— Держись от нее подальше, ублюдок!

Я остановилась, в ужасе уставившись на двоих мужчин: Губернатор прижал к стене мужчину с медным оттенком волос, с которым я разговаривала на прошлом мероприятии.

Я спокойно притронулась плечу Энтони и заговорила с ним мягким голосом, пытаясь его успокоить:

— Милый, ты ведь не хочешь, чтобы пресса засняла это? Ты уже готов ехать домой, дорогой?

Он дернул головой назад, взглянув на меня, но ничего не ответил. Энтони тут же поставил мужчину на ноги и, ослабив хватку, отпустил его.

Он развернулся, схватил меня за руку и поволок к машине. Факт того, что он был готов полностью потерять свое самообладание не только в коротком коридорчике возле уборной, но и в огромном открытом пространстве, где происходил прием, пугал меня больше, чем картина, которую я увидела несколько секунд назад. Я никогда не встречала человека, настроение которого менялось со скоростью света, как у него. Если Энтони не захочет, то никто не сможет прочесть, что у него на уме, и это пугало меня.

Как только лимузин тронулся с места, он оказался сверху. Прижал меня к двери и заговорил, возвышаясь надо мной.

— Ты говорила с ним? Я видел, что он прошел за тобой в уборную.

— Нет, Энтони, и я отказываюсь знакомиться с другими, как это делают остальные. Твоя девушка угрожала мне в уборной, но я не веду себя так, как ты!

— Что она сказала? — его лицо говорило о том, что он оторвет ей руки и ноги, если мой ответ ему не понравится. Не удивительно, хотя мне и плевать.

— Она сказала, что найдет каждый скелет, который я прячу. Она пригрозила пойти с этим в прессу.

— О, это в её стиле, так ведь? Я с ней разберусь.

— Энтони, не навреди ей.

— Повторяю еще раз, моя маленькая голубка, не нужно недооценивать меня.

— Недооценивать тебя было одной из моих типовых ошибок.

Как только мы подъехали к особняку, Энтони потащил меня за руку в свою хозяйскую спальню. Даже не раздев меня, он привязал меня к кровати оковами, которые едва ли позволяли мне двигаться и не давали ни единого шанса сбежать.

— Мне лучше не нарываться, — прошипела я в его сторону, когда он один за одним прикончил два стакана бурбона.

Одним шагом он пересек пространство между баром и кроватью так быстро, что напомнил мне дикого зверя, который бросается на свою добычу.

Энтони оседлал меня, сняв пиджак и бросив его в кресло возле кровати. Он ослабил свой галстук, в раздражении двигая головой из стороны в сторону. Я наблюдала, как он медленно расстегнул пуговицы на своей рубашке и бросил её к пиджаку смокинга.

Я облизала губы, посмотрев на его подтянутое тело, гладкую, загорелую грудь. Ухмылка расплылась на его лице, когда он заговорил:

— Нравится то, что видишь? — Губернатор не дал мне время для ответа и продолжил: — Потому что я чертовски уверен, что мне нравится то, что вижу я.

Он наклонился, чтобы взять что-то с ночного столика, и мои глаза в ужасе распахнулись, когда я увидела в его руках нож.

— Энтони, я ничего не делала. Пожалуйста, не делай мне больно.

Он склонил голову в сторону, пронзительно посмотрев в мою сторону:

— Сейчас ты уже не такая смелая, да? Это называется нож для игр, голубка.

Слезы катились по моим щекам, когда он разодрал платье, которое все еще было на мне. Он развел его обрывки в стороны и посмотрел так, словно я была самым сытным блюдом, поставленным перед голодающим. Энтони сорвал стикини, которые я носила на сосках, будто они мешали ему, и я ахнула от боли. Своей огромной рукой он снял с меня стринги, для него это не составило никакого труда.

Его лицо потемнело, когда он угрожающе приставил нож к моему горлу.

— Моя мать была права: я и правда обращаюсь с тобой, как со своей собственностью. Ты моя собственность?

Взгляд на его лице дал мне сил бросить ему вызов.

— Я — твоя собственность, Энтони. У тебя есть контракт, доказывающий это.

Он отбросил нож в сторону и провел большим пальцем по моим губам цвета вина, нарочно размазав помаду.

Я действительно говорила то, что имела в виду. И имела в виду то, что говорила.

