Мы прошли полукруг по танцполу, и я снова взглянул на Милоша, сидящего за столом. Сейчас он разговаривал по мобильному телефону, но не спускал с нас глаз — лишенных выражения, темных. Тут мы с Гоби поменяли направление, я оказался к нему спиной и ничего больше, кроме Гоби, перед собой не видел.

— Неплохо танцуешь для первого раза, — заметила она. — Все, что тебе нужно, это хороший учитель.

— Как ты?

— Возможно. — Она приподняла одну бровь. — Пока, конечно, не найдется что-нибудь, чему ты сможешь научить меня; только в этом случае тебе нужно постараться сделать это побыстрее. — Еще одна крошечная улыбка. — Но с учетом того, что ты так танцуешь в первый раз, я допускаю, что и тебе будет чему меня научить. Она снова потерлась бедром о мое бедро в ритме музыки, но тут я почувствовал что-то.

— С предохранителя снял?

— У меня нет пистолета, разве ты забыла.

— Ты уверен? — Она потянулась рукой вниз и прижала ладонью то, что она якобы приняла за пистолет. — А-а-а, вот оно что, тогда понятно.

— Слушай, перестань, не надо так делать. — Я сбился с шага, не зная, что делать дальше, но тут она отпустила меня, резко оттолкнувшись назад. Краем глаза я увидел, как Милош поднимается со своего кресла. Он двигался с удивительной быстротой для человека его возраста, и его рука нырнула в карман пиджака, когда он пересекал танцпол в направлении Гоби.

— Как тебя на самом деле зовут?

— Гобия Закзаускас.

Кровь отлила от его лица, и в ту же секунду он словно застыл, не веря своим ушам.

— Это невозможно. Она…

Гоби схватила его за плечо и развернула в такт музыки. Если кто-то смотрел на нас, им наверняка показалось, что она всего лишь поменялась партнерами.

— Хемингуэй был противным американцем, — сказала она, — но он был прав относительно одного.

В ее руке появился пистолет и уперся старику прямо в живот так, что это мог видеть только я.

— «Такую удачу приносят только женщины».

— Прошу тебя, — успел выдавить старик, — мы можем все обсудить.

Гоби покачала головой и снова развернула его:

— Обсуждать нечего.

— Я могу все объяснить, просто… Скажи мне, кто послал тебя? Я сожалею о том, что случилось.

— Сожалеешь?

— Мы можем все обсудить, не знаю, кто платит тебе, но я могу тебе сделать предложение получше, уверяю тебя.

— Ты можешь предложить мне фунт плоти?

Старик заморгал, не понимая.

— Что?

— Держи.

В левой руке у Гоби появился нож.

— На, отрежь фунт плоти от своего тела. Сделаешь — я оставлю тебя в живых.

Старик посмотрел на нож. Он медленно взял его дрожащей рукой, лихорадочно оглядываясь в поисках кого-то, кто мог бы ему помочь.

— Пожалуйста, — сказал он, — синьорина, кто бы вы ни были, я умоляю вас, будьте разумны.

— Мы давно перешли эту грань.

— Но…

Тут она всадила нож прямо ему в живот и дернула вверх. Он открыл рот, кровь хлынула наружу, заливая его лицо. Гоби положила свою руку на него и оттолкнула от себя изо всех сил, одновременно выдернув нож. Одним движением она намотала скатерть вокруг туловища Милоша, закрывая его тело от посторонних глаз — так, как будто бы он сам опустился на пол, а она ему немного помогла. Все это заняло не более трех секунд.

— Слишком много «Беллини» выпил, — пробормотала она и вытерла нож о скатерть, прежде чем повернуться ко мне. — Иди, подгони машину.

16

Напишите на одной странице диалог — реальный или вымышленный — с вашими ответами собеседнику.

Брандейс


— Уже почти полночь, — сказала Гоби, опускаясь на пассажирское сиденье. — Мы опережаем график. Поезжай в центр. Нам нужна восточная Восемьдесят пятая улица. — Она обернулась и посмотрела на меня. — Что ты делаешь?

Я толком и сам не знал. Все, что я понимал, это то, что я как-то добрался до машины, при этом меня вырвало в ближайших кустах, и я снова взгромоздился за руль, хотя теперь словно примерз к месту и не мог пошевелиться. Образ умирающего старика так ярко врезался в мою память, что я видел перед собой именно его, а вовсе не Пятую авеню и Центральный парк. Я не мог пошевелиться, я ничего не мог сделать.

В отеле тем временем, похоже, услышали, что в баре что-то произошло. Холл наполнялся людьми, голоса звучали все громче.

— Перри, давай! Поехали!

— У него кровь ртом пошла! — сказал я.

— Что?

— Когда ты всадила в него нож, он словно подавился кровью, а потом выплеснул ее как фонтан.

— Это потому, что я перерезала ему брюшную артерию, — сказала она бесстрастным голосом так, словно просто делилась со мной знаниями по анатомии. — Теперь мы можем ехать? Пожалуйста, мы должны выбираться.

Она снова достала из сумки свой «Блекберри» и принялась нажимать на кнопки.

Я вырвал «Блекберри» у нее из рук.

17

В критический момент у вас есть право на один телефонный звонок. Кому Вы позвоните?

Гриннелл колледж


Эффект неожиданности сработал мне на руку. По крайней мере, мне хватило времени выскочить из машины и броситься бежать к центру Пятой авеню, где меня чуть не сбил лимузин. Не останавливаясь, я мчался в направлении парка. Я даже не оглядывался, просто со всех ног бежал прочь — куда угодно, лишь бы Гоби не нашла меня там.

«Парк», — подумал я. В парке безопасно. Там деревья, камни, горки, вода, никаких преимуществ города, которые она сможет использовать. В руке я сжимал ее смартфон и, по мере того как бежал, пытался набрать номер. Это было нелегко, надо было где-то притаиться, хотя бы ненадолго, чтобы позвонить домой и в полицию.

Я пробежал по лужайке мимо пруда и кинулся куда-то в самую чащу. Промчался мимо какого-то парня, бегающего по утрам в парке, спугнул несколько уток, и они, хлопая крыльями и крякая, улетели. Впереди показалась небольшая каменная горка — возможно, там мне удастся спрятаться и позвонить? Я полез на нее, цепляясь за камни, сжимая телефон Гоби и изо всех сил пытаясь производить как можно меньше шума.

Взобравшись наверх, я остановился и огляделся.

С этой точки парк выглядел пустынно.

Я глубоко вдохнул, так, что даже ребрам стало больно, и прислушался к отдаленному шуму города, который доносился сквозь деревья. Голоса, гудки машин… Я вдохнул Нью-Йорк и выдохнул Перри Стормейра. Мир был наполнен запахами листвы, водорослей, пара, поднимающегося от пруда, и свежескошенной травы. Мой мозг, получив свою порцию необходимого кислорода и спокойствия, окружающего человека в парке, расслабился, но тут же в сознание хлынули образы и закружил водоворот мыслей. Вот старик, поперхнувшись собственной кровью, сползает на пол… Вот Гоби прижимает меня к себе и пристально смотрит прямо в глаза… Выражение лица Милоша, когда он попятился и побледнел, услышав настоящее имя Гоби… Что он имел в виду, сказав, что раскаивается? Откуда он вообще ее знал?

В полной тишине я смотрел на ближайшую тропинку, но ничего не видел, кроме деревьев и травы и погружающегося в темноту пруда. Трафик на Пятой авеню, казалось, был так далеко отсюда, как будто в другом мире. Самый громкий шум, который я слышал, — это стучащая в висках кровь. Словно палочками выбивали ритм на барабане, точнее, барабанных перепонках. Я взглянул вверх и неожиданно понял, что отсюда видно офис отца — высотку на Третьей авеню. Там горел свет. Кто-то из партнеров все еще работал в такое время в главном офисе.

Я дотронулся до кнопки на телефоне — экран туже загорелся, подсвечивая мое лицо снизу. Я набрал домашний номер и принялся ждать. Гудки казались бесконечными. Наконец я услышал голос Энни:

— Алло?

— Привет, Энни, — прошептал я.

Я слышал, как у нее фоном работает телевизор и играет музыка; она вообще-то слушала много хип-хопа и R&B с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет.

— Привет, заяц, это я.

— Привет, Перри, ты где? Мама с палой поехали в город искать тебя. И должна тебя предупредить, папа очень зл…

— Энни, послушай меня, ты должна убираться из дома. Срочно! Дуй оттуда!

— Что? Почему?

— Там не безопасно, ты должна оттуда убираться. Иди к Эспеншейдам, к соседям справа, главное — выберись из дома.

— Перри, а ты в курсе, что уже ночь? Я обещала маме, что никуда не уйду, мне даже на телефонные звонки нельзя отвечать, если это не что-то очень важное. Как будто я типа узнаю, что важно, а что нет, если не отвечу на звонок. Ну, это мама, ты же знаешь.

Я услышал, как она хрустит чем-то — то ли попкорном, то ли чипсами, а потом запивает лимонадом. От этого мне стало немного лучше. Я представил, как она сидит с ногами в кресле, живая, чипсами хрустит, дурака валяет…

— Слушай, Перри, а ты-то там что делаешь? Тяжело дышишь. Все еще в Нью-Йорке?

— Энни, послушай, у нас в подвале дома заложена бомба.

— Чего?

— Бомба заложена в подвале нашего дома.

— Ха-ха! Очень смешно.

— Я не шучу, ее заложила Гоби.

— Гоби? Наша студентка?

— Она не наша студентка, она что-то типа международного киллера, так что тебе надо выбираться оттуда, поняла?

На том конце провода повисла тишина, звуки телевизора и музыки стихли. Энни то ли выключила их, то ли перешла в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь.

— Энни, ты слышишь меня?

Она тяжело дышала в трубку.

— Энни?

— Перри, ты даешь мне слово, что это не шутка? — спросила она. — Потому что если это шутка, то это очень, очень злая шутка.

— Это не шутка, — ответил я.

— Поклянись.

— Клянусь, — сказал я. — Выбирайся скорее!

— Хорошо.

— Позвони в полицию, как только доберешься до Эспеншейдов.

— Перри?

— Что.

— А я слышала однажды, как Гоби разговаривала по телефону в своей комнате. Она думала, что ее никто не подслушивает, и мне показалось, что она говорит про пистолеты, она все время переходила с английского на литовский, и я тогда никому ничего не сказала, потому что решила, что это просто я ослышалась или неправильно ее поняла, — в голосе Энни теперь дрожали слезы. — Перри, мне страшно.

— Ты уже вышла из дома?

— Да…

— Ты говоришь по радиотелефону?

— Ага.

— Тогда просто иди вперед, — сказал я. — Уходи как можно дальше от дома. Я буду разговаривать с тобой по телефону, пока ты не дойдешь до Эспеншейдов и не позвонишь к ним в дверь. О’кей?

Я подождал.

— Энни?

Телефон молчал. Сигнал, что ли, пропал? Тут я услышал звук приближающейся машины в трубке.

— Энни, ты слышишь…

— Это мама с папой! — закричала вдруг Энни в трубку. В голосе ее слышалось облегчение. — Перри, они дома, они вернулись, все хорошо!

— Энни, подожди, скажи им, чтобы они не входили в дом!

Но она уже повесила трубку.

18

Без какого изобретения мир стал бы лучше и почему?

Колледж Каламазу


Я уставился на телефон, ища глазами кнопку повторного набора.

Тут вдруг снизу, у подножия горки, послышался какой-то звук, подозрительно похожий на щелчок, когда пистолет снимают с предохранителя. И раздался голос Гоби:

— Спускайся, Перри.

Вот дерьмо!

— Ты убьешь меня? — спросил я.

— Я бы не хотела.

Она вышла в полосу фонарного света. Ее тень тянулась следом за ней, словно черный плащ. У нее на плече по-прежнему висела огромная сумка, в руке был пистолет, направленный дулом мне в голову.

— Ну ты же знаешь, что если нужно будет, я убью тебя.

— Тогда я тоже должен хоть немного осложнить твою жизнь, — сказал я, поднял повыше руку с ее «Блекберри» и зашвырнул его как можно дальше в пруд.

19

Мы одиноки?

Университет Тафтс


Я наблюдал за его полетом. Маленькая штучка, по весу легче голубя, напичканная современными технологиями, перевернулась в воздухе, в последний раз сверкнула экраном — и с тихим шлепком ушла под воду. Даже брызги не взметнулись. Одинокая утка закрякала и улетела, хлопая крыльями, — реквием по «Блекберри».

Следующим звуком, который я услышал, был звук осыпающихся камней. Гоби забиралась наверх; она приближалась, царапая ногтями камни, словно разъяренное животное. Я бросился бежать вниз по противоположному склону горки, но тут она настигла меня, схватила за горло и притянула к себе так близко, что ее волосы коснулись моего лица.