прослушать голосовую почту, после чего удалила сообщение. Спокойно, не проявляя никаких внешних признаков своего состояния. Так, во всяком случае, мне казалось. Однако, встретив вопрошающий взгляд Дэна, поняла, что мне просто хотелось так думать и на самом деле я себя выдала.

– Ты побелела как мел. – Дэн потер мои руки. – Что случилось?

– Отец, – ответила я слабым, каким-то чужим голосом. – Он умирает.

Будь у меня выбор, я поехала бы без Дэна. Но он не стал спрашивать. Я не успела прийти в себя, а он уже меня помыл, одел и усадил на пассажирское сиденье своей машины. Нет, то, что он меня отвез, было даже хорошо. Сомнений не было – сядь за руль я сама, и аварии было бы не избежать, раз я не смогла справиться даже с ремнем безопасности, так как пальцы у меня дрожали. Дэну пришлось перегнуться, чтобы его застегнуть.

Мы доехали до госпиталя, и я успела сказать отцу «прощай» – за неимением других слов. Мать дежурила у его постели и не собиралась оставлять свой пост, исполняя роль вдовы-мученницы, даже ради своей девочки-вундеркинда.

Мне оставалось только сесть по другую сторону от отца и взять его за руку – она была сухой, как хворостина. Этот мужчина учил меня читать, брал с собой на рыбалку, показывал, как насаживать на крючок приманку. Он научил меня свистеть, засунув два пальца в рот. Проводил меня до остановки детсадовского автобуса в мой первый день и заплакал. В отличие от матери.

Мужчина, который приходился мне отцом.

Он умер, не оставив мне даже нескольких мудрых изречений. Даже не открыв глаз. Я ждала, держа его руку обеими руками, хоть какого-то признания. Чего-нибудь. Какого-нибудь знака, что он знал: я рядом. Что он этому рад. Что ему жаль. Или хотя бы не жаль. Я ждала, что он узнает меня, но он просто ушел, не сказав мне ничего. Я была разочарована, зла, охвачена горем, но не удивлена.

Моя мать как будто не понимала, что отец умер, пока я не положила его руку и не встала. Она взглянула на меня сузившимися глазами и жестко, немного ехидно усмехнулась. «Трусиха», – говорил ее взгляд.

– Опять сбегаешь.

– Он мертв, мама, – холодно произнесла я, хотя и не хотела этого тона.

Мать взглянула на него и принялась завывать. Она причитала и голосила, как мифические банши – те самые, что появляются слишком поздно, чтобы предупредить человека о грядущей смерти, но вовремя, чтобы завопить, что ничего поделать уже нельзя.

В палату хлынули медсестры. Меня оттеснили, отодвинули, проигнорировали, чтобы начать свою суету. Мне было все равно. В этой комнате мне делать было нечего. Мои каблуки процокали по гулкой плитке холла. Я слышала, как сестры призывают мою мать успокоиться. Слышала обсуждения, не дать ли ей «чего-нибудь». Некоторое время спустя настала тишина, но к тому моменту я уже дошла до конца коридора и толкнула двери. Дэн сидел на диванчике цвета рвоты студентов после вечеринки в комнате ожидания и пил кофе из пластикового стаканчика.

При виде меня он тут же встал.

– Как он, Элли?

– Мертв, – без эмоций произнесла я. – А моя мать уже нацепила на себя новую роль долбано-истеричного призрака.

Лицо Дэна перекосилось, он потянулся ко мне, но я отступила.

– Мне нужно выпить.

Он протянул мне свой кофе, я качнула головой. Наши глаза встретились. Не знаю уж, что он в них прочел, поскольку мне сложно вспомнить свои чувства в тот момент. Если я вообще могла что-либо чувствовать. Кажется, я немного злилась, но помнится все смутно, словно смотрю в замутненную воду.

– Через улицу есть бар, – сказал Дэн.

– Прям как по заказу, – последовал мой обалденно остроумный ответ, но, как и в первый день нашей встречи, я позволила Дэну увлечь меня туда.

Казалось самым естественным выпить за упокой души отца джина с тоником – эту выпивку предпочитал он сам. До такой степени отупения я никогда не напивалась. Вдрызг, до чертиков. Или, пользуясь любимой фразой отца, которую он любил повторять до того, как алкоголь отбивал у него всякую охоту трепать языком, «изрядно нализалась».

Я помню, как мы шли в этот бар – уютненький пабик с названием «Кленовый лист», – а вот как из него выходила, не помню. Кажется, припоминаю, как мы долго бродили по темным улицам. Я пела. Впрочем, мне это могло присниться. Вот что я точно помню – это содержимое унитаза и стук крови в ушах, когда меня над ним выворачивало.

Не нужно обладать особым воображением, чтобы представить себе, каково человеку, вроде меня, которому не слишком-то уютно в обществе, даже когда он в полном порядке, не говоря уже о том, когда он абсолютно не в норме. То, что до такого состояния я довела себя сама, не могло служить утешением, а только вызывало у меня еще больший стыд. Я вряд ли сейчас так уж сильно отличалась от тех червячков, которых училась насаживать на крючок под руководством отца. Я материлась. И, откровенно говоря, подвергалась опасности утонуть в рвотных массах.

Дэн, который мог бы просто уйти – и я не стала бы его за это попрекать, – оставался со мной все время. Он принес мне имбирный эль и соленые крекеры, которые тут же вышли из меня обратно. Он удерживал мои волосы, чтобы они не падали мне на лицо, а затем нашел в моем ящике резинку. Он мочил и прикладывал мне на шею тряпки. Более того, он сидел и гладил мне спину, пока я либо плакала, либо меня рвало, а иногда все вместе.

Для того чтобы возникли избитые фразы, есть причина. Например, то, что время перед рассветом самое темное. Я узнала об этом, проведя всю ночь на карачках, раз за разом выворачивая кишки и утратив над собой всякий контроль.

Дэн сделал для меня подушку из полотенца и укрыл меня простыней. Я спала в одежде, в которой была весь день. А когда проснулась, все тело у меня болело, раскалывалась голова, правда, все внутренности оставались на местах. Дэн спал рядом, приткнувшись между ванной и ящиком под раковиной. Голова его свесилась на грудь.

Он проснулся и открыл глаза сразу, как только я пошевелилась.

– Эй! – окликнул он.

Я промолчала, боясь отрыть рот. Боясь сделать слишком резкое движение. У меня было такое чувство, что голова вот-вот отсоединится от тела. Возможно, это было совсем даже неплохо, учитывая жуткую головную боль.

Дэн потянулся ко мне.

– Как жизнь?

Я проглотила слюну с гримасой.

– Словно меня вываляли в дерьме.

Он сочувственно смотрел на меня:

– Ты много выпила.

– Это точно.

Я протерла глаза, подтянула колени к груди и уперлась в них лбом. От плитки болела задница, мне было холодно, но даже это не могло заставить меня сдвинуться с места. Я чувствовала себя измочаленной, выжатой как лимон.

Мой отец мертв.

Я ждала, что сейчас меня затопит волна горя, но от количества выпитого алкоголя я не чувствовала ничего, кроме оцепенения. Дэн придвинулся ближе и потер мне спину.

– Может, примешь душ? Станет легче.

Я повернула голову, чтобы взглянуть на него.

– Ты остался со мной на ночь.

Дэн улыбнулся и убрал прядь волос с моего лба. Я съежилась, представив, как выгляжу: слипшиеся от пота волосы, синяки под глазами, бледная кожа. Однако он этого словно не замечал.

– Конечно, не мог же оставить тебя одну. Я волновался. Давай поднимайся. Я все сделаю.

Он включил воду – температура была та, что надо: не слишком горячая, но и не холодная. Я поднялась, как древняя старуха, уцепившись за край раковины. Комната закружилась. Я закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы предотвратить очередные спазмы желудка. Скрючившись, я прошаркала по плиткам к душу. Дэн помог мне зайти в кабинку.