Я знала, что значили его слова, когда он прижал меня к себе и рассказал, что собирается сделать со мной, когда мы вернемся домой.

Я наблюдала, как он встал и снял одежду. Его член стоял, требуя своей добычи. Он развязал мои ноги, но руки оставил вытянутыми над головой и привязанными к угловым стойкам кровати.

Энтони согнул мои колени и прижал ноги к моим плечам.

— Держи их там. Руки мне нужны свободными.

Я только кивала головой в знак согласия.

Он развел мои складки пальцами, подразнив своим хриплым голосом:

— Твое тело очень хорошо отвечает на мою власть. Твоя милая киска намокла, потому что твой хозяин вселяет в тебя страх и неуверенность, когда ты не слушаешься его.

Это было правдой, мое тело реагировало на то, чему меня подвергал Энтони. Медленно и обдуманно Энтони ввел меня в свой запретный порочный мир.

Я застонала, когда он провел языком вверх-вниз по моей влажной киске.

— Потрясающий вкус. Чертовски великолепно, — он погрузил в меня палец и принялся шевелить им из стороны в сторону, посасывая мой клитор.

Я потянула оковы и начала умолять:

— Пожалуйста, не останавливайся.

Он поднял голову, холодно взглянув на меня.

— Зачем мне удовлетворять свою собственность? Собственность, которая не слушается меня и препирается.

— Я ничего не сделала, клянусь. Я не разговаривала с ним.

— Препираешься со мной и не позволяешь мне пометить тебя.

— Я не хочу татуировку.

— Тогда я хочу, чтобы ты носила обручальное кольцо на этом милом безымянном пальчике. Это единственный социально приемлемый способ, которым я могу тебя пометить как свою. Мне нет дела до мнения общества, когда это касается тебя. Все, что я хочу — это подрезать твои крылышки, пока не разнесу все стены и барьеры, что ты возводила вокруг себя годами.

— Я не выйду за тебя, Энтони.

Он продолжал говорить, словно не слышал меня.

— Я хочу, чтобы ты носила обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки.

Его голова опустилась, и он снова принялся лизать мою набухшую киску, на этот раз он ввел в меня два пальца. Он разводил их, словно ножницы, повторяя такие движения снова и снова. Энтони менял силу, касаясь пальцами внутренних стенок моего влагалища, пока кружил языком над жемчужиной, задевая тысячи нервных окончаний.

Стон зародился глубоко внутри меня, словно чистая похоть сломала барьер моего упрямства.

— Я согласна на кольцо, но не на брак.

На этот раз он продолжил лизать, потирать и сосать, пока я не выгнулась настолько сильно, что волны напряжения от чистого удовольствия наэлектризовали в моем теле каждый нерв, и сдерживаемые крики не полились из меня. Он прижал мои бедра к кровати своими сильными руками, заставляя ощутить всю интенсивность оргазма.

Он вонзил свой член мне между ног и одним лёгким движением прижал мои ноги к груди. Его угрозы над моим ухом, пока он тянул меня за волосы с обеих сторон головы, только усилили удовольствие, отправив меня снова за грань.

— Ты не говоришь мне, что ты не будешь делать!

— Я не…выйду за тебя… или за кого-нибудь еще. Меня не волнует… насколько хорош… секс, — из-за ощущений, которые принес мне любовник, мой голос превратился в рваное заикание.

Он трахал меня так, как и сказал. Будто я была единственным, что он ненавидел в своей жизни. Словно клеймил меня. Словно брал меня. Он был прав — нам было хорошо. Но насколько бы не был великолепен секс, я не собиралась быть чьей-то покорной девочкой на побегушках.


Глава 17


Миллер


Миллер сидел за своим столом и рассматривал фотографии, сделанные во время наблюдения. Его новая цель заставила сделать то, чего он никогда не делал — пересмотреть свою работу.

Человек, назначивший цену за голову жертвы, являлся бывшим мужем, и самая большая его ошибка состояла в том, что он не сказал об этом Миллеру. Хоть Миллер и был хладнокровным ублюдком, но у него были принципы, а убийство женщины только ради денег за её страховку переходило все границы.

Его член отреагировал на фото так же, как и всегда, когда он смотрел на эту девушку — диким стояком. Миллер всегда покорял женщин своей внешностью, и, несмотря на то, что ему было уже за тридцать, по мнению женского пола, он выглядел чертовски хорошо. Благодаря усердной работе над собой его тело можно было сравнить с телом атлета.

Миллер придерживался профессионального и вполне современного стиля, сохраняя вид высококлассного бизнесмена со своими стрижеными темно-каштановыми волосами. Они были выбриты на висках, но гораздо длиннее от затылка до лба. Временами Миллер проводил по ним пальцами.

Он и понятия не имел, как сексуально было наблюдать со стороны на то, как его пальцы скользили вдоль волос. Или когда он, склонив голову набок, вздергивал подбородок, будто изучая вас, пока волосы вот-вот собирались упасть на лоб. Его глаза были тем, что вы никогда не забудете, и не важно, при приятных или неприятных обстоятельствах вам пришлось бы в них заглянуть. Янтарный свет в них сливался с ореховым оттенком. Взгляд как у дикого хищника, когда он охотился за своей жертвой или, доминируя, трахал женщину в своей постели. Все в Миллере заставляло подчиняться. Он мог затащить вас в свой мир, если вы не будете осторожны. Не все смогли бы выдержать Миллера в постели. Он был садистом.

Но эта женщина была другой. Рядом с ней он чувствовал далеко не садистское желание, а крайнюю необходимость защитить её. Миллер знал, что когда он хочет кого-то защитить, то он может быть опаснее садиста.

Он надавил на свой член и подумал о том, чем бы заняться со своей новой целью. Миллер почти перешел грань того, чего никогда прежде не делал — он собирался фальсифицировать смерть.

Стук в дверь разорвал его грезы в клочья. Он поднял голову и увидел молодую девушку в ярком платье с цветочным принтом и кардиганом на плечах.

— Я бы хотела нанять вас, сэр.

Миллер работал частным детективом. Он использовал это как прикрытие и выяснил, что она хотела проследить за своим парнем. Судя по тому, что она не носила обручального кольца, Миллер понял, что девушка была не замужем. Он не собирался брать её дело, но любопытство заставило выслушать её до конца.

Он указал кивком на стул перед своим столом и наблюдал за тем, как она садилась. Миллер знал, что не стоит поддаваться чопорности этой леди.

Чопорные люди самые подлые.

— Не знаю, узнали ли вы меня, но я помолвлена с Губернатором!

У нее нет кольца!

Ей больше ничего не потребовалось говорить, чтобы Миллер принял решение, но он все же позволил ей продолжить из-за своего любопытства.

— В общем, мой бедный любимый сошел с ума из-за другой женщины, и мне кажется, что если бы я могла найти какую-нибудь… Ну, скажем, грязную историю? — она продолжала, а он слушал. — Я уверена, что, если смогу доказать, что она не достойна быть женой Губернатора, то он увидит, что совершил ошибку, и вернется ко мне.

Миллер поднял голову, отведя глаза от экрана, к которому был прикован его взгляд, и искренне ответил:

— Мэ-э-эм, вам придется хорошенько попотеть, чтобы найти того, кто решится расшевелить гнездо шершней.

— Я заплачу любую сумму. Деньги не проблема.

— Вы правы, деньги не проблема. Проблема во власти. Количество людей, которые готовы пополнить «черный список» Губернатора, можно пересчитать по пальцам одной руки. Вы лучше всех остальных должны знать, что в этом его особенность.

Джулия поднялась с места и возмущенно ответила:

— Могу заверить Вас, что я найду кого-то другого, кто откопает все, что мне нужно.

Она развернулась и ушла, даже не попрощавшись.

Она была дерзкой соплячкой, и все её дерьмо всплывало на поверхность, когда что-то шло не по задумке.

Девушка так быстро исчезла, что даже не услышала ответа Миллера.

— Ну, удачи.

Он знал, что Джулия не найдет никого для своей проигрышной задумки. Может случиться так, что её труп найдут в канаве, если она не прекратит свои преследования, пытаясь отнять у Губернатора его добычу. Она начала лаять не на то дерево.

Миллер взял в руки телефон и набрал номер.

— У меня только что был клиент, и это может вызвать у Вас интерес…


Глава 18


Талия


Скрепя сердцем я рассматривала квадратный камень в пять карат — высококлассный ярко-синий алмаз, вставленный в платиновую оболочку и инкрустированный мелкими белыми бриллиантами вокруг.

Энтони заговорил над моим ухом таким низким голосом, что это было больше похоже не рык, и хотя продавец едва ли мог нас услышать, этого было достаточно.