– Почему, Элла? Почему ты это сделала? Это из-за меня?

Я сказала «да», и он заплакал. Я стала утешать своего возлюбленного брата – он был такой несчастный. Еще я ему завидовала. Его слезам, так как сама уже несколько лет плакать не могла. Он спрятал лицо на моей шее. Его рыдания сотрясали нас обоих, кровать, которую он сотрясал и прежде, но по другим причинам. Я гладила его волосы до тех пор, пока он не сделал попытки меня поцеловать.

И тогда я сказала «нет».

– Нет? – повторил он, и в его голосе мне послышался звук разбитого стекла. – Ты меня не любишь?

– Нет, Эндрю. Я тебя не люблю.

Я подумала, что сейчас он сделает мне больно. Он делал мне больно и раньше, хотя я никогда не оказывала ему сопротивления. Он любил дергать меня за волосы, сильно сжимать запястья, щипать.

Я не шелохнулась. Я ждала.

– Нет? – снова переспросил он.

– Нет.

Эндрю встал, вышел из моей спальни. Я подумала, что вот теперь все кончено. Но ошиблась.

Я проснулась от крика матери. Он раздавался из кухни. Чад сгорбился, прячась от ее ударов. На столе были разложены его журналы «Ковбой», «Бычара», «Жеребец». Она свернула один из них и колошматила его, словно нашкодившего щенка.

Эндрю сидел за столом, скрестив руки. Он молчал. Он ничего не делал. Просто сидел, смотрел и слушал, как мать обзывает Чада. Слышать эти слова было ужасно, и я подумала, как они не жгут ей язык. Когда я вошла, Эндрю перевел взгляд на меня, но в его глаза была пустота. Абсолютная пустота.

В ту ночь Чад убежал из дома. Несколько дней он жил на улице, прежде чем нашел убежище в доме дяди Джона, брата матери. Тот никогда не был женат и жил один. Он взял Чада к себе, одевал его, кормил, записал в школу, заботился о нем. Дядя Джон любил племянника и научил его, что нет ничего постыдного в том, чтобы быть самим собой. Думаю, он сохранил моему брату жизнь.

До этого я считала, что мой мир уже распался, но я ошиблась и в этом. Чада не было. Отец пил не просыхая. Мать превратилась в злобную ведьму.

В тот день, когда я вернулась домой, на мне еще была повязка. В доме стояла тишина. Отец еще не возвратился с работы. Матери тоже не было – возможно, она выбирала новый ковер взамен того, который я испортила. Я поднялась по лестнице, не наступая на побуревшие пятна, положила руку на ручку своей двери и тут услышала глухой звук.

Словно в замедленной съемке фильма ужасов я повернула голову в сторону двери ванной комнаты в конце коридора. В доме я была не одна. Послышался еще один глухой удар, и, невзирая на то, что все во мне протестовало против этого, я зашла в ванную.

Эндрю нанес себе более глубокие порезы на обоих запястьях. Они выглядели страшнее моих порезов. Кровь заляпала стены, потолок, края ванны. Она собралась на полу лужицей. Свежий, тошнотворный запах крови заставил меня поднести руку ко рту.

Он лежал в ванне с водой, чтобы усилить кровотечение, полностью одетый. Должно быть, лег туда после того, как порезал себя. На плитках блестела бритва.

Эндрю открыл глаза, когда я появилась в дверях, и произнес мое имя. Я не думала, что просто пришла к нему. Я заскользила по крови, опустилась на колени, разбинтовала рану, которую нанесла себе за неделю до этого, и она снова открылась. Я взяла его руку, и мои пальцы тут же оказались вымазанными его кровью, образовав розы на моей коже и белой блузке. Его рука была холодной, хотя от воды в ванне все еще шел пар.

Он был еще жив, когда я нашла его, но я не стала звать на помощь. Заглянула в его глаза, но они были пусты. Я сидела рядом с братом и держала его за руку, пока кровь текла из его тела. Пока он не умер.

Все это я рассказала Дэну. Потом много чего еще произошло. Я уехала поступать в колледж. Повстречалась с Мэтью. Я смогла полюбить и заниматься любовью. Я узнала, что траханье и выпивка может заменить подсчет. И я научилась быть осторожной и не доверять людям сразу все свои тайны.

И после всего этого я встретилась с ним.

Дэн молчал во время моего повествования. Чувствуя, что иногда мне становится тяжело говорить, он ободряюще гладил меня по спине или сжимал мою руку в своей руке.

Закончив, я сделала один глубокий вдох, затем второй и взглянула на него. У меня было такое чувство, что я только что скинула со своих плеч непомерную тяжесть. Мне сразу стало легко. Я чувствовала себя изнеможенной, немножко оцепенелой, но обновленной. Чистой.

– Больше добавить нечего, – сказала я. – Все так и было.

Я еще никому не рассказывала всех подробностей. Мой рассказ был максимумом, на что я была способна.

Дэн молчал еще некоторое время. Затем просто сказал:

– Можно я тебя обниму?

Когда я кивнула, он заключил меня в объятия, и мы еще несколько минут сидели молча. Его дыхание развевало мне волосы, он касался их губами. Я старалась, чтобы мы дышали в унисон. Вдох-выдох.

Я положила руку ему на грудь, чувствуя, как бьется его сердце – его сильный, ровный стук успокаивал, как и руки на моей спине.

Я поцеловала его, и он принял мой поцелуй. Позволил мне вести. Под давлением моих губ он открыл рот, впуская мой язык, чтобы я могла вспомнить его вкус. Взяв его руки, я положила их себе на грудь, расстегнула его рубашку и провела костяшками пальцев по его волнистым светлым волосам.

Он прошептал мне в рот мое имя и затеребил мой сосок. Тот напрягся, стал болезненно чувствительным, а Дэн другой рукой подхватил меня под ягодицы и притянул к себе. Его язык ласкал мой язык, наши губы впитывали вкус друг друга.

Я встала, взяла его за руку, потянула за собой в спальню. Сдернула покрывало, и Дэн уложил меня на хрустящие белые простыни. Он снял с себя рубашку, и волосы у него на голове стали похожи на ершик. Дэн наклонился, чтобы поцеловать меня, а я принялась расстегивать его ремень, затем пуговицы, молнию, спустила пояс его джинсов и резинку боксерских трусов.

Дэн разделся быстрее меня, пока я возилась со своими пуговицами, застежками и крючками. Обнаженный, он снова склонился надо мной и стал расстегивать оставшиеся пуговицы моей блузки, целуя каждый обнажавшийся участок кожи.

Потом он распахнул края блузки и провел пальцем по бюстгальтеру. Свои движения он сопровождал взглядом, то и дело поднимая глаза на меня. Я остро чувствовала крепнувшую между нами связь. Мы исследовали друг друга и восхищалась друг другом не по отдельности, но вместе.

– Мне нравится, как в этом месте меняется цвет твоей кожи. – Палец Дэна прочертил легкую линию вдоль моей груди. – Здесь, прямо над лифчиком.

Я достаточно хорошо знала свое тело, чтобы представлять, что он имеет в виду, – в сравнении с соседними участками кожа там была заметно бледнее. Дэн расстегнул застежку, которая была спереди, и раздвинул эластичные паутины кружева. Я вдохнула, и мои груди приподнялись под его ладонями.

– И розовый здесь, – сказал Дэн и стал очерчивать окружности вокруг сосков. От его прикосновений они затвердели и заострились. Он улыбнулся. Опустив голову, взял один сосок в рот и стал нежно его посасывать, лаская губами, чем вызвал ответную пульсацию у меня между ног. То же самое он проделал со вторым соском. Моя рука легла ему на голову.

Дэн целовал мои груди – попеременно то одну, то другую, прижав их друг к другу, так что они стали выглядеть пышнее. Он усадил меня и поддерживал, пока не были отброшены моя блузка и лифчик. Затем снова уложил на постель. Простыни холодили мне спину.

Дэн целовал меня, что-то удовлетворенно бормоча, его руки, губы и язык блуждали по моему телу. Он расстегнул юбку и снял ее с меня. На мне оставались трусики, и несколько секунд Дэн молча на них смотрел. В них не было ничего особенного – это были не сексуальные фонги или кружевные бикини, а простые белые хлопковые трусики, но высоко вырезанные и открывающие кожу бедра.

Дэн провел пальцем по маленькому, проступающему сквозь мягкий трикотаж бутончику клитора, и я содрогнулась от удовольствия. Он поцеловал мой живот чуть повыше резинки трусиков, продолжая ласкать меня пальцем. Теперь все, что нас разделяло, – тонкий слой белого хлопка. Не отрывая от меня пальца, Дэн стал быстрее целовать мое тело, его участившееся горячее, влажное дыхание обдувало мою кожу. Тканевый барьер притуплял ощущения, и в то же время они были прекрасны – дразнящие, возбуждающие.

Его язык сменил палец. Он скорее давил, чем стимулировал. Я раздвинула бедра и приподняла их ему навстречу, прижимаясь к нему клитором.

Дэн запустил пальцы под резинку трусиков и стал их с меня спускать. Вслед за ними опускался его рот и руки. Он поцеловал мою лодыжку, затем голень и колено.

– Пушистая, – выдохнул он, и я засмеялась.

– Я сегодня не брилась.

– Мне нравится. – Он почесал волоски на моем колене и поцеловал ту часть моего тела, которую я считала самой некрасивой. – Естественно.

Мои бедра также были покрыты пушком, но волосы здесь росли более мягкие. Дэн и по ним провел ладонью. Его рот оставил влажные полосы на коже, холодя ее. Шире раздвинув мне ноги, он устроился между бедер и поднял на меня взгляд. Я не стала ничего говорить. Он поцеловал меня – мягкие губы коснулись кожи. Затем я почувствовала его нежный, но уверенный язык. Мой клитор отвечал, разбухая, под поцелуями и ласками Дэна. Мое тело открылось для него. Он засунул в меня один палец, второй, продолжая меня лизать.

Я отдалась его губам и языку. Его слюна смешивалась с влагой, сочившейся из моего тела, облегчая движение его пальцев, и скоро Дэн ласкал меня уже тремя пальцами. Я содрогалась от прикосновений его рта, помогая ему найти нужный мне ритм.

Стоны Дэна меня возбуждали. Я отрывалась от земли, уносясь все выше и выше.

Я еще больше приподняла бедра и стала покачивать ими, чтобы полнее чувствовать его рот и пальцы. Перед закрытыми глазами вдруг начали вспыхивать звезды, и мне приходилось напоминать себе, что нужно дышать. Каждый вдох приносил новый восторг. Удовольствие опутало меня, достигнув пальцев ног и рук.

Его язык довел меня до оргазма, и Дэн прижимал меня к себе, пока мое тело сотрясалось. Я выкрикнула его имя – сладкое на вкус и ароматное, с привкусом корицы и виски. Дэн. Тот, кто слушал меня, когда мне становилось не под силу держать все в себе. Кто захотел узнать, почему я не улыбаюсь.

Дэн еще несколько секунд водил языком и губами по пульсирующему клитору, поцеловал его, а затем поднялся вдоль моего тела и зарылся лицом в изгиб между шеей и плечом, положив руку мне на сердце. Я накрыла его руку своей рукой, и наши пальцы переплелись.

От него исходил жар. Его твердый член упирался мне в бедро. Я опустила руку и стала его гладить. Дэн издал приглушенный вздох, но не шевельнулся.

– Дэн, – прошептала я, – ты хочешь заняться со мной любовью.

Дэн поднял голову. При виде его знакомой улыбки мое сердцебиение, начавшее было замедляться, вновь участилось.

– Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью.

– Хочу.

Он поцеловал меня. Я была уже такой влажной, что он легко и быстро скользнул в меня, заполняя изнутри. Мы оба моргнули, но я удержала его от того, чтобы выйти из моего тела, скрестив ноги вокруг его лодыжек и положив руки ему на ягодицы, скрепляя нас.

– Займись со мной любовью, Дэн.

Он стал медленно двигаться. Наши бедра стали единым целым – точно так же, как несколькими мгновениями раньше наше дыхание стало одним на двоих. Мы оба брали и давали. Двигались вперед и отступали.

Дэн поцеловал меня в губы и накрыл своим телом. Я оказалась пригвождена к постели его губами, руками, членом. Наши тела стали влажными от пота. Я еще ближе подалась к нему бедрами и обняла его.

Дыхание Дэна сделалось прерывистым. Он стал не просто двигаться толчками, но словно ввинчивался в меня. Давление его таза на мой по-прежнему чувствительный клитор вызвало у меня громкий вздох. Сначала я опасалась дискомфорта, но скоро почувствовала нарастающее возбуждение. Толчок и вращение. Я изогнула спину навстречу этим движениям, еще теснее прижимаясь к Дэну.

Он задвигался быстрее. Его зубы слегка царапнули мне плечо. Я сильнее сжала его бедра. Еще быстрее. Однако все движения были плавными, в них не было грубости.

Я приближалась к оргазму, накатывавшему медленными каскадами, сменяющими друг друга. Переместила руки выше по спине Дэна, чувствуя напрягшиеся мышцы, и ухватилась за его плечи. Дэн содрогнулся, и мы вместе достигли оргазма с негромкими возгласами удовольствия и радости.

Позже мы лежали в темноте. Дэн гладил мои волосы. В воздухе витал запах секса, простыни были влажными, но мы не размыкали объятий и молчали, ибо слова были излишни.

Послесловие

Мы не бежали по лугу, усыпанному цветами, держась за руки. И вокруг нас не раздавалось волшебной музыки. Моя мать не особенно изменилась. И я не сразу смогла освободиться от своего прошлого, чтобы доказать, что вырваться из хрустальной башни поможет молоток верного рыцаря. Мы до сих пор стараемся делать все, чтобы у нас что-то получилось. Мы стараемся быть честными и верными друг другу. Стараемся слышать не только себя. Стараемся смело смотреть в будущее, что бы оно нам ни сулило, а не в прошлое